— Сделаем, — сказал он. — Но будь осторожен, Коба. Зиновьев не остановится сам, а Яков… я знаю, он твой сын, но он упрям. Если он с ними, это будет сильно подрывать наши позиции в глазах людей.
Орджоникидзе вышел, оставив Сергея одного. Он вернулся к окну, глядя на московские крыши, где таял последний снег. Весна, после затяжной зимы, была как обновление мира, но для Сергея она несла только новые битвы.
Глава 14
Москва, октябрь 1926 года
Осень 1926 года окутала Москву золотом листвы и холодным ветром, который гнал по улицам сухие листья, словно предвестники грядущих бурь. В кремлевском кабинете Сергея, заваленном докладами, списками и картами, чувствовалось напряжение. Он сидел за столом, его пальцы постукивали по краю медальона Екатерины Сванидзе, спрятанного в кармане гимнастерки. После триумфа на XIV съезде ВКП(б) в декабре 1925 года, где его провозгласили «главным вождем партии», Сергей укрепил власть, рассылая лояльных людей в регионы. Но «объединенная оппозиция» — Зиновьев, Каменев и Троцкий — подняла голову, как кобра, готовая ужалить. Их выступления на пленумах, в подпольной прессе и на собраниях рабочих, обвиняющие Сергея в «бюрократизации» и «предательстве ленинского курса», угрожали расколоть партию.
Дома, Надежда замечала его усталость, умоляя уделять время семье — Василию и маленькой Светлане, — но Сергей чувствовал, как связь с ней истончается, словно нить, готовая порваться. Яков, живущий в бедности в Ленинграде, был для него как незаживающая рана, особенно после их последнего телефонного разговора. Слухи, что Зиновьев пытается использовать Якова, жгли сильнее любых партийных баталий.
Утро началось с доклада Орджоникидзе.
— Иосиф Виссарионович, — начал он. Зиновьев и Троцкий выступили на пленуме ЦК 23 октября. Они обвиняют тебя в узурпации власти, требуют «свободы фракций». Каменев поддержал их, но осторожно, говорит о «коллективном руководстве». Их люди агитируют в Ленинграде, Москве, даже на Урале. Рабочие их слушают, особенно в профсоюзах. Если мы не задавим их сейчас, партия расколется.
Сергей кивнул. Он знал из истории, что «объединенная оппозиция» достигла пика осенью 1926 года, но их поражение на XV съезде в декабре 1927 года было неизбежным. Однако это было в истории, а сейчас, в октябре 1926, угроза раскола была реальной.
— Что с профсоюзами? — спросил он. — Каменев все еще держит их?
Орджоникидзе нахмурился.
— Шверник и Ежов общаются с рабочими, — сказал он. — Но Каменев пока силен. Его люди подогревают недовольство, говорят, что НЭП кормит кулаков, а не рабочих. В Ленинграде Зиновьев и Троцкий так же активны. Мои люди видели, как их агитатор, Иванов, снова встречался с Яковом у школы, где работает Зоя. Встречи повторяются, это уже не случайность.
Сергей почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Яков снова. После их последнего разговора, когда сын бросил трубку, обвиняя его в контроле, Сергей не находил покоя.
— Профсоюзы… удвойте усилия. Каменева надо прижать. Пошлите Андреева в подмогу, пусть работает с заводами. Обещайте рабочим все, что хотят, но держите их с нами, по крайней мере до съезда.
Орджоникидзе кивнул, его глаза загорелись, словно он уже видел победу.
— Сделаем, Иосиф Виссарионович, — сказал он. — Я сам поеду, проверю профсоюзы. А Яков… будь осторожен. Зиновьев знает, как бить по слабым местам.
Вечером, Сергей встретился с Вячеславом Молотовым и Климентом Ворошиловым. Тяжелые шторы скрывали окна от посторонних глаз, а деревянные стены поглощали звуки, создавая ощущение тайны. Молотов начал первым, раскладывая на столе документы, испещренные заметками.
— Иосиф Виссарионович, — сказал он, оппозиция перешла границы. Зиновьев и Троцкий опубликовали «Заявление 13-ти» в подпольной типографии. Они требуют свободы фракций, обвиняют тебя в диктатуре, в отходе от ленинского курса. Каменев поддержал их на пленуме, хотя и осторожно, говорит о «коллективном руководстве». Их люди агитируют рабочих в крупных городах, особенно в Ленинграде. Мы должны исключить их из Политбюро, пока они не подорвали партию.
Ворошилов, ударил кулаком по столу, отчего лампа дрогнула.
— Они предатели! — прогремел он. — Зиновьев и Троцкий сеют раскол ради собственной выгоды, а Каменев их прикрывает! Им плевать на партию! Армия с нами, регионы с нами, Коба! Назови день, и я приведу людей, чтобы раздавить их! Мы не можем ждать, пока они соберут силы!
Сергей поднял руку, его взгляд был холодным, но внутри он чувствовал бурю. Он знал, что исключение оппозиционеров — это шаг к безраздельной власти, но также шаг к диктатуре, где он мог потерять себя как личность.