В кремлевском зале Политбюро царило напряжение. Сергей сидел во главе, его пальцы сжимали медальон, глаза следили за Николаем Бухариным, чья фигура казалась лишь тенью самого себя, в нем уже не было прежней уверенности. Сегодня решалась его судьба: исключение из Политбюро должно было стать финальным ударом по правой оппозиции. Но Сергей знал, что победа над Бухариным — это не конец, а начало новых испытаний.
Лазарь Каганович встал первым.
— Товарищи, — сказал он, — правая оппозиция подрывает партию. Бухарин, Рыков, Томский сеют сомнения, их речи, ослабляют коллективизацию. Крестьяне, подначиваемые бухаринскими идеями, теряют доверие к партии. Предлагаю исключить Бухарина из Политбюро — его идеи угрожают плану и существованию страны.
Зал зашептался. Бухарин встал, его лицо было бледным.
— Товарищи, — сказал он, его голос был беспокойным. — Я не враг партии, я пламенный коммунист. Мы можем достичь плана без насилия, без рабства колхозов. Исключите меня, но правда останется за мной: мы идем к голоду.
Рыков подхватил.
— Николай прав, — сказал он. —Исключение Бухарина не решит проблем, а усилит их. Партия теряет доверие народа.
Томский добавил.
— Иосиф Виссарионович, — сказал он, — люди кричат: где хлеб? Рабочие боятся, что колхозы оставят их без еды. Мы должны замедлить коллективизацию, дать крестьянам свободу. Исключение Бухарина — это ошибка, партия расколется.
Сергей встал.
— Товарищи, — сказал он — всем тяжело, но мы не можем отступить. Мы отстаем от Запада на полвека, и мы должны преодолеть это отставание за пять лет. Много времени нам с вами капиталисты не дадут. Николай, — он посмотрел на Бухарина, именно твои речи раскалывают партию, а не наши действия. Ты говоришь о народе, но забываешь о врагах, которые хотят, чтобы мы остались слабыми. План — это наше будущее, мы должны находить ресурсы и не отступать не перед чем, и мы не отступим.
Бухарину стало не по себе, но он не отвел взгляда.
— Иосиф, — сказал он, — я не враг тебе и партии. Я хочу спасти страну от голода, от крови. Исключите меня, но помните: история судит не по выполненным любой ценой планам, а по сохраненным жизням.
Зал замер. Началось голосование: Каганович, Молотов, Ворошилов, Калинин проголосовали за исключение. Рыков и Томский, на удивление, воздержались, но их лица были хмурыми. Они понимали, что их голоса уже не спасут Бухарина и чувствовали, что они следующие. Когда Калинин объявил: «Бухарин исключен из Политбюро», зал погрузился в тишину.
Вечером Сергей вызвал Молотова, чтобы обсудить следующий шаг.
— Вячеслав, — сказал Сергей, — Бухарин исключен, но Рыков и Томский пока еще сильны. Их люди есть в Москве, Ленинграде, Харькове. Мы не можем сразу менять половину Политбюро. Мы должны изолировать их, но чуть позже и без крови.
Молотов кивнул.
— Иосиф, — сказал он, — исключение Бухарина — это уже сигнал для наших противников, но Рыков и Томский не сдадутся. Их речи находят отклик в ЦК, в профсоюзах. Мы можем убрать их постепенно, сократить число их выступлений, статей, люди постепенно начнут их забывать. Начнем вводить в аппарат молодых коммунистов, преданных нашему дело и обязанных нам выдвижением. Сторонников Рыкова и Томского можно начать заменять уже сейчас.