Я умру завтра

Хелен. Нет, Майк... невероятно... просто... невозможно поверить!

Майк. Неужели?

Он холодно уставился на нее.

Хелен. У тебя такой взгляд... не смотри так никогда на меня.

Майк. Верно, Хелен. Я тебя вычислил.

Хелен (смотрит на него широко распахнутыми глазами; тихо). Майк!

Майк. Ты создана для любви, Хелен. Ты - красивая ловкая гнусь. (Хелен, не веря своим глазам, бросает любопытный взгляд на него.) Твоей красоты достаточно, чтобы выйти замуж за плейбоя и навсегда расстаться с улицей. Но проклятая крепко держит. И тебе не покинуть ее, малышка. Она неизменно напоминает о себе, не так ли? Она возвращается снова и снова, она живет в тебе. И твой плейбой, потеряв терпение, дал тебе хорошего пинка, а? (Пауза.) Как ты должна ненавидеть улицу! (Медленно.) Я представляю себе... не ты ли забрала из лечебницы психически больного человека и заставила его убивать всех, кто попадался ему на глаза? У тебя непрезвойденный талант, девочка. Ты так искусна, что едва не заморочила меня.

Хелен. Майк... прошу тебя. Ты не понимаешь... Кармен убивает. Десять минут назад он прикончил Гаса и сейчас...

Майк. М-м-да... (Пауза.) Хелен... он не маньяк. (Пауза.) Им стала ты.

Хелен (оцепенела от ужаса; плачет). Майк... нет... ты же любил меня! Мы собирались... собирались пожениться. Ты...

Майк. Да, мы любили друг друга. Но что это меняет? Четырнадцать трупов... Это ничего не меняет? Ладно, в память о любви я пощажу тебя, Хелен. Никто ничего не узнает. Все будут думать, что с тобой расправился Кармен, а его убил я. Тебя это утешит, Хелен?

Хелен. Нет! Это все Кармен...

Майк. Это был не он, Хелен. Кармен уже полчаса мертв... и последнее убийство - дело не его рук. Тут, на этом самом месте, я всадил в него пулю...

Камера показывает тело, лежащее за спиной Майка.

Голос Хелен. Майк... ты не можешь... (Внезапно горло ее сводит судорогой.)

Майк. Не вытаскивай пистолет. Пока, девочка.

На экране Хелен, на горле которой смыкаются пальцы Майка; у нее подгибаются ноги... она медленно сползает на труп Кармена. Майк опускает ее и щелчком посылает в ее сторону окурок сигареты. Из разжавшихся пальцев Хелен падает пистолет.

Взмывает и затихает одинокий музыкальный аккорд.

Моя месть - секс

Она глянула на меня с кривой усмешкой, продолжая вертеть в руках рюмку.

- Проститутка никогда не поворачивается спиной к обществу, - сказала она. - Она все принимает близко к сердцу.

- Глубокая философия, - оценил я. - Такую мысль непросто усвоить.

Она расплылась в улыбке и на мгновение стала просто хорошенькой.

- Я много думала над этим. В моем деле все видишь четко и ясно. И не позволяешь себе никаких заблуждений.

- Правда?

- Да, - кивнула она. - Правда. Я так чувствую.

- А остальные?

Она бросила беглый взгляд в зеркало на задней стенке бара и машинально поправила прическу.

- Нам доводилось говорить на эту тему. Все чувствуют то же самое.

- Доводилось говорить?

- Теперь перестали. И приберегаем ответы... для клиентов.

Появился официант с нашим заказом, быстро накрыл стол, а когда он удалился, я сказал:

- Но сомнительно, чтобы клиенты... были настолько разговорчивы.

- Вас бы удивило.

- Меня уже ничто не удивляет, девочка, - заметил я. - Но расскажи мне, как же все происходит.

И снова она одарила меня рассеянной равнодушной улыбкой.

- Наверное, люди всегда интересуются, откуда вы берете замыслы тех историй, про которые пишете?

Я кивнул, нахмурившись. Для той игры, которая завязывалась между нами, она была слишком проницательна.

- Ну, есть один и тот же вопрос, который постоянно задают... - она замялась, - нам. - Глаза ее стали пустыми и невыразительными, когда она продолжила: - "Как ты дошла до жизни такой, милая?"

Я постарался отвлечь ее от невеселых воспоминаний, спросив:

- И вы им рассказываете?

- Конечно. О, еще бы! За свои деньги они все получают сполна. Они хотят услышать историю, полную грязи и мерзости, чтобы на ее фоне почувствовать себя чистыми и непорочными - и они ее получают. Мы такое выкладываем... вам и в голову не может прийти...

- И сколько в историях правды?

- Ни капли, - быстро она. - Правды я никогда не говорю.

- А нет ли желания выложить ее мне?

- Кому она нужна?

- Может, быть кому-то и пригодится. Никогда не знаешь заранее. Мы живем в непростом мире...

- Конечно, тебе я расскажу. Но ты должен разговорить меня, задавать правильные вопросы.

Она замолчала, внимательно приглядываясь ко мне. Но я был не глупее ее. Я не собирался спрашивать ее, как она стала заниматься древнейшим ремеслом. Это-то было понятно. Нетрудно было догадаться, что у нее - свои представления о человеческих ценностях.

- О'кей, девочка, - сказал я. - Почему ты стала проституткой?

Она усмехнулась, и я понял, что нашел правильный подход. Я терпеливо ждал ее ответа и наблюдая за ней, смутно предполагая, что она расскажет. Ее внешность ничего не могла подсказать мне. Она была высокой брюнеткой с темными глазами, гораздо красивее, чем большинство ее товарок, и, когда мы с ней вошли в ресторан, мужчины откровенно провожали ее глазами. Голос ее удивлял мягкой серьезностью, в которой порой проскальзывали юмористические нотки. Трудно было представить себе, что ее могут мучить угрызения совести или что она склонна к вспышкам ярости. Но даже если она и впадала в такое настроение, она умела держать это глубоко в себе, чтобы не беспокоить случайных спутников.

Тем не менее не приходилось сомневаться, что она - проститутка. Девушка работала в одиночку, она не была связана ни с какой группой, не была членом "клуба", но и не фланировала по улицам и не ошивалась в барах. Она продавала себя в тех кругах, где "клиенты" носили серые фланелевые костюмы и обращались к ней мягким, но уверенным шепотом. В своем ремесле она вскарабкалась на вершину, где нет ни иллюзий, ни надежд... и откуда можно легко сорваться. Навсегда.

