— К кому? — хрипло прокашлялся Максим. Сердце защемило так, что трудно стало дышать.
— Ну, к Таньке, — виновато уточнила Кира. — Ты же ее знаешь.
— Как? — тихо выдохнул он. — Как, ты сказала, ее фамилия?
— Зотова… — медленно выговорила Кира, удивленно глядя на него. — А что?
Максим не ответил, молча выпил, закурил. Повисла тягостная пауза.
— Так что у нее с сыном? — прервал молчание Максим.
— Под машину попал. Прямо на пешеходном переходе. А что?
— Погоди, погоди… А когда это случилось, помнишь?
Кира смотрела на него широко открытыми, непонимающими глазами.
— Давно. С полгода назад. Или, нет… Точно, перед майскими праздниками!
— В день, когда убили Петю Генина, — заключил Максим.
— Точно… — прошептала почему-то Кира. — А что, это как-то связано?
— Не знаю, Кирюша. Пока — не знаю. Очень может быть. Слушай, это ты устроила Татьяну к Бару?
— Ну я, — с некоторым вызовом ответила она. — А что? Разве это преступление?
— А вспомни — у тебя не было ощущения, что они знакомы? — глаза Максима горели, как у борзой, взявшей след. — Раньше? Или — что Татьяна очень хочет работать именно у Константина? Ну, давай, давай!
— Ты перегрелся, Макс, — недоверчиво покачала головой Кира. — Да я ее три месяца уговаривала! Еще до аварии!
— Фантасмагория какая-то, — пробормотал он, запустив пальцы в шевелюру. — Мистика… Чертовщина…
— Эй, Макс, — осторожно тронула его за рукав Кира. — С тобой все в порядке? Что произошло, ты можешь толком объяснить?
Он поднял на нее воспаленные глаза и невнятно пробурчал:
— Кирюша, ты ступай к себе, ладно? Мне тут подумать надо. Есть о чем.
Кира поднялась, сложила губки бантиком, недовольно дернула плечами и уплыла, оставив аромат французского парфюма, смешанного с коньяком-соотечественником.
Если это совпадение, — то дикое, неестественное, не укладывающееся ни в какие постулаты теории вероятности. В десятимиллионной Москве случайно устроиться на работу к человеку, сбившему твоего ребенка… Н-да… В такие совпадения Серов поверить не мог, весь его разум и жизненный опыт протестовал против этого. Что это было — жажда мести? Серов вспомнил Татьяну. Потом — картину убийства, описанную Петелиным. Голова пошла кругом. Совместить Татьяну с таким убийством было еще сложнее, чем поверить в самые невероятные совпадения. Еще вопрос: как она могла вычислить Константина? Никак…
Максим взял трубку, набрал номер. После второго гудка телефон рявкнул:
— Ну?!
— Алло! Добрый день!
— Чем это он добрый-то? — прокаркал голос из ночных кошмаров. — День как день, ничуть не лучше любого другого…
— Простите, — смешался Максим. — Могу ли я попросить Татьяну Павловну?
— Можешь, милок, — неприятно хохотнул голос. — Проси, пока мужа нет, — и куда-то громко, как в рупор: — Эй, соседка! Тебя хочет усатый корнет!
— Слушаю вас, — взяла трубку Татьяна.
— Здравствуйте, Татьяна Павловна. Это Максим, из фитнесс-центра.
— Здравствуйте, Максим, — голос звучал тихо.
— Нам надо срочно встретиться и поговорить. Не возражаете, если я подъеду?
— Да нет… — Татьяна явно раздумывала. — А о чем, собственно, нам с вами говорить?
— О многом, Татьяна Павловна, о многом. Есть вопросы, о которых я не хотел бы беседовать по телефону.
— Хорошо, запишите адрес, — она продиктовала. — И все-таки, я хотела бы поконкретнее узнать предмет беседы.
— Жизнь, Татьяна Павловна. Сложная, запутанная жизнь. Об Илюшке, об аварии. О вещах приятных, например, о деньгах на операцию сына. О вещах неприятных — о Константине и его нелепой смерти. Словом, о преступлении и неизбежном наказании за него. Я думаю, вы меня понимаете…
Татьяна неожиданно отключилась, а Максим нерешительно вертел в руках трубку, соображая, не ляпнул ли чего лишнего. Не обидел ли…
Глава 19
Небо, еще утром такое ясное, темнело, затягиваясь сытыми жирными тучами. Маленькие игрушечные машины длинной вереницей ползли по Окружной в обе стороны, время от времени захлебываясь истеричными воплями клаксонов. Лес потемнел и казался безбрежным, как океан на рекламных буклетах турагентств, но не голубым, а таким, каков он и есть на самом деле, без ретуши и прикрас: темным, зловещим, опасным и — манящим.
Татьяна отошла от окна, прикурила очередную сигарету и устало рухнула на диван. Мыслей не было, да и быть не могло. Голова была пустой, как раскаленная оболочка спутника, вошедшего в атмосферу, чтобы в ней и сгореть. Ниже, под сердцем, поселилась боль и так сжилась с душой, что, казалось, обитала там вечно. И с этой душой, израненной, исковерканной, перепачканной, Татьяне предстоит жить всю оставшуюся жизнь. Всю жизнь…