Сергей узнал от дипломатов, что Франция была напугана победой нацистов, но согласится ли она на более тесные контакты с СССР, ведь в глазах французов мы были тоже не друзья. Париж хотел гарантий, что СССР не заключит сепаратный договор с Берлином, но, с другой стороны, Сергей не доверял французам — их буржуазные политики могли предать ради сделки с Гитлером.
Время сжималось: каждый день без альянса приближал войну, к которой страна не была готова. Наладить контакты с французами было поручено Молотову. Он был не зашоренный идеологическими догмами и был довольно прагматичным.
Сергей читал его доклад, весь испещрённый пометками: французский министр иностранных дел Жозеф Поль-Бонкур требовал декларации о взаимопомощи, обмена данными о вооружениях и допуска наблюдателей на советские военные объекты, а также предлагал совместные военные маневры. Взамен Франция предлагала кредиты на 200 миллионов франков, лицензии на производство пулемётов и станки для заводов. Но цена была высока: Париж хотел гарантий, что СССР не повернётся к Гитлеру, и намекал на доступ к секретной информации. Сергей нахмурился, его пальцы сжали край отчёта, оставляя едва заметные вмятины.
— Вячеслав, — сказал он, — Французы хотят слишком многого. Они требуют наши секретные данные, наших солдат, наши полигоны, как будто мы их вассалы. Гитлер вовсю планирует перевооружать армию, а Париж все играет в осторожность. Что ты думаешь и что предлагаешь?
Молотов отложил перо.
— Иосиф Виссарионович, — начал он, — Поль-Бонкур блефует, но он боится. Французы знают, что без нас они не удержат Гитлера — их армия сильна, но их генералы трусливы, а их банкиры жадны. Я встречался с их послом, Андре Франсуа-Понсе, вчера вечером. Он прямо сказал: подпишите декларацию о совместной обороне, и они дадут 200 миллионов франков, станки. Но они хотят наши чертежи новых танков, данные о численности дивизий, допуск к учениям под Киевом. Я подготовил проект декларации, в которой есть общие слова о сотрудничестве, обещание координации против Германии, но без конкретики. Мы можем предложить совместные учения, но только на их территории, во Франции, чтобы не раскрывать наши слабости. Если они откажутся, я начну переговоры с британцами — их посол, лорд Чилстон, уже просил о встрече. Французы не могут себе позволить остаться без союзников: их экономика трещит, их народ боится войны. Мы можем выжать больше, если будем играть на их страхе.
Сергей кивнул, его пальцы постукивали по столу, выдавая напряжение. Французские кредиты могли дать передышку, но их требования были опасны. Допустить наблюдателей на полигоны значило показать слабости СССР: устаревшие самолёты, недоукомплектованные дивизии, нехватка снарядов. Он вспомнил старую поговорку: «Доверяй, но проверяй». Французы должны были поверить в силу СССР, но не увидеть его уязвимость.
— Хорошо, Вячеслав, — сказал он. — Декларация — это наш первый ход на пути к союзу, но без чертежей и наблюдателей. Организуй встречу с Франсуа-Понсе в Кремле. Намекни на кредиты, но держи их в неведении о наших силах. И подготовь письмо Чилстону — пусть британцы знают, что мы не привязаны к Парижу. Если французы заупрямятся, сыграем на их конкуренции. Что слышно из Берлина?
Молотов слегка улыбнулся, его пальцы снова взялись за перо, записывая указания.
— Из Берлина тревожные вести, — сказал он. — Наши люди в посольстве сообщают: Гитлер встречался с Круппом и Тиссеном, требовал ускорить производство танков и артиллерии. Их пропаганда говорит о «восточных землях», а их военные уже закупают подробные карты нашей страны. Франция — это наш шанс выиграть время, но мы не можем раскрывать им все карты, я полностью с тобой согласен. Я подготовлю встречу с Франсуа-Понсе через неделю. Декларация будет готова завтра — я пришлю её тебе, чтобы ты почитал. И я начну зондировать британцев, но осторожно, чтобы не спугнуть французов.
Сергей встал, его взгляд скользнул по карте Европы, где, стрелочками, Германия, словно тёмная туча, надвигалась на восток. Он знал, что дипломатия — это игра на выживание, где каждый ход требовал точности. Франция была нужна ему, но не такой ценой. Он не должен был показать слабости. Он кивнул Молотову, давая понять, что разговор окончен, его мысли были заняты следующей встречей.