Кира давно и всерьез собралась замуж и не скрывала этого. «Нерушимые» и «вечные» трехмесячные связи, красной нитью проходящие через всю ее жизнь, надоели ей окончательно. Об этом она плакалась Максиму в свободные от посетителей минуты. Плакалась, мило воркуя и закатывая глазки.
Сквозь женщин она смотрела, точно сквозь оконное стекло, видела в них только источник дохода. Мужчин подразделяла на три основные категории. Первая до двадцати пяти и после шестидесяти — совершенно бесперспективная. По разным причинам. Те, что победнее, были неинтересны ей. Тем, что побогаче, — неинтересна она. Вторая категория — средний возраст с набором кредитных карточек. Причина ее бессонницы. Будучи, впрочем, дамой отнюдь не глупой, она понимала, что в ее возрасте — ближе к сорока, чем к тридцати — рассчитывать здесь также не на что. Поэтому весь накопленный запас сил и энергии она обращала на третью категорию — средний возраст, не сумевший себя реализовать. Стоило Кире узнать о высшем юридическом образовании Максима, как он тотчас же попал в сферу ее жизненных интересов. Рассуждала она при этом весьма тривиально, но, как ей казалось, логично. Вот, дескать, женится он на мне — я из него такого адвоката сделаю, что Резник и Падва заплачут горючими слезами от зависти в ответ. Максим на ее откровенные намеки только усмехался; флиртовать же старался осторожно, чтобы ненароком не обидеть ее всерьез.
— Весело было? — как бы невзначай спросил он, улыбаясь.
— Где? — не поняла Кира и нахмурила лобик.
— Ну… — Максим неопределенно развел руками. — Вчера. Розы, шампанское, ужин при свечах?
— А пошел ты… — беззлобно отмахнулась Кира. — Кому нужна старая, больная, одинокая девушка? Тебе вот все намекаешь, намекаешь, а ты… Дубина ментовская…
— За мента ответишь, — сделал страшные глаза Максим.
— А против дубины, значит, не возражаешь? — Кира распахнула модный летний плащ — и оказалась в кожаных шортах, колготках в крупную сетку и высоких ботфортах. Глядя куда-то в потолок и лукаво улыбаясь, потерлась о Максима бедром и промурлыкала: — Мужчина, угостите даму сигаретой!
— Слушай, а похоже… — с преувеличенным восхищением протянул Максим и хохотнул: — Хоть сейчас на Тверскую!
— Дурень! — отрезала его Кира. — Там бабок берут кучу, а тебе здесь задарма может достаться! — Она прикурила и уже нормальным деловым тоном осведомилась:
— Генералиссимусы здесь?
Максим молча кивнул, и Кира с испуганными глазами на цыпочках прокралась к себе в кабинет.
— Стоп, радость моя! — остановил ее на пороге окрик Кровеля. — Как жизнь? — Он многозначительно посмотрел на часы, — Кира опоздала на сорок минут.
— Володенька, — захныкала Кира, — у меня же первый заказ только через полчаса.
— Ладно. Проехали. Пойдем-ка — запишешь мне двух фемин на завтра. Хорошие, только пальчики толстые, от бриллиантов опухли.
Следом за Кровелем в коридор вывалился красный, как вареная креветка, Костя Баргузов и проревел:
— Кира, ты мне тетку обещала! Где она?
— Будет, Костенька, будет, — промурлыкала из своего кабинета Кира. — Раз я обещала, значит, будет.
— Смотри у меня, девушка, повнимательнее со мной. А то тебя подпрягу, — ухмыльнулся Баргузов.
— А не боишься, что я у тебя жить останусь? — парировала Кира.
— Макс, — прохрипел селектор голосом Генина. — Если меня будут спрашивать — я здесь до двух, потом пусть звонят на мобильный.
— Ладно, начальник, чего уж… — сиплым голосом старого зека ответил Макс.
— А пошел ты, — тихо буркнул Петр. — Рожа ментовская…
К девяти утра Максим уже заканчивал уборку, — вымыл финским пихтовым составом сауну, поставил терморегулятор на просушку. И тут в дверь неожиданно позвонили. Максим включил внешнюю камеру и с удивлением обнаружил Костю Баргузова, который, по его расчетам, должен был еще крепко спать.
— Привет, Макс, — слабым голосом пробурчал тот. — Ты один? Я попарюсь часок-полтора. Тяжко что-то. Перебрал вчера.
— Твоя воля, начальник, — пожал плечами Максим. — Я тебе нужен?
— Не-а, — еле слышно ответил Костя. — Покой мне нужен, а не ты.
— Или гильотина, — с невозмутимым видом предположил Максим. — Говорят, помогает. От головной боли.