Молотов вышел, оставив Сергея одного. Сергей знал, что должен поговорить с Яковом, но письма не имели толка. Он решил позвонить — рискованный шаг, учитывая, что телефонные линии могли прослушиваться людьми Зиновьева. Он подошел к аппарату, стоявшему на углу стола, и набрал номер квартиры в Ленинграде, который Зоя указала в письме. После долгих гудков трубку снял Яков.
— Да? — сказал Яков, и в его тоне чувствовалась настороженность.
— Яков, это я, — сказал Сергей, стараясь говорить мягко. — Как ты? Как Зоя? Я получил твое письмо… почему ты вернул деньги?
На другом конце линии повисла тишина, тяжелая, как свинец. Затем Яков ответил, его голос дрожал от гнева.
— Отец, зачем звонишь? — сказал он. — Думаешь, твои деньги все исправят? Мы с Зоей сами справляемся. Я работаю, она работает. Нам не нужны твои деньги, твой контроль!
Сергей сжал трубку, его пальцы побелели. Он чувствовал боль в каждом слове сына, но старался держать себя в руках.
— Яков, я твой отец, — сказал он, его голос стал тише, но тверже. — Я хочу, чтобы ты жил лучше. Ты в Ленинграде, работаешь за гроши, живешь в нищете. Я слышал, ты был у дома Смирнова. Что ты делаешь, сын? Зиновьев… он опасен. Он может использовать тебя против меня.
Яков рассмеялся.
— Зиновьев? — сказал он, его голос стал громче. — Ты видишь врагов везде, отец! Я был там, потому что Зоя учила детей в школе рядом. Я не с Зиновьевым, не с твоими врагами! Но я не хочу быть твоей пешкой! Ты вождь партии, но ты не можешь контролировать меня!
Сергей почувствовал, как сердце сжалось, но он не отступил.
— Яков, — сказал он, его голос стал почти умоляющим. — Я не хочу тебя контролировать. Я хочу, чтобы ты был в безопасности. Зиновьев знает, кто ты. Если ты был у Смирнова, это не случайность. Скажи мне, с кем ты говорил? Я могу помочь.
— Помочь? — Яков почти кричал, его голос дрожал от ярости. — Ты посылаешь шпионов следить за мной! Зоя видела твоих людей у нашего дома! Ты человек, который хочет командовать всеми! Оставь нас в покое! Я не вернусь в Москву и не буду принимать твои подачки!
Линия оборвалась, Яков бросил трубку. Сергей стоял, глядя на телефон, его сердце колотилось от боли и гнева. Он знал, что Яков прав — он послал людей следить за ним, но только чтобы защитить. Слухи, что Зиновьев пытается использовать Якова, были слишком серьезными. Он вспомнил записку Зои: «Яков гордый, он не примет ваши деньги. Не давите на него, Иосиф». Но как не давить, если сын в шаге от лап оппозиции?
Сергей вернулся к столу, его взгляд упал на списки назначенцев. Он записал в блокнот: «Шверник, Ежов, Андреев — профсоюзы, не снижать давление. Каганович — подавление троцкистов на Украине, Орджоникидзе — Тифлис. Ленинград — проверить связи Зиновьева среди партийного аппарата. Яков — следить, но осторожно». Он знал, что должен укрепить регионы, чтобы задавить оппозицию, но Яков был его слабостью, его болью. Он достал медальон, чувствуя холод металла. Екатерина, казалось, смотрела на него с укором: «Ты вождь,Сосо, но ты теряешь нашего сына».
Вечером приехал Орджоникидзе. Он положил на стол тонкую папку.
— Иосиф Виссарионович, — начал он, — новости из Ленинграда. Зиновьев и Троцкий встречались снова, на этот раз с Залуцким и Бакаевым. Они всем говорят о «ленинском наследии», обвиняют тебя в диктатуре, подначивают рабочих. И… Яков был замечен у школы, где работает Зоя. Он говорил с человеком Зиновьева, неким Ивановым, агитатором. Неясно, о чем, но это не случайность.
Сергей почувствовал, как гнев закипает, но он заставил себя говорить спокойно.
— Подробности, Григорий, — сказал он. — Кто этот Иванов? Что Яков делал? И что Зиновьев задумал?
Орджоникидзе покачал головой.
— Иванов — из окружения Смирнова, работает на Зиновьева, агитирует рабочих, — сказал он. — Яков говорил с ним на улице, недолго. Может, случайность, но Зиновьев знает, что Яков твой сын. Он может использовать его, чтобы ударить по тебе. А профсоюзы… Каменев подогревает рабочих в Москве. Они требуют повышения зарплат, угрожают крупными забастовками в скором времени. Если мы не перехватим их, будет плохо.
Сергей кивнул, его мысли работали с лихорадочной скоростью. Он знал из истории, что Зиновьев и Троцкий готовят «объединенную оппозицию», но Яков добавлял личную боль к политической угрозе.
— Усильте давление на профсоюзы, — сказал он, его голос стал жестким, как сталь. — Каменев не должен их перетянуть. И Яков… следите за ним, но аккуратно, он заметит, если что-то не так. Орджоникидзе кивнул, его глаза загорелись решимостью.