- Мы жили в северной части Нью-Йорка, - приступила она к рассказу, - и все началось, когда я кончала школу. Я была старшеклассницей и водилась далеко не с лучшей компанией. Все были чуть старше меня и куда как хорошо знали жизнь и ответы на все вопросы... После нескольких сумасшедших вечеринок я вступила на тот путь, который завершился статусом невенчанной матери.

- Встретила парня?

- Школьная знаменитость. Приличная семья и все такое. Он все начисто отрицал, и семья поддержала его, хотя к тому времени он уже всей школе успел поведать о своей маленькой победе.

- Он... он что-нибудь предлагал тебе?

Припомнив, она засмеялась:

- О да. И он, и его семья. И еще брат. - Они прямо из кожи вон лезли. Она опять засмеялась, словно у ее истории не было последствий. - Их стараниями я год провела в исправительной школе в Гудзоне, так что никакие мои заявления уже не могли повредить репутации того подонка. - Помолчав, она добавила: - Прошу прощения за столь сильное выражение.

- А твоя семья не помогла тебе?

Какая-то тень скользнула по ее лицу. В первый раз я увидел на нем след горечи и отвращения.

- Предок сказал, что это пойдет мне на пользу. Он избил меня до крови и синяков и, наверно, убил бы, не будь он так пьян. Мне удалось вырваться и удрать. - Ее глаза рассеянно смотрели куда-то мимо меня, упершись в стенку ниши, в которой мы сидели. - Он пил не просыхая. Если я зарабатывала несколько долларов, присматривая за детьми, он тут же отбирал и тратил на очередную бутылку.

- А мать? Она тоже ничего не могла сделать?

- Ровным счетом ничего. Он колотил ее по поводу и без повода. Она смертельно боялась его. Несколько раз соседи вызывали полицию и его забирали, но нам было только хуже от этого. - Сидя напротив меня за столом, она перевела на меня взгляд. - Невозможно передать, когда в семье нет любви... - обронила она.

Как все просто и точно в ее объяснениях. Одна ее фраза - и все стало ясно. Главная проблема бытия... В двух словах! Нет любви. Над этим не часто задумываешься... Мурашки бегут по коже, когда видишь, к каким это приводит последствиям...

Последствия... в них и крылась причина, по которой я и хотел найти противоядие.

- Поэтому ты и стала проституткой?

Она медленно покачала головой.

- Нет. Не только поэтому. Было много и других причин.

- Например?

- Могу ли я позволить себе легкую вульгарность? - мягко спросила она.

Я кивнул.

- Знаете ли, порой я не могу найти верные слова. Мне придется говорить... ну, как бы... на жаргоне, на patois. Понимаете, что я имею в виду? - Я засмеялся, и она пояснила: - Я набралась этих словечек в Гудзоне. Мое единственное приобретение... Там была одна девочка-француженка, из Канады... с очень богатым словарем.

- Представляю себе.

- Предок обзывал меня грязной шлюхой, говорил: если уж мне приспичило этим заниматься, то надо - за деньги. В тот раз он избил меня и вышвырнул за дверь. Мама попыталась остановить его и схлопотала оплеуху. - Замолчав, она перевела дыхание и продолжила: - И дальше сопротивляться она была уже не в силах, предоставив это мне.

- Жить бы ему до ста лет, - сказал я, - но где-то в другом месте.

- Знать бы пораньше... - Закусив губу, она, видимо, попыталась представить себе иное развитие событий. - В ту же ночь я ушла. Спала в какой-то заброшенной постройке. На другой день я присматривала за детишками, заработала долларов восемьдесят... и опять сделала ошибку. Я вернулась домой. И получила очередную порцию затрещин. Предок отобрал все деньги, да еще и наорал на меня за то, что подрабатываю проституцией. Я говорила вам, что он был полным и законченным подонком?

- Дала понять.

- Нет, я повторяю - он был подонком. Не знаю, может, он маялся каким-то комплексом? Но тогда я была слишком юной, чтобы разобраться во всем. Ну, и вообще меня волновало только одно.

- Что именно?

- Ребенок. Он был моим. И никто был не в силах забрать его у меня. Пытались, но ничего не вышло. Подступись кто ко мне, я начала бы так орать, что стены рухнули бы.

- Как сейчас поживает ребенок? - спросил я.

- Отлично. Он получит хорошее воспитание. Его любят. И давайте покончим с темой. Ладно?

- Ладно.

- Я жила в обычном небедном пригороде. Девочки делились там на три слоя: большинство были нормальными девчонками, другие пытались стать ими, наконец, такие, которым было на все наплевать. Как и в любом другом предместье, мальчишки все были одинаковыми. Они водились и с первыми, и со вторыми, и с третьими. С последними - больше. Когда испорченные девчонки давали им отлуп, они переключались на нормальных. Только тогда.

- Великолепно! - восхитился я. - Черт возьми, очень образная картинка!

- А разве в ваши времена было иначе?

Я хмыкнул.

- Дорогая, в мои времена девочки чувствовали себя в безопасности. Мы гоняли на велосипедах и на самокатах, случалось на школьном дворе их скапливалось до трех десятков. А когда имеешь дело с велосипедом - тебе не до ухаживаний, едва на разговоры времени хватает. Возможно, считали себя эдакими сорвиголовами, но на самом деле были весьма робкими. Я бы сказал застенчивыми. Правда, мы целовались и читали книжки. Если хватало смелости, могли посадить девушку на велосипедную раму. Но теперь велосипеды исчезли, и их место заняли "бьюики". Беседы тогда были побочным продуктом иных отношений. Тот, кто был в те времена истинным мужчиной, сегодня считается размазней, и наоборот. Как пишут современные поэты: "Играть и обольщать - то игры для детей, а он мужчина настоящий - насильник и злодей..."

- Значит, вы понимаете, о чем я толкую? - улыбнулась она.

- Просто я стараюсь быть объективным. Я ненавижу шпану и тех, кто их сделал такими. Как-то мне довелось видеть, как пятнадцатилетнего мальчишку приучали к "травке", и я смешал с грязью подонка, который этим занимался.

Она погладила меня по руке.

- Вы - прелесть... - сказала она. - Хотите услышать, что было дальше?

Я ответил, мол, да, хочу.

- Я хорошо помню старшие классы, когда все - уже подростки. Время взросления... Я со всеми тогда дружила, и все дружили со мной. Мне сочувствовали, но просто потому, что так было издавна принято. - Она широко улыбнулась. - Так полагалось. - В нашем чистеньком добропорядочном пригороде, где все знали друг друга, было несколько заметных фигур. О, какие это были мужчины! Важные персоны. Они правили нашим маленьким миленьким пригородом. Они владели большими плавучими казино на Гудзоне, где велась нечистая игра и шла вся торговля наркотиками. Они были крупными фигурами с деньгами, автомобилями, красивой одеждой и... любыми женщинами, стоило им только пожелать. Определенным образом они пользовались уважением, и немалым.

