Его ум, привыкший к юридическим баталиям, работал с холодной четкостью. Он знал из исторических книг, что должность генсека, которую многие считали бюрократической, станет ключом к абсолютной власти Сталина. Отдавать этот рычаг он не собирался. Его план был прост, но требовал точности: продвинуть лояльных людей на второстепенные, но стратегические посты в регионах, создавая сеть поддержки, не провоцируя при этом открытого конфликта. Зиновьев опирался на ленинградскую организацию, Каменев контролировал часть московских делегатов, а Троцкий, пока молчавший, был игроком, готовой нанести удар в любой момент. Сергей должен был действовать быстро, но осторожно.
Он вызвал Вячеслава Молотова. Молотов был идеальным союзником: дисциплинированный, внимательный к деталям, он не искал славы, но умел выполнять задачи с хирургической точностью. Сергей указал на стул, стоявший у стола, и начал без предисловий.
— Вячеслав Михайлович, — сказал он. — Зиновьев и Каменев готовят удар на ЦК. Они хотят забрать контроль над кадрами. Если мы это допустим, нас вытеснят. Нужно перехватить инициативу.
Молотов кивнул, его пальцы слегка постукивали по блокноту, который он держал на коленях.
— Я знаю, Коба, — ответил он тихо, но уверенно. Сергей вспомнил, что Коба это прозвище Сталина с молодости, и так его называли только очень близкие соратники.
— Зиновьев встречался с делегатами из Ленинграда, Ростова и Нижнего Новгорода. Они подготовили список из двенадцати человек для назначений. Семь — его, три — Каменева, двое — нейтральные. Он рассчитывает, что мы согласимся, чтобы избежать открытого конфликта.
Сергей усмехнулся, скрывая внутреннее напряжение. Зиновьев был мастером манипуляций, умевшим прятать свои амбиции за ленинской риторикой. Каменев, менее напористый, но расчетливый, усиливал его позицию. Сергей знал, что прямое противостояние сейчас было бы ошибкой — Троцкий мог использовать раскол, чтобы нанести решающий удар. Его знания из будущего подсказывали, что такие конфликты решались не громкими речами, а тихими договоренностями в кулуарах.
— Мы не будем спорить, — сказал он, наклоняясь к Молотову. — Пусть Зиновьев думает, что побеждает. Мы согласимся на двух его кандидатов — самых слабых, на малозначительные посты в Ленинграде. Но ключевые должности в Поволжье, на Урале, на Кавказе — наши. Я подготовил список: Каганович для Украины, Ежов для Поволжья, Шверник для Урала, Андреев для Сибири. Они лояльны, но не бросаются в глаза. Сможете убедить делегатов?
Молотов кивнул, быстро записывая имена. Его рука двигалась с механической точностью, словно он уже мысленно выстраивал план.
— Сделаем, — сказал он. — Я поговорю с делегатами из Киева, Самары и Тифлиса. Они поддержат, если пообещать финансирование для них. Но Зиновьев уже распространяет слухи, что вы «слишком много берете на себя». Он говорил об этом на закрытой встрече в Ленинграде. Каменев пока молчит, но, думаю, он готовит что-то свое.
Сергей почувствовал, как внутри закипает раздражение, но подавил его. Зиновьев играл на публику, используя образ «верного ленинца», чтобы выставить его выскочкой. Но Сергей знал, что партия ценит стабильность, а не громкие обвинения. Он должен был переиграть Зиновьева на его же поле.
— Пусть болтает, — ответил он, его голос стал жестче. — Главное — голоса делегатов. Убедите их, что наши люди укрепят партию, а не разделят ее на части. И следите за Каменевым. Его молчание и нарочитая нейтральность — это только маска. Если он начнет действовать, я хочу узнать это первым.
Молотов кивнул, закрыл блокнот и вышел. Сергей остался один, глядя на портрет Ленина над столом. Его строгие глаза, казалось, следили за каждым движением. Он достал из кармана серебряный медальон с фотографией Екатерины Сванидзе. Ее взгляд, строгий и печальный, напоминал ему о человеческой стороне Сталина — стороне, которую он должен был понять, чтобы не стать тем, кем боялся стать. Он спрятал медальон и вернулся к бумагам, перечитывая список делегатов.
Заседание ЦК началось в десять утра в Большом Кремлевском дворце. Зал с высокими потолками, украшенными лепниной, и массивными хрустальными люстрами, слегка позвякивающими от сквозняка, был заполнен делегатами — около ста человек, в основном мужчины в строгих костюмах, гимнастерках или военных шинелях. Сергей занял место в президиуме, между Молотовым и Григорием Орджоникидзе. Зиновьев сидел напротив. Каменев, как всегда, держался чуть в стороне, перебирая бумаги с деланным равнодушием.