Сижу на кухне, заматываю руки бинтом. Это уже не первый случай. После того, как я вышел из комы, со мной постоянно творятся странные вещи. Хотя чему удивляться с моими-то повреждениями мозга? Я больной придурок, лишившийся всего и оставшийся один на один с неутолимой яростью. Делаю петлю на руке и затягиваю ее на узел, держа один конец бинта зубами. Когда я закончу с тем, что задумал, нужно будет покончить и с тем, кем я стал. А пока… Пока мне нужно выспаться. Завтра я встречаюсь с Петром.
Старенький «Икарус» дергается, набирая скорость. Я кое-как пробираюсь на заднюю площадку и хватаюсь за поручень, чтобы устоять на ногах. Людей много, все куда-то едут, спешат. Мы постоянно суетимся, пока дышим. После получаса езды народу убавляется, и я могу сесть на свободное место, правда, только возле пожилой женщины, которая читает лежащую на коленях Библию. Странная обстановка, чтобы предаваться погружению в Писание. Сажусь. Она, не поднимая головы, краем глаза осматривает меня. Все это время она тщательно водит пальцем по строчкам и бубнит, словно хочет мне что-то доказать или продемонстрировать. Впрочем, не одна она поглядывает на меня. Такое ощущение, что я выделяюсь из толпы. Интересно, чем? Своими забинтованными руками? Минут через двадцать женщина, не отрываясь от Писания, вдруг начинает говорить.
– Знаете, когда я читаю «Отче наш», моя душа наполняется легкостью. Молю Господа о смирении людей. Я надеюсь, что Спаситель услышит мои молитвы.
В этот момент я подъезжаю к своей остановке и поднимаюсь с кресла. На секунду задерживаюсь, чтобы ответить женщине.
– Надежда, к сожалению, всегда приводит к разочарованию. Хотел бы я, что бы моя душа тоже наполнялась легкостью. Только проблема в том, что мы с Господом нашим разговариваем на разных языках.
Глаза ее округляются. Она медленно поправляет очки, натягивая их выше на нос, жмет плечами, открывает рот, чтобы что-то произнести, и вскоре молча закрывает его, так и не найдя слов. Оплачиваю проезд и выхожу из автобуса. В паре километров от остановки, около заброшенного дома меня ждет машина, на которой я и добираюсь до Петра.
– Почти все закончено, осталось немного, – смотрю на строение, в возведении которого сам принимал участие.
– Да, ты прав, – смиренно отвечает Петр. – Люди суетятся, стараются. Так что скоро закончим все с Божьей помощью.
– Неплохой приход получится. Будешь служить тут и горя не знать, – хлопаю его по плечу, на что он качает головой. – Что не так?
– Не для себя строили – для всех.
– Понятно, что не для себя. Но церковь без священника существовать не может. Смотри, скольких ты приютил обездоленных и разочарованных в жизни. Теперь у них есть цель, есть стремление. Ты им нужен.
– Я не могу.
– Почему?
– Потому что не смог остановить тебя. Так что, когда мы достроим, я уйду.
– Куда?
– Туда, откуда пришел, – он загадочно усмехается и не спеша уходит.
– Постой! Что за бред ты несешь?! Ты же сам мне показывал истинное зло! Говорил о том, что с ним нужно бороться! Разве не так?!
– Я хотел только, чтобы ты оставался собой. Они хотели другого. Обыграли нас на твоих чувствах. Выбор – сложная штука, Максим.
– Я вообще ничего не понимаю!
Петр замирает и какое-то время стоит неподвижно.
– Есть дело! – он резко оборачивается.
В нем мгновенно что-то поменялось. Возможно, взгляд.
– Какое?
– Поехали, по пути расскажу.
Едем в город и сворачиваем на окраину, в район новостроек. Перед поворотом мою машину тормозит патруль ГИБДД.
– Я что-то нарушил?
– Мы очень спешим, нужно человека соборовать, он на смертном одре, и я могу не успеть. Если можно, то поскорее, пожалуйста, – встревает Петр.
Полицейский смотрит в документы, потом на меня.
– Счастливого пути.
Возвращает права, и мы едем дальше.
Петр указывает дорогу, заезжаем во двор, где по всему периметру стоят многоэтажки, а в центре располагается детская площадка, на которой резвится ребятня разного возраста.
– И что дальше?
– Ничего. Просто будем ждать.
– Чего? – глушу мотор машины.
– Не чего, а кого.
– Да-а-а, – протягиваю я, закусываю нижнюю губу и откидываюсь на сиденье. – Знаешь, я, если честно, вообще тебя не понимаю. То ты бьешь себя в грудь и читаешь мне проповеди про то, как нужно жить правильно, то превращаешься в подстрекателя, благословляя меня на то, что я делаю. Знаешь, я бы успокоился и на тех, кто наплевал на мое горе из-за того, что деньги оказались для них важнее, чем справедливость.