- Вот как?

- Некоторые из тех мужчин испытывали пристрастие к девочкам. Они умели красиво обставлять это, швыряли банкноты, и юная девчонка чувствовала себя на вершине блаженства, считая, что финансово-то она уже обеспечена. Случалось, что и семья, и старые друзья отворачивались от нее, но все компенсировалось, когда она попадала в новый круг людей. Все бы так и шло, пока не разражался скандал. Одна жена выясняла, что какая-то девчонка залезла в ее семейную постель... Понимаете, про что я?

- Понимаю, - кивнул я.

- Просто ужас! Девчонкам некуда было идти, некому пожаловаться и уж конечно не хватало ума отделить хорошее от плохого. А дома их ждали одни синяки да шишки...

- В самом деле было так плохо?

Она снова одарила меня насмешливой улыбкой.

- В самом деле. Как-то вечером он даже пустил в ход нож, когда я пришла домой без денег. Смотри.

Она показала мне ладонь, через которую от подушечки большого пальца до мизинца шел глубокий шрам.

- Я схватилась за лезвие, чтобы он не зарезал меня.

Подняв на меня глаза, она увидела, что я вопрошающе смотрю на нее.

- Нет, - возразила она. - Вовсе я не была такой уж сильной. Он, как всегда, был пьян. Он свалился, а я убежала. Той ночью он избил маму до полусмерти.

- Почему ты вообще вернулась домой?

На этот раз она заговорила без раздумий. Ее ответ был прямой и бесхитростный. Похоже, она не могла забыть ту давнюю горечь.

- Тебе когда-нибудь хотелось, чтобы тебя любили? Хоть кто-нибудь. Пускай даже пьяный отец-мерзавец или покрытая вечными синяками мать?

Я откинулся на спинку стула.

- Значит, вот в чем дело, моя милая.

Она снова засмеялась.

- Я начала понимать, что к чему. Ладно, поехали дальше. Мой язык не смущает?

- Нисколько.

- Короче, меня выкинули на улицу. Визит домой был моим вызовом, возможностью напрямую схлестнуться с предком. Он пытался изнасиловать меня, но я вывернулась. Его приятели хотели подставить меня под уголовщину, но я и тут вывернулась. Теперь ты хоть догадываешься, каким был мой дом?

- Догадываюсь.

- Ну и ладненько. Поехали дальше. Я оказалась на улице. Ни кола ни двора. К шестнадцати годам я не моргнув глазом нарушала все законы по части выпивки. Ты не поверишь! Сначала я морочила барменов. Потом клиентов. Я зарабатывала на жизнь... легко и просто. Как и у большинства девчонок, у меня не было определенных занятий и...

Мне пришлось остановить ее.

- Спокойнее, не так быстро.

- Лады. - Она опять наградила меня чуть насмешливой улыбкой. - Я заводила клиента, а он уже имел дело с барменом.

- И тебе еще не было восемнадцати?

- Босс, - сказала она, - у вас такое и в голове не укладывается, а?

- Девочка моя, - парировал я, - да ты с ума сошла! Я - бывалый коп. Я все понимаю. Какие только номера люди не откалывают!

Улыбка мелькнула было на ее губах и тут же погасла. Девушка снова стала непринужденной.

- Надеюсь, вы не обманете меня.

- Я вот-вот расплачусь от жалости.

- Вы еще не раз столкнетесь с такими историями.

- Подозреваю. Случается - значит, заслужил.

- Вам доводилось ширяться?

- Если бы захотел, мог.

- Так вот, вокруг меня всегда сшивались крутые мужики. Мне было наплевать на ухмылки. У них были толстые бумажники, и они умели уговаривать. Мне с ними было хорошо. Понимаете?

- Понимаю.

- Я подросла. Вернее, повзрослела. Понимаете?

- Понимаю.

- Я хорошо сложена и, видно, ласкала глаз. Конечно же я отлично понимала, чего они ждут. Улавливаете?

- Улавливаю.

- Однажды при мне они устроили грандиозный бардак с разными гадостями. Все имело неприятные последствия. Когда они протрезвели, то забеспокоились, что я все видела и слышала и, если начнут раскручивать дело... словом, от меня решили избавиться.

- Вот так вдруг?

- Вдруг - не вдруг. А как же иначе? Но мне как-то не улыбалось бултыхаться в реке. Впрочем, эти сволочи могли просто подставить меня, и так, что мне бы вовек не выпутаться. Понимаете?

- Понимаю, - приободрил я ее. - Но кончай философствовать.

- Черт возьми, Мик, да они не моргнув глазом засунули бы меня в Гудзон.

- И ты удрала?

- Со всех ног. Села на первый же теплоход. Парень, я успела! расплылась она в широкой улыбке. - Уж вы-то должны помнить! Я сунула вам десятку, чтобы вы поторопились доставить меня вниз по реке к отходу того теплохода...

- Кто тебя ждал на борту?

- Один наркоман, который уже успел спустить в Лексингтоне пятьсот долларов. Я встретилась с ним, когда еще была девчонкой, но его это самое не волновало. Он был готов просто заботиться обо мне. Он оказался единственным, кому это было нужно; единственным, кому я по-настоящему была не безразлична. Моя семья называла его паршивым итальяшкой, но он любил меня куда больше, чем все они. Он тратил на меня все свои деньги. Одевал меня и кормил. Мы сняли отличную квартиру, при виде которой сразу выросли в собственных глазах. Если в Гарлеме и есть средний класс, мы принадлежали к нему. О, какие мы строили большие планы - и он и я... Но ему было нужно зелье... и я подключилась к нему.

- И что дальше?

Я снова увидел ее улыбку.

- Нужны были деньги - и немалые. Порошка требовалось все больше, и он начал втягивать меня в свои дела, стал сводничать. Ели мы только в том случае, если я ухитрялась припрятать пару долларов. Все остальное уходило на порошок.

- И ты с этим мирилась?

- Сделаем скидку - я любила того парня.

- Давай не будем. Любовь не нуждается в подобном.

- Ничего лучше я не знала.

- Неужели?

Она пожала плечами.

- Если серьезно, так оно и было. Никаких взаимных упреков. Никаких сожалений. Он меня и пальцем не тронул - то плохо себя чувствовал, то преисполнялся нежностью. Если он маялся ломкой, я выходила на улицу и сшибала какого-нибудь самца в районе сороковых. Если он был под кайфом, мы шиковали в классных ресторанах и снимали номера в роскошных отелях.

