Безделушка не дает забыть о себе. Сплавала. Лежит. Осторожно опрашиваю всех - но нет, она ничья, вернее, никто не признается. Надо забрать - говорю - а то в приливе утонет. И все согласны. И как-то так получается, что забирать надо мне, раз уж проявила инициативу - людей пугают вещи связанные со смертью. И я рада такому решению, предупредив, чтоб, если вдруг объявится хозяин, послали ко мне - со спокойной совестью забираю визитницу «на хранение». Руки дрожат от мысли что ночью, оставшись одна, я изучу ее как следует - а пока прячу поглубже и для сохранности, и от собственных мыслей.
Странный разговор в доме над пропастью
До ночи я не дотерпела - укрылась в скалах. Обнюхала. Вещь и правда новенькая, но очень уж хорошо над ней поработали что даже я обманулась. Особенно надпись - осыпавшаяся позолота. Вензеля незнакомого мастера «БиВ». Нашла в потайном кармашке крошечный бумажный квадратик с таким же росчерком «Нашедшего сие просьба обратиться в дом 12/4». Ну ничего себе. Двенадцатая линия (число заветное) - она над самым обрывом на плоскогорье - там самые элитные дома. Четные номера - с видом на море. А раз не второй, а четвертый - значит второй по значимости в этом городке. Разве может в таком доме жить служитель смерти? Но пообщаться с себе подобным интересно, и любопытство гонит меня наверх.
В город я поднялась по скалам - проложены в них разные хитрые тропки - местные в курсе, а я тут, за столько лет, уже почти как местные. Скалы белые, крошатся, как иссохшая, обесцвеченная раковина моллюска. Ветер поет в выгоревшей траве, и хоть я умею летать, все равно страшно. Высота немыслимая. А у меня сумки. Улечу - придется в море бросать. Самая жара второй половины дня и скалы вымерли, и вымерла двенадцатая линия. Четвертый дом с квадратными башнями нависает над самой пропастью, и многими террасами распахнут морскому ветру навстречу, опускаясь дальше, вниз. Белый камень стен - продолжение скал и листья свежего, явно поливаемого с избытком винограда с ярко-красными молодыми побегами. Вещи просят оставить на террасе, и хотя я не очень уверенна в их сохранности (терраса ничем не огорожена от улицы) пристраиваю их за массивным горшком с геранью. Подумав, скидываю и просоленные сандалии - неудобно ступать ими по ярко-красному бархатному ковру, которым застелена и терраса, и многочисленные, сбегающие к морю лестницы. Меня принимают в огромной и очень светлой комнате, в единственное арочное окно которой удачно вписан морской пейзаж. Принимает, как ни странно, тот утренний чинуша без подбородка, отчего вид у него удивленный и чуть обиженный.
- Мирана Торн? - спрашивает. Ясно... раз уж знает мое имя - значит ждал. Значит, не случайно попал ко мне кошелечек.
- Можно просто Мира - говорю, и тут же понимаю, что сморозила глупость. Сейчас он будет вынужден перейти со мной «на ты», а такую напыщенную персону столь панибратское отношение наверняка оскорбит. Его по имени наверное только мама называет, если она вообще жива еще. Ну ничего, он достаточно умен, чтобы не акцентировать внимание на чужих ошибках. Акцентировал...
- Клавис, просто Клавис - говорит он, сходу признавая, что разговор пойдет на моих условиях. И это очень странно... - Надеюсь, утренний инцидент не принес тебе особых неудобств?
- Что ты, я отлично провела время, и познакомилась с замечательными людьми! - как говорила двоюродная сестра отца, в непонятной ситуации будь вежлив, тем более, что это правда. Выселение, получается, ради меня одной затеяли?
- Я знал, что у вас своеобразные вкусы - промурлыкал Клавис, с любопытством разглядывая меня, словно впервые увидел некроманта. Впрочем, такого, как я, впервые. Не идет мне томный взгляд и символика смерти, при всем желании не идет. Я пухлая, кареглазая, много смеюсь - деревенские бабы таких называют «сама жизнь». И это я не льстя себе, потому что для меня это не комплимент. Одеваться тоже приходится в яркое - бледные цвета, как бы я их ни любила, совершенно мне не идут. А с яркими вещами я обращаюсь беспомощно, хоть чужими услугами пользуйся, потому ни с первого ни с десятого взгляда во мне тонкого художественного вкуса не разглядишь. Сегодня на мне, как дань морской моде, платье-мешок в бело голубую полоску, темно-синие сандалии. Впрочем, они за порогом, как и обе сумки - белая с красной отделкой и вышитым красным гербом дома - сестричкин подарок на шестнадцатилетие, и ярко-розовая, лакированной кожи, купленная мною в приступе безумства в одной из поездок, после уверений одной из подруг, что надо одеваться «поярче». Несмотря на безумный цвет, сумка оказалась на редкость удобной. Да и избегаю я ее обычно с собой таскать, это скорее багаж... Такой вот я ходячий парадокс, даже болтающийся на цепочке жетон гильдии многие принимают за подростковую придурь.