Франсуа-Понсе побледнел, его пальцы сжали ручку, но он быстро овладел собой. Дюпон шепнул что-то на ухо, но посол отмахнулся, его лицо напряглось. Он знал, что Париж не готов к военному союзу. Упоминание шифровок и Чехословакии заставило его замяться — Сергей понял, что задел больное место.
— Господин Сталин, — сказал Франсуа-Понсе, его голос стал тише, почти примирительным, но с ноткой тревоги. — Париж не готов к полному военному союзу в текущих условиях. Польско-германский пакт изменил расклад, а давление Лондона заставляет нас быть осторожными. Учения в Па-де-Кале — это наш максимум на сегодня. Мы добавим 140 миллионов франков, лицензии на 75-мм орудия, 300 станков и обсудим поставку авиадвигателей. Что касается господина Лаваля… его встречи с немецким послом — это дипломатическая разведка, чтобы понять намерения Берлина и выиграть время для укрепления Франции. Мы не предаём наш пакт с Москвой. Чехословакия упомянута лишь как пример: мы хотим стабильности в Европе, чтобы избежать конфликта, который может спровоцировать Германия. Мы также готовы организовать торговую миссию в Москву, чтобы обсудить поставки нужных технологий для ваших заводов, если вы согласитесь на совместные предприятия с фирмами Рено и Шнейдер.
Молотов поднял взгляд, его глаза сузились, как у хищника, почуявшего страх жертвы.
— Господин Франсуа-Понсе, — сказал он, — вы боитесь Гитлера, но держите нас на расстоянии. Ваша линия Мажино — это иллюзия, которая не спасёт от Германии. Мы согласны на учения, но только без ваших наблюдателей. Дайте нам 150 миллионов франков, лицензии на танки Рено, авиадвигатели и 500 станков. Никаких совместных предприятий — ваши фирмы хотят контроля, а не сотрудничества. И объясните действия Лаваль: его встречи с немцами разрушают наше доверие. Если Париж играет на два фронта, мы найдём других партнёров. Лондон уже сделал предложение, и его предложения выглядят надёжнее ваших.
Сергей кивнул, одобряя слова Молотова. Упоминание Лондона было рассчитанным ходом: шифровка Чилстона показывала, что британцы боятся сближения Москвы и Парижа, и этот страх можно было использовать, чтобы надавить на Францию. Франсуа-Понсе замялся, его пальцы перебирали бумаги, а Дюпон передал ему черновик соглашения, но посол медлил. Он знал, что Лаваль не одобрит уступок, а упоминание перехваченных шифровок намекало на осведомлённость Москвы. Чехословакия, упомянутая вскользь, тревожила: Сергей подозревал, что Лаваль зондирует раздел Европы с Германией, что могло бы объяснить его осторожность.
— Мы обсудим ваши условия в Париже, — сказал Франсуа-Понсе, его голос был напряжённым, но сдержанным. — Я передам ваши замечания господину Лавалю. Франция ценит сотрудничество с Москвой и не хочет недопонимания. Мы готовы отправить торговую делегацию в марте, чтобы обсудить дальнейшие поставки.
Сергей молчал, его взгляд буравил посла, словно пытаясь прочесть его мысли. Франция была слабым союзником, её колебания и двуличная игра Лаваля создавали риск. Его встречи с немцами могли разрушить всё.
— Подготовьте текст, Вячеслав, — сказал Сергей. — Если Лаваль хочет мира, пусть прекратит игры с немцами.
Молотов кивнул, записывая. Франсуа-Понсе согласно кивнул, но его лицо выражало тревогу. Он понял, что Москва играет жёстко, и Лаваль может столкнуться с трудным выбором.
Кремлёвский кабинет Сергея, пропитанный запахом табака и чернил, был погружён в полумрак, лишь тусклая лампа освещала стол, заваленный бумагами. Николай Ежов стоял перед Сергеем. Генрих Ягода, бывший глава ОГПУ, сидел напротив, его лицо было бледным, пальцы нервно теребили папку с отчётами, словно цепляясь за последнюю надежду. Новое анонимное письмо, доставленное вчера, указывало на хищения в армии и намекало на причастность командира из окружения Климента Ворошилова, возможно, продающего запчасти на чёрный рынок. Первое письмо, полученное в ноябре, уже привело к арестам, но Ягода действовал слишком медленно, его отчёты были уклончивы, а результаты — скромны. Сергей решил заменить его на Ежова, чья беспощадность была нужна для чистки. Коррупция, как ржавчина, разъедала армию, и без её устранения все дипломатические усилия могли рухнуть перед лицом Гитлера.
— Николай Иванович, — сказал Сергей. — Ягода не справился. Армия тонет в коррупции, воры крадут топливо, патроны, запчасти, а может, и целые танки уже списывают. Новое письмо указывает на командира — возможно, из окружения Ворошилова. Кто-то продаёт наше будущее немцам. Найди его. Очисти армию, или наши враги сделают это за нас.
Ежов кивнул, его глаза сверкнули, как у хищника, почуявшего жертву.