К полудню полил дождь, стуча по окнам, но в кабинете Сергея было тихо, только шорох бумаг нарушал тишину. Молотов вернулся, чтобы обсудить детали переговоров и возможные альтернативы Франции.
Молотов держал новую стопку телеграмм. На стол он положил проект декларации: три страницы текста, полные обтекаемых фраз о «взаимной обороне» и «координации против агрессора». Сергей взял документ, его глаза пробежали по строчкам, выискивая ловушки. Декларация обещала сотрудничество, но не раскрывала военных планов, не упоминала полигоны и чертежи. Это был ход, который мог успокоить французов, но оставить СССР свободу манёвра.
— Вячеслав, — сказал он. — Декларация хороша, и французы сделают вид, на время, что они удовлетворены. Но позже они будут давить. Они не зря предъявили такие условия изначально. Они хотят наших секретов, а мы не можем показать слабость. Что у тебя есть на них? Чем мы можем их прижать?
Молотов откинулся на стуле, его пальцы сложились в замок, а голос стал чуть живее.
— Иосиф Виссарионович, — сказал он, — французы уязвимы. Их экономика не так прочна, и их пресса об этом пишет довольно подробно: биржа в Париже упала на 12% после прихода Гитлера, а их банки теряют золото.
Я говорил с нашим человеком в Париже, он узнал про детали разговора Поль-Бонкура с премьером Даладье: они боятся, что без нашего альянса Германия раздавит их за год. Их армия мирного времени далеко не маленькая, у них 600 тысяч солдат, но их генералы спорят, как дети, о том, где строить укрепления. Мы можем использовать это: предложить им декларацию, но намекнуть, что без кредитов мы обратимся к британцам или даже американцам. Франсуа-Понсе уже нервничает — он знает, что лондонский кабинет зондирует нас через Чилстона. Я подготовил письмо для британского посла: общие слова о сотрудничестве, намёк на военные поставки. Если показать его французам, они засуетятся. И ещё: я получил данные из Варшавы. Польша тоже боится Гитлера, но не доверяет нам. Мы можем сыграть на этом — намекнуть Парижу, что Польша готова к диалогу с нами, если Франция откажется.
Сергей кивнул, его пальцы пробежали по краю декларации. Молотов был мастером тонкой игры: он знал, как посеять сомнения, как заставить противника сомневаться в своих силах. Французы боялись Гитлера, но их страх можно было обратить против них же.
— Хорошо, — сказал он. — Покажи французам, что у нас есть варианты. Упомяни Чилстона, но не прямо — пусть Франсуа-Понсе сам додумает. И добавь в декларацию пункт о совместных учениях, но только во Франции, как я уже говорил. Если они согласятся, то хорошо, мы получим кредиты и покажем нашу силу. Если откажутся, начинай зондировать почву с британцами. И… что с Польшей? Если они так боятся Гитлера, почему молчат?
Молотов взял новую телеграмму, его глаза пробежали по строчкам, прежде чем он заговорил.
— Польша играет в свою игру, — сказал он. — Их министр Бек встречался с немцами в Берлине, но вернулся оттуда ни с чем. Они боятся Гитлера, но не хотят с нами ссориться. Я отправил нашего человека в Варшаву, он встретится с их дипломатом на следующей неделе. Если Польша согласится, мы можем использовать это против французов. Я добавлю в декларацию пункт об учениях, но сделаю его расплывчатым — пусть Париж думает, что мы уступаем, но не получит ничего конкретного. И я подготовлю письмо Чилстону сегодня вечером. Франсуа-Понсе будет в Кремле через шесть дней — я уже согласовал с его секретарём.
Сергей кивнул, его взгляд вернулся к карте. Германия была главной угрозой, но Франция, Польша и Британия были пешками, которые он мог двигать. Надо было только заставить их поверить в ту угрозу, которую несет Гитлер их странам. Но как это сделать сейчас, когда Гитлер еще не начал свои завоевательные походы?!
Молотов, с его холодным расчётом, был идеальным исполнителем. Сергей знал, что он должен держать всех в напряжении, не давая ни одной стороне преимущества.
— Двигайся дальше, Вячеслав, — сказал он. — Франция — это только наш первый шаг в сотрудничестве с капиталистами, но не последний. Подготовь план для США, на случай, если Европа нас предаст. И следи за Берлином. Гитлер не должен знать, что мы делаем.
Молотов кивнул, его перо снова заскользило по бумаге, фиксируя указания.
На следующий день состоялась следующая встреча. Молотов стоял у карты, его пальцы водили по линиям, соединяющим Париж, Лондон, Варшаву и Берлин. На столе лежал новый проект декларации, дополненный пунктом о совместных учениях во Франции, и письмо для британского посла Чилстона, написанное в сдержанных, но намекающих тонах. Сергей взял декларацию, его глаза пробежали по тексту: слова о «взаимной обороне» и «координации» были достаточно обтекаемыми, чтобы успокоить французов, но не связать СССР обязательствами.