Замолчав, она продолжала вертеть рюмку.

- Поехали, девочка, - напомнил я ей о себе.

- Куда? Его взяли с грузом порошка и отправили в Даннемору. Черт возьми, да он влетел вовсе не по делу! В общем, он попал в Даннемору, а не в Синг. Можешь смеяться надо мной и писать что угодно в твоей книге... но, Мик, я не могла просто так взять и бросить парня.

- Что случилось, когда он вышел?

- Нетрудно догадаться. Он вернулся к своему зелью и сводничеству, а я стала заниматься сам-знаешь-чем, но только я была не в форме.

Я глянул на нее.

- А сейчас ты в форме?

- Пришлось приложить усилия, - ответила она.

- Твой парень не пробовал лечиться?

- Никогда. Я жила в той же квартире в Гарлеме и получала пособие по безработице. Я понимала, что, когда он вернется, мне опять придется все тянуть на себе. Но лошадка я была выносливая.

- И к тому времени?.. - поторопил я ее.

- К тому времени ситуация поменялась. Заявились сотрудники службы соцобеспечения выяснить, имею ли я право на пособие. В тот момент у меня была масса проблем, и они решили, что нет, не имею. Но к счастью, оказалось, что у него прав на пособие побольше, чем у меня.

- Ну и?

- Ну, и мы договорились. И оба были довольны. Я жила за его счет, а он - за мой. - Помолчав, она улыбнулась. - Не пугает мой язык?

- Только не меня.

- Тогда, может, о политиках?

- Для меня они все - сущее дерьмо, дорогая.

- Но с одним мне повезло. Он ввел меня в общество, представил кое-кому. Его друзья занимали высокие посты и обладали немалыми... возможностями. Она засмеялась низким хрипловатым голосом и продолжала: - Он был моим другом. И наконец-то я перестала нуждаться и в крыше над головой, и в пособии по безработице.

- Это можно считать поворотным пунктом в твоей судьбе? - спросил я ее.

- Еще одним. Я на полную катушку использовала свои внешние данные.

Поморщившись, я покачал головой.

- Это не ответ. Ты сама знаешь. Был и другой выход. Ты могла подыскать себе работу.

Она внезапно посерьезнела.

- Может быть. Если бы я уехала далеко отсюда. Если бы я порвала со всеми, кого знала. - Она пристально разглядывала свои ладони. - Но настоящее всегда топит тебя... бывают минуты, когда надо принимать решение - и незамедлительно. Ребенок, деньги... да и многое другое. И само мое существование... которое я вела... сказывалось на всем. О, не все время, но от него было никуда не деться...

Она раздраженно отмахнулась от печальных мыслей и закусила нижнюю губу.

- Понимаете ли... - снова заговорила она, - я была просто вынуждена заниматься этим. Ну, честно говоря, я ничего не имела против...

Я молча смотрел на нее, ожидая продолжения.

- О, черт побери! - выпалила она вдруг. - Мне это нравилось!

- Ты сводишь на нет все свои объяснения, девочка.

- Не совсем, Мик. С чем мне пришлось познакомиться, стало нравиться мне лишь когда я подросла. Но меня вынудили вести такую жизнь еще раньше.

- Можно ли считать, что общество не отвергло тебя?

Она снова засмеялась:

- Я бы не сказала. Общество не отвернулось... от нас... как от чего-то полезного. Мои клиенты искренне благодарили... Я видела, как они грустят, сидя за рюмкой... как они одиноки у опостылевшего семейного очага... как они растеряны, когда их бросает любимая женщина... как они счастливы просто удрать от какой-то унизительной ситуации. Я помогала им всем, я была их спасением. Нет, каким бы аморальным ни казалось мое занятие, современное общество позарез нуждалось во мне. Все они припадали ко мне на грудь и блаженствовали.

- Что ж, - заметил я, - это характеризует не столько общество... но и еще один аспект. Пусть даже отдельные представители общества и приникали к твоей груди в поисках покоя и прибежища, они тем не менее считали эту древнейшую профессию и незаконной и аморальной. Рано или поздно на твою голову должен опуститься топор палача. И твои бывшие клиенты могут превратиться в твоих же инквизиторов.

- Мик, когда настанет такой день... - Она озорно усмехнулась и полезла в сумочку. Вытащила блокнот, и, когда открыла его, я увидел аккуратные, похожие на бухгалтерские записи, ровные ряды имен, даты и цифры.

- Мой страховой полис, - объяснила она. - Если я попаду в беду и мне придется выкручиваться, у них тоже могут быть большие неприятности. Я всегда все записываю. Кое-кому может не поздоровиться, если они не будут держать язык за зубами.

Я взял у нее блокнот и пролистал его. Красными чернилами на обложке было написано "Том 4". На шестой странице я нашел имена двух своих знакомцев. Да вы их тоже знаете.

- Из-за блокнота тебя могут пришить, девочка, - возвращая блокнот, предупредил я ее.

Она хмыкнула.

- О нем знаешь только ты.

- Так что же ты теперь собираешься делать?

- Планы на будущее? - Она на минуту задумалась. - Уезжать я никуда не хочу. Постараюсь продержаться. В своем деле я знаю все до тонкостей. В случае необходимости ни один швейцар в мире не поймет, что я собой представляю. Кто я такая, не разберется ни коп, ни одна из женщин. Пока я сама не дам знать. Сейчас я - на пике успеха, и игра по системе "П и П" идет как нельзя лучше.

- Переведи, малышка.

- Продавец и покупатель. Денежный парень приезжает в город и встречается с продавцом, который умасливает его, льстит, предлагает "условия" более чем соблазнительные. Когда слова не помогают, в ход идут другие приемы. Да, и они действуют безотказно не на всех и каждого. Но если мужчина несдержанный, легковозбудимый, сделка состоится мгновенно. Честно говоря, они летят ко мне как сумасшедшие. Едва переступив порог дома, они думают только про это, и разочаровываться им никогда не приходится. Все проходит как нельзя лучше. Все довольны, и все - при своих интересах и при деньгах. Проституция рассталась с покровами стыдливости и стала частью большого бизнеса.

- Снова философия?

- Ни в коей мере. Констатация факта. Не забывай, что уж я-то это знаю. - По лицу ее расплылась улыбка, когда она посмотрела на меня. - Теперь я на таком уровне, что меня могут смело приглашать в самые фешенебельные заведения. Меня с удовольствием принимают, как милую куколку, у которой есть изюминка - она умеет веселить жаргоном своего спутника. Я это усвоила в ходе бесчисленных свиданий. Но как я уже упоминала, если мне не хочется демонстрировать себя в этом облике, никто ничего не заметит...

