Стоп.
В окне что-то шевельнулось?
Нет. Показалось. От голода помутилось в голове.
Однако… права на ошибку у него не было.
Майкл остановился и прислушался. Ничего необычного. В кронах деревьев цокали белки, а в небе виднелся тонкий клин диких гусей, которые летели вслед за солнцем. Перед ними молча возвышался дом — одинокий страж, готовый приютить изголодавшихся путников. Виднелась задняя дверь — закрытая, возможно, запертая. В почтовом ящике или под ковриком может оказаться ключ, а если нет — они разобьют окно.
Двор выглядел неухоженным. Трава, за которой, по-видимому, уже давно никто не следил, буйно разрослась.
Все чисто.
Так почему же он его обдало холодом?
— У меня плохое предчувствие, — сказал Майкл.
— Ты всегда так говоришь. — Билли хмыкнул и сплюнул.
— Сейчас особый случай.
— Тут ничего нет. Ты сам сказал. Мы несколько часов следили за домом. Чувак, я проголодался. В этом доме лежит еда. Я чувствую запах. Может, там есть консервированная ветчина. Я бы не отказался. Может, там остался какой-нибудь соус, который еще не успел испортиться, и чипсы к нему.
Билл, погрузившись в гастрономические фантазии и продолжая разговаривать сам с собой, обогнал Майкла и направился к дому.
— Эй! — Майкл пробежал несколько шагов, чтобы снова идти первым. Он провел группу к задней двери, не сводя глаз с окна на верхнем этаже. Там не было никакого движения.
Когда во всем теле играет адреналин, неудивительно, что любая мелочь кажется опасной.
Майкл и Билли взошли по ступенькам на веранду, остальные ждали внизу. Мать держала ребенка на руках, запустив пальцы в белобрысые кудри. Она еле стояла — даже на расстоянии Майкл заметил, что у нее подгибаются колени. Эванс встал рядом, готовый прийти на помощь, если она оступится.
Веранда была пуста, если не считать нескольких складных стульев, прислоненных к стене. В углу неподвижно висела связка медных колокольчиков. На полу валялись обгоревшие сухие листья. Чуть поодаль стояли старая газонокосилка и чуть заржавевший мангал. Не было видно никаких следов разгрома. Колокольчики заросли паутиной. В пыли не отпечаталось ничьих следов.
Дверь была закрыта, и когда Майкл дернул за ручку, не сдвинулась ни на сантиметр. Заперто. Хороший знак. Есть шанс, что выжившие забаррикадировались внутри и ждут помощи. Если у них есть оружие — еще лучше. Если они обнаружат горстку здоровых людей, значит, загонщики еще не забрались так далеко на север и можно ненадолго ослабить бдительность. Было бы здорово просто поспать. Закрыть глаза и поспать.
В почтовом ящике не оказалось ключа. Майкл провел пальцами вдоль верхнего косяка. Потом наклонился, сошел с коврика и перевернул его. Ничего — только грязь и пара камешков.
Билли присоединился к поискам — он переворачивал цветочные горшки, стоявшие на подоконнике. На деревянный пол сыпалась земля.
— Нет ключа, — констатировал Майкл.
— Давай разобьем окно, — сказал Билли. — Кто не рискует, тот не выигрывает.
— И не проигрывает.
— Я попробую не шуметь.
Билли снял куртку и намотал на руку. Прислонился к двери и одним ударом выбил стекло. Осколки посыпались на пол, и все затаили дыхание.
Они ждали.
Ветер всколыхнул засохшие ветви ели, и в углу зазвенели колокольчики. У Майкла внутри снова все похолодело; волосы на затылке встали дыбом.
Билли вытащил из рамы осколки и проделал достаточно большую дыру, чтобы вставить туда руку и повернуть замок изнутри. Металл заскреб по дереву, и дверь сдвинулась на несколько сантиметров.
— Вперед, — произнес Билли. — Скоро у нас будет королевский ужин.
— Только быстро, — сказал Майкл. — Туда и обратно. Мы тут у всех на виду.
— Да у тебя паранойя. Остынь, дружище. Тут нет никаких загонщиков. Нам ничего не грозит.
Им всегда что-то грозило.
Майкл это прекрасно знал. Но сейчас было не время для нотаций — сейчас, когда все помыслы Билли были направлены на то, чтобы наполнить собственный желудок.
За дверью была небольшая прихожая. С деревянных крючков свешивались куртки, а шкафчики были забиты обувью. Одна из курток была ярко-розовой, с оторочкой из искусственного меха. Рядом с крючка свисали варежки на резинке. На полу стоял незастегнутый школьный ранец; из него торчали листы, исписанные детской рукой.