— Иосиф, — сказала она, — ты сегодня рано. Василий будет рад. Он опять рисовал тебе картинки, а Яков в своей комнате, читает.
Сергей улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка выглядела естественно. Ему казалось, что лицо не его, а чужое, все еще слушалось с трудом.
— Хорошо, — сказал он, входя в дом. — Пойду к ним.
В гостиной Василий, трехлетний малыш с яркими глазами и растрепанными волосами, сидел за столом, размахивая карандашом над листком бумаги. Увидев Сергея, он спрыгнул со стула и бросился к нему, протягивая рисунок — неровные линии, изображающие дом, солнце и что-то, похожее на поезд.
— Папа, это тебе! — сказал он звонким голосом, подпрыгивая от возбуждения.
Сергей взял листок, чувствуя, как внутри что-то сжимается. Он никогда не был отцом, но этот ребенок смотрел на него с такой искренней радостью, что он не мог остаться равнодушным.
— Молодец, Василий, — сказал он, присаживаясь на деревянный стул с выцветшей обивкой. — Это поезд? Расскажи, какой он.
Малыш оживился, начав рассказывать про «большой поезд, который везет людей далеко». Сергей слушал, кивая, и заметил, как Надежда наблюдает за ним с веранды, где она разбирала письма. Она явно удивилась его вниманию к сыну — Сталин, которого она знала, редко находил время для таких разговоров. Сергей понимал, что должен быть осторожен: Надежда была не только женой, но и человеком, который мог почувствовать перемену в нем.
Закончив общаться с Василием, Сергей поднялся на второй этаж, где в одной из спален сидел Яков.
— Яков, — сказал Сергей.
Яков, читавший книгу, поднял глаза, его взгляд был настороженным.
— Здравствуй, отец, — сказал он тихо, почти шепотом, закрывая книгу.
— Как дела? — спросил он, стараясь, чтобы вопрос звучал естественно. — Не передумал учиться в Москве?
Яков пожал плечами, но его глаза слегка оживились.
— Нет, — сказал он, его голос был ровным, но с ноткой тоски. — В Тифлисе совсем скучно. Хочу перевестись в московскую школу.
— Хорошо, — сказал он. — Как я обещал, мы найдем тебе школу с нужным уклоном. И поговорим еще. Я рад, что ты здесь, с нами.
Яков кивнул, его губы дрогнули в слабой улыбке. Он вернулся к книге, а Сергей почувствовал, что сделал маленький шаг вперед. Вернувшись в гостиную, Сергей нашел Надежду, которая разбирала письма за столом. Она подняла взгляд и улыбнулась.
— Иосиф, — сказала она, — Василий просил передать, что хочет поехать на вокзал. Он опять все утро говорил про поезда.
— Я обещал ему, — сказал Сергей. — На следующей неделе съездим, посмотрим на паровозы.
Она улыбнулась и вернулась к письмам, а Сергей решил остаться на даче до утра. Он прошел в кабинет, где на полках стояли книги по марксизму, истории и экономике. Взяв одну из них, он устроился в кресле у камина, но мысли его были далеки от чтения. Он думал о Зубалово, о том, как этот дом стал для него островком спокойствия в вихре партийных интриг. Но даже здесь он не мог полностью расслабиться — его ум, привыкший к юридическим баталиям, уже анализировал следующий день.
На следующее утро он вернулся к бумагам, которые привез с собой. Доклад Бухарина о кооперативах лежал сверху. Идеи были хороши, но Сергей знал, что без индустриализации они не дадут стране рывка. Он начал писать заметки: направить ресурсы на восстановление заводов, привлечь инженеров, начать обучение рабочих. Его знания о будущем подсказывали: стране нужна сталь, машины, дороги. Но как убедить партию, не раскрывая себя?
Перед сном он прошел по даче, проверяя, все ли в порядке. В гостиной горел камин, отбрасывая тени на стены. Василий спал в своей комнате, сжимая деревянную лошадку. Яков читал в своей спальне, не поднимая глаз от книги. Надежда сидела за столом, разбирая бумаги. Сергей почувствовал тепло, но тут же вспомнил Барона, своего кота, оставшегося в 2025 году. Сергей покачал головой, прогоняя мысли. Сейчас он был здесь, в 1924 году, и должен был справиться с текущими задачами.
Глава 5
Сергей сидел в своем кремлевском кабинете, погруженный в полумрак, который создавала одинокая настольная лампа с зеленым абажуром. Ее тусклый свет отбрасывал длинные, зыбкие тени на стены, обшитые темными деревянными панелями, отполированными до блеска, но хранившими следы времени — мелкие царапины и потемневшие пятна. За окном Москва растворялась в вечерних сумерках: Красная площадь опустела, лишь редкие фигуры в серых шинелях мелькали под фонарями, их шаги гулко отдавались в тишине. Сергей чувствовал, как усталость накатывает волнами, но его ум, закаленный ночными бдениями перед судебными заседаниями в своем времени, отказывался поддаваться. Он должен был разобраться в прошлом Сталина, чтобы выжить в настоящем — и не только выжить, но и изменить ход истории, о которой знал с одной стороны слишком много, а с другой, оказавшись здесь, сомневался, сможет ли он глобально повлиять на нее.