- Послушай, - прервал я ее. - Счастлива ли ты, занимаясь таким ремеслом? Неужели это все, на что ты способна?

Несколько томительно длинных секунд она молчала. Положив подбородок на руки, она смотрела куда-то вдаль, погруженная в свои мысли. Затем неторопливо повернулась ко мне и покачала головой.

- Я вполне могла бы заниматься и другим, если я правильно поняла вас. Я и тут выкладываюсь до последнего. Счастлива ли я? - Она полуприкрыла глаза тяжелыми веками. - Да, счастлива. Скажем так - я хорошо себя чувствую. И все же я побаиваюсь, старина, что в какой-то мере страдаю от той давней болезни, что называется нимфоманией.

Она склонилась ко мне, и выражение ее лица изменилось - такой я ее прежде не видел.

- Я стала секс-машиной. Мне давно следовало бы понять, что со мной творится. Если раньше это просто жутко нравилось, теперь мне без этого не обойтись. Теперь-то я поняла, что к чему... Секс начал мне заменять любовь. Нельзя сказать, что это меня полностью устраивает, но я никогда не знала отношений, которые начинались с любви, а секс - не такой уж плохой ее заменитель. И это понимание росло вместе со мной. Мне оно нравилось. И я продолжаю любить его. Я поймала себя на том, что жду каждой ночи с лихорадочным нетерпением, как азартный игрок скачек.

Мне нравится смотреть на мужчину и представлять, что он будет делать, когда я войду к нему раздетой до кончиков пальцев. Я люблю, когда их колотит от нетерпения, когда они гадают, что их ждет, если они будут паиньками. Знаете ли, кое у кого даже перехватывает дыхание. Они давятся словами, роняют шляпы. Оказавшись со мной в постели и распробовав вдруг, что я такое, они сходят с ума, начисто забывая о жене, доме, семье. Между баром и постелью они облизываются, кусают губы и превращаются в полных идиотов, стоит мне вздохнуть.

И не надо думать, что так ведут себя только отдельные личности. Черт побери, да практически все! На стороне они напыщенно морализируют, но стоит лишь закрыться двери, как они превращаются в блудливых котов. И думаете, хоть тут-то они честны? Да провалиться им!

Я своими глазами видела, как эти откровенно блудливые коты начинают терзаться угрызениями совести, не успев застегнуть ширинку, и смотрят на меня не как мужчины, а как паучихи "черная вдова", которые после соития поедают своих партнеров. Они презирают и ненавидят себя, но не желают признаться в этом и выливают грязь на меня. Я хочу вам кое в чем признаться. Чертовски забавно наблюдать, как этих котов выворачивает наизнанку. Мне доводилось видеть, как они корчатся, готовые чуть ли не покончить с собой. Примерно с недельку они маются сексуальным похмельем, хуже, чем с перепоя... а потом снова возвращаются ко мне блудить.

Нет, я не собираюсь предъявлять им претензий. Никто никогда не доставляет мне больших неприятностей. Да и к тому же они хоть как-то заполняют огромную пустоту в моей душе. Не полностью, но все-таки... я теперь легко засыпаю, сытая и удовлетворенная, не то что та разнесчастная девчонка, какой я была в Гудзоне. Когда мне нужен мужчина, я имею его. Они все делают то, что я хочу от них получить, да еще и платят мне. Я умею возбуждать желание, пускай даже тут присутствуют деньги, но я делаю так, что старые секс-игры начинают напоминать любовь. Можете себе представить? Они платят мне за любовь.

Я сама на эти штучки ни разу не покупалась. Они все - сосунками передо мной и просто заглатывают мою прочную наживку. Если я и любила кого, так того, первого, который сидел в Даннеморе, а я ждала его возвращения. Я копила деньги на ребенка и на очередную поездку в Лексингтон.

Вчера у меня был солидный клиент. Мы встретились в закрытом ресторане, очень "бонтонном". Ему шестьдесят семь лет, и недовольство супругой не покидало его с первой брачной ночи. Вот уж кто оказался блудливым котом! Увидь вы его в этом обличье, ни за что не поверили бы своим глазам. Стоило ему прикоснуться ко мне, как он балдел, а что он вытворял в спальне! Достойно особого рассказа. Днем он раскручивал дела, которые касались половины Нью-Йорка, а к вечеру так выматывался, что у него едва хватало сил открыть дверь в мою спальню. Но стоило мне приняться за него, он становился свеженьким как огурчик. Я частенько потешалась над этим старым боровом, который, по сути своей, был классическим старым ханжой. Я смеялась, а он даже не слышал меня... О, вам стоило бы взглянуть на него.

Жесткие складки в уголках ее рта разгладились, и она откинулась на спинку стула. Она с такой силой сплела пальцы, что они побелели.

- Значит, вот почему, - сказал я.

- Что именно? - рассеянно отозвалась она.

- Такова настоящая причина, почему ты стала проституткой.

Нахмурившись, она удивленно посмотрела на меня.

- Ты не была в безвыходном положении. Любой может выпутаться, стоит только страстно пожелать. И твоя жизненная ситуация лишь частично объясняется тем, что тебе не додали любви. Ты и сама не любила по-настоящему, поэтому и не справилась с жизнью...

- Ну вот и вы взялись философствовать.

- Может быть. Но я продолжаю. Беспристрастный ответ на вопрос "почему?" заключается в мести. Ты решила всем отомстить. Нимфомания - лишь предлог, сомнительное оправдание твоих деяний. Тебе так легче. Ты говорила себе, что деньги нужны для "благородных дел": для твоего ребенка, на лечение друга-наркомана. Ты яростно желала посчитаться со всеми ними, не так ли? Они платили за беды, которые постигли тебя. Они платили за тот злосчастный год в исправительной школе Гудзона. Они платили за ту квартирку в Гарлеме и за отцовские синяки и ссадины...

Она задумчиво кивнула:

- И расплатились по полной мере.

- Стоила ли игра свеч?

- Погодите. Скажите мне сначала кое-что. Вы все знаете. Я вижу это по вашим глазам. Меня не заморочить... Неужели общество чище меня?

- То, с которым ты знакома, - нет.

- О'кей. Значит, игра не стоила свеч. А вы можете предложить мне что-то получше?

Я махнул официанту, чтобы он принес счет, и положил на поднос купюру.

- Я обдумаю эту тему, - сказал я, - и напишу тебе.

- Непременно.

- Благодарю за твой рассказ, малышка. - Поднявшись, я помог ей накинуть боа из лисицы. - Могу ли я тебя куда-нибудь подвезти?

Лицо ее осветилось искренней улыбкой.

- Можешь, но лучше не надо.

- Да?

- Клиенту не понравится, - пояснила она. - Проводи лучше меня до такси.

Мы вышли, и я свистнул, подзывая желтую машину. Мы попрощались, она куда-то уехала, а через несколько минут я ощутил легкую печаль. Мне стало жаль и ее, и общество. Особенно последнее. На углу распластался на тротуаре какой-то пьяница. На щеке у него была кровь. Не исключено, что он был мертв, но общество как таковое это не волновало. Общество - в лице его представителей - спокойно переступало через него, лишь изредка с любопытством поглядывая на распростертое тело. Вдруг появился коп, и, когда я садился в остановившееся такси, полицейский осторожно поднимал его на ноги.

Внимание... Соберись и действуй!

Дик Бейкер был новичком в детективных играх, но тут уж он нисколько не сомневался, что теперь-то его ждет настоящее дело. Он был уверен, что шеф вызвал его, чтобы поручить какое-то важное задание, и, сидя в приемной, он лелеял надежду, что оставит по себе незабываемый след. Ну у кого еще из выпускников колледжа была возможность очертя голову окунуться в приключение!

Хоули, возглавлявший агентство "Истерн детектив, инкорпорейтед", выйдя из кабинета, увидел перед собой рослого молодого человека.

- Дик, вам предстоит выполнить специальное поручение для Конуэй-банка.

Дик расплылся в искренней улыбке.

- Вы хотите сказать, что я доставлю банкноты?

Шеф покачал головой.

- Нет. У вас будет пустой саквояж. Мы предполагаем, что эту сумму, как уже бывало, постараются перехватить, и поэтому посылаем двух курьеров, одного с грузом, а другого для отвлечения внимания - вот вы и сыграете эту роль для налетчиков!

- А что, если мне удастся захватить их?

- Ни в коем случае. Стрельбу предоставьте полиции. Из-за пустого саквояжа не стоит рисковать. Тем более что если его вырвут у вас из рук, грабители постараются сразу же унести ноги. А второй курьер беспрепятственно выполнит свою задачу.

Дик не мог скрыть разочарования. Едва только поступив на службу в агентство, он был полон желания отважно раскрутить по-настоящему крупное дело, чтобы доказать, что он непревзойденный детектив, а ему все поручают какую-то мелочевку.

- Как скажете, шеф, - ответил он. - Но не могу ли я дать им хотя бы пинка?

Хоули улыбнулся при виде такого рвения своего молодого помощника.

- Нет. Никаких пинков. Просто оставайтесь на месте и делайте вид, что вы очень испуганы.

- Но как я могу делать вид, что испуган, если на самом деле я не испуган? Четыре месяца я готовлюсь к действиям в подобной ситуации, а когда она возникает - я даже не имею права дать им сдачи! Ну ладно, может, они первые нападут на меня, и я не смогу сдержаться!

- Еще как сможете - или же это сделает кто-то другой!

Вечером, оставшись один в своей комнате, Дик стал тщательно обдумавать все, что ему предстоит. Значит, предполагается, что саквояж у него вырвут, но, может быть, им придется вместе с ним прихватить и его, Дика. Не исключено. Как правило, курьер пристегивает чемоданчик цепочкой к руке. Итак, если он таким образом пристегнет свой саквояж с "куклой" внутри, у них не будет выбора, кроме как потащить его за собой. Можно попробовать, но предварительно надо как следует подготовиться. Вот где пригодятся его любимые разработки! Мрачно усмехнувшись, он принялся за дело.

Вырвавшийся из-за угла порыв ветра раздул полы пальто. Дик поднял воротник и бросил взгляд на улицу. Она была пустынна. Закрыв двери, он двинулся к подземке, таща с собой прикованный к кисти саквояж со старыми газетами. Достать цепочку было нелегко, но он справился. Он подумал о другом курьере, которому после его ухода предстоит еще час сидеть в агентстве. Бедняга - вот уж кому придется поскучать!

В этот час на платформе было пусто, если не считать пары рабочих. Дик вошел в вагон и сел. Пока все спокойно - откровенно говоря, даже слишком спокойно. Он вышел на своей остановке и, прыгая через две ступеньки, побежал по лестнице. Оказавшись на улице, он свистнул, подзывая такси, - и вот тут-то все и началось! В спину ему уперся какой-то твердый предмет, и чужая рука рванула саквояж.

- Да он прицеплен, - прорычал чей-то голос. Дик осмелился глянуть через плечо. За спиной стояли те двое рабочих!

- Да ладно, - сказал второй голос. - Прихватим его с собой и отрубим руку. А потом утопим в реке. - При этих словах у Дика по спине пробежали мурашки. Может, ему не стоило ввязываться в эту историю? Но теперь уж поздно! Подъехало такси, и все трое разместились на сиденьях. Налетчик с пистолетом в руке посмотрел на Дика.

- Вякни хоть слово - и тебя пришибут на месте.

После такого предупреждения у Дика не было ни малейшего желания открывать рот. В молчании они добрались до пустынного квартала города, где, сменив такси, направились в совсем уж зловещую заброшенную местность. Троица выглядела довольно странно, но никто не обратил на них внимания. В этот утренний час улицы были пустынны. Они подошли к старому складскому зданию, и Дика втолкнули внутрь. Миновав один лестничный марш, они спустились в подвальное помещение. Вот, значит, где обитает банда грабителей!

Убежище походило скорее на маленькую крепость. Дуло пистолета больно ткнуло Дика в спину, и он поспешно переступил порог комнаты.

Никогда еще он не сталкивался с такой дьявольски злобной личностью, на губах которой застыла гнусная усмешка. Бандит сидел за столом.

- Обыскать его! - Опытные руки скользнули по телу Дика. Охранник вытащил из бокового кармана его пистолет.

- Чист. Как с саквояжем разобраться?

- Дай-ка нож! Я тебе покажу.

На мгновение Дик с ужасом подумал, что сейчас ему отрежут кисть. Но гангстер всего лишь оттяпал ручку и на лету подхватил саквояж. - Теперь свяжите его. Он еще на нас поработает. А пока надо припрятать деньги.

Его туго обкрутили веревкой, связав руки за спиной и примотав лодыжки друг к другу.

Дик старательно пытался скрыть улыбку, но уголки губ то и дело предательски подергивались. Он и предполагал, что свяжут его именно таким образом.

Грабитель пониже ростом с крысиной физиономией заметил его усмешку.

- Тебе смешно, да? Погоди, мы еще тобой займемся! Не вздумай вопить и звать на помощь. Стены тут глухие, никто не услышит. - И гангстер присоединился к остальным, которые опустошали кожаный мешок, наполненный пачками банкнот. Наконец, поделив добычу, все члены банды покинули помещение.

Когда за последним закрылась дверь, Дик принялся за дело. В подкладке брюк сзади он припрятал бритвенное лезвие. Он пристроил лезвие так, что его можно было извлечь даже связанными руками и перерезать путы. Дик вынул лезвие и стал перепиливать веревочные петли. Наконец он освободился от веревок и стряхнул обрывки. Подтянув штанину, он убедился, что с привязанным к ноге автоматическим пистолетом 25-го калибра все в порядке. Не теряя времени он подкрался к дверям и осторожно выглянул. Отлично! Бандиты, считая, что он недвижим и беспомощен, не оставили охраны.

Из-под двери на верхней лестничной площадке пробивалась полоска света, и, судя по доносившимся оттуда невнятным голосам, банда была в сборе. Пока все шло как нельзя лучше. В карманах у Дика был полный набор необходимых инструментов. Дик вытащил шнур, смотанный в тугой клубок. На конце его он прикрепил шарик и прикрепил к ручке двери. Стоит дернуть за шнур, и это нехитрое приспособление издаст звук, словно кто-то стучит в дверь. Он улыбнулся про себя. Старый фокус, который мальчишки устраивают на Хэллоуин.

Он бесшумно перебрался к окну, разматывая за собой шнур. Снаружи шел узкий выступ, и Дик выбрался на него. Еле слышный шорох - и его поймают! Медленно, дюйм за дюймом, он осторожно двинулся в путь и через несколько минут очутился перед другим окном. Присев на корточки и скорчившись, он смог заглянуть в щель жалюзи и чуть не заорал от радости. Вся банда была на месте и раскладывала пачки банкнотов, награбленных при других налетах!

Время! Дик дернул за шнур. Все удивленно повернулись к двери, мгновенно выхватив пистолеты. Бандиты, должно быть, ждали условленного сигнала, но тут явно было что-то другое. Обменявшись обеспокенными взглядами, они крадучись двинулись к двери, готовые открыть пальбу.

Главарь банды вскинул оружие:

- Кто там?

Дик снова дернул шнур. На этот раз бандиты не выдержали. Залпы с грохотом саданули в дверь, проделав в филенке дыры размером с яблоко. Дик еще пару раз дернул шнур, а потом резким рывком оборвал колотушку.

Они все стояли лицом к двери, ожидая атаки с той стороны. Дик вцепился ногтями в оконную раму и бесшумно поднял ее. Оказавшись в помещении, он дал понять банде, что держит всех под прицелом:

- Руки вверх, парни! Бросайте пушки!

Бандиты изумленно перевели дыхание, и пистолеты полетели на пол. Главарь банды повернулся.

- Ты? Как ты тут очутился?

- По воздуху. Живо лапки кверху - да повыше!

Кто-то дернулся, и Дик с пол-оборота рванулся в его сторону. И это было последнее, что он успел увидеть, потому что цветочная ваза врезалась ему прямо в лоб и он рухнул. Придя в себя, он обнаружил, что связан куда основательнее, чем прежде. Комната была пустой, но перед ним, держа его на мушке, сидел охранник. Последним в дверях исчез коротышка с кожаным мешком в руке. Ясно было, что они готовились смыться из города. Теперь или никогда и Дик был готов действовать!

Дик медленно стал поднимать ногу, словно она у него затекла. Примерившись к расстоянию до охранника, он двинул ступней, и из его штанины вырвался язык пламени. Охранник, дернувшись, скорчился и сполз на пол. Дик пальцами дотянулся до лезвия бритвы, извлек его и перерезал веревки. Он услышал шаги бегущего вверх по лестнице человека. Нагнувшись, Дик схватил пистолет незадачливого охранника и вылетел в коридор.

Рядом был полуоткрытый чулан, и он кинулся туда. Когда мимо пробегал первый член банды, тяжелая рукоятка пистолета пришлась ему за ухом, и Дик, перехватив обмякшее тело, затащил его в чулан. Та же судьба постигла и остальных троих, одного за другим. Теперь все были в его распоряжении кроме главаря! Все члены банды лежали вповалку, как мешки с картошкой, и недвижимые, как мороженая макрель. Они будут в отключке как минимум несколько часов. Дик высунул голову из чулана. Пусто.

Но тут он услышал легкий скрип ступенек. Он подождал, пока на верхней площадке лестницы появится чья-то фигура, и, стремительно прыгнув вперед, нанес ему сокрушительный удар. Главарь банды врезался головой в пол и замер. Дик не стал терять времени, обезоруживая его, и затащил в чулан к остальным. Дверь в чулан он припер снаружи двумя столами и металлическим сейфом; теперь из него было не выбраться. Вернувшись в агентство, он снял трубку и набрал номер...

Хоули протянул ему руку.

- Дик, вы поработали просто прекрасно. Как детектив высшего класса. Это ваше приспособление, пистолет-на-ноге, мы непременно возьмем на вооружение.

Дик улыбнулся.

- Жаль, что пришлось так потрудиться лишь из-за "куклы". Я чувствовал бы себя куда лучше, будь со мной наличность.

- Ах, вот как? - сказал Хоули. - Юмор ситуации в том, что наличность и была при вас. В агентстве перепутали саквояжи, и все это время вы таскали с собой кучу денег! Потеряй мы их, репутация нашего детективного агентства сошла бы на нет. Если бы не вы!

Записи о "золотой лихорадке"

Визгуна Вильямса убили на ступенях здания Уголовного суда. Убийцы аккуратненько всадили ему две пули в затылок и прежде, чем кто-либо успел понять, что произошло, затерялись в потоке машин.

Но я-то знал, что случилось, и, видя перед собой костистое неподвижное лицо на каталке в морге, я чувствовал, как все внутренности мне сводит судорогой и пересыхает во рту.

- Опознаете его? - спросил санитар.

- Он может не утруждать себя, - раздался второй голос, и я обернулся.

С той поры, как мы виделись в последний раз, Чарли Уоттс получил капитанские нашивки, но за эти десять лет, когда его несколько раз повышали в звании, он лишь укрепился в своей ненависти к таким людям, как я.

- Твой старый сокамерник, Фаллон... не так ли? - Даже голос у него остался точно таким же - скрипучим, как ножом по оселку.

Я кивнул.

- В течение шести месяцев, - уточнил я.

- Как ты выкрутился, Фаллон? Как ухитрился получить условный срок? Что за идиоты выпустили такого жуликоватого копа после всего, что ты натворил?

- Может, им было нужно мое место? - сказал я.

Каталка покатилась по направляющим линиям. Визгун вернулся к себе в морозильник, и последнее, что я успел увидеть, был его полуоткрытый глаз.

- Может, тебе стоило заглянуть и поговорить про эту маленькую неприятность в привычной обстановке? - предложил мне Уоттс.

- Зачем?

- А затем, что у нас состоялся бы любопытный разговор. Бывшего мошенника убивают на ступенях общественного здания, и старый приятель тут как тут - явился удостовериться, что он в самом деле мертв.

- Я пришел опознать тело. Еще сегодня утром он числился среди неизвестных лиц.

- Фотография в прессе была такой нечеткой, Фаллон...

- Может, для тебя?

- Ладно, кончай трепаться и поехали.

- Обойдешься, - охладил я его пыл, раскрывая перед ним бумажник.

- Сукин ты сын! - обозлился он. И, помолчав несколько секунд, продолжал: - Репортер! Газетная ищейка, вот ты кто. Интересно, кто же, черт побери, взял тебя репортером?

- "Орли ньюс сервис", Чарли. Они считают, что и бывший преступник имеет право на реабилитацию. Следовательно... Я правомочен находиться здесь, поскольку собираюсь написать большой материал интимного свойства о покойном.

- Все равно ты - дерьмо, - нагло заявил он.

- Не хочешь ли проверить мое репортерское удостоверение?

- Засунь его себе в задницу и вали отсюда!

- Спокойнее! У нас с тобой - все в прошлом.

- Я в этом не уверен, - сказал он. - Ты всегда будешь гнусным копом, который брал взятки и опозорил всех нас. Жаль, что уголовники в Синге не пришили тебя.

- Визгун из-за меня вляпался в поножовщину.

- Тогда отдай ему последние почести и испарись!

- Рад был повидаться с вами, капитан. - Спрятав бумажник, я двинулся к двери. Остановившись у порога, я обернулся. - Нога все так же ноет к дождю?

- Нисколько. И вообще я тебе ничего не должен, Фаллон, за то, что ты перехватил мою пулю. С тех пор в меня стреляли еще трижды.

Я усмехнулся.

- А вот меня с тех пор беспокоит шрам над дыркой в боку.

* * *

Я никогда не мог понять, каким образом одетые женщины ухитряются выглядеть голыми, и лишь с Черилл начал осознавать, в чем тут дело. Я бы сказал, что она сама чувствовала себя обнаженной. Она постоянно откалывала номера, которые заставляли мужчин глазеть на нее. Например, ставить ноги на выдвинутый ящик письменного стола так, что ее мини-юбка задиралась до пояса. Или же, облачившись в блузку с предельно выразительным декольте, так перегибаться через мой письменный стол, что я начисто забывал, о чем Черилл болтала в тот момент.

Когда я вошел в свой кабинет в редакции "Орли ньюс сервис", который мы делили с ней на пару, она с детской непосредственностью чесала попку, и я сказал:

- Может, ты прекратишь?

- Так ведь чешется.

- Что ты подцепила?

Уставившись на меня, Черилл расхохоталась.

- Ничего. Просто перекупалась в бассейне у моих друзей и обгорела на солнце.

- Повезло же мужикам, у которых ты гостишь.

- Мои друзья - это девочка, с которой я пела в хоре. Она вышла замуж за миллионера.

- Почему ты не пошла по ее стопам?

- У меня были другие намерения.

- Стать машинисткой?

- "Орли" хорошо платит мне - как секретарю и комментатору.

- Они бросают деньги на ветер, - одернул я ее.

Она одарила меня глуповатой улыбкой, из-за которой я всегда жутко злился.

- Ну, значит, я предмет секса, который шеф любит держать при себе.

- Да, но почему он сшивается рядом со мной?

- Может, тебе нужна помощь?

- Но не такого рода.

- Особенно такого рода.

- До чего обществу было спокойнее, когда ты занималась социальным обеспечением.

- Условно-досрочно освобожденными.

- Разница невелика.

- Черта с два! - Ее взгляд стал проницательным, что всегда удивляло меня, и она спросила: - Что произошло утром?

- Визгун. Он убит.

- Так отпишись и выкинь из головы.

- Не изображай со мной попечителя условно-досрочного, девочка.

Она не сводила с меня глаз:

- Ты сам знаешь, в чем заключается твоя работа.

- Визгун спас мне жизнь, - парировал я.

- А теперь он мертв. - Она продолжала в упор смотреть на меня. Потом закусила нижнюю губу. - Ты догадываешься, в чем дело?

Я обошел кресло и уставился в окно на панораму Манхэттена. Но она почему-то больше не доставляла мне удовольствия. Архитектурный ансамбль сплошной кубизм... Этот город всегда обладал какой-то чувственной привлекательностью, а сейчас у него явно была менопауза.

- Нет, не догадываюсь, - ответил я.

- Так я тебе и поверила, свинячья задница, - мягко сказала Черилл. - Не забывай репортерскую заповедь: не высовывайся - пострадаешь не ты один.

Когда за ней захлопнулась дверь приемной, я вытащил из кармана мини-кассету и вставил ее в диктофон. Мне нужно было снова прослушать ее, чтобы кое в чем обрести уверенность.

А Визгуну, черт побери, было что рассказать за эти две с половиной минуты!

* * *

Он выбрался из "большого дома" после шести лет отсидки и открыл радиоремонтную мастерскую - как раз на Седьмой авеню. Мастерская давала ему средства к существованию, на хлеб хватало, и он даже решил жениться на пухлой маленькой проституточке, что жила в соседней квартире. Но его убили прежде, чем он собрался отдавать ей свои заработки в обмен на семейный уют. Однако этой части его истории на кассете не было. Я ее знал и так, потому что мы поддерживали отношения.

На ленте были слышны два голоса. Один удивлялся, как это, черт побери. Старику удалось раздобыть восемьсот фунтов чистого золота и как он собирается уволочь их из страны и переправить в Европу, а другой советовал ему не ломать голову, ибо тот, кто смог раздобыть их, переправит добро, куда угодно, и за ту цену, которую они платят, можно пойти на любой риск, тем более что уже ухлопано пять человек, которые организовывали доставку товара. Так что осталось лишь продумать технику, как все сделать, получить свою долю - и гори все синим пламенем.

Жалкий маленький идиот, подумал я. Он притащил диктофон с потайным микрофончиком в ресторан, где подрабатывал во время ленча, и записал разговор в соседней нише. Беда, что он узнал одного из тех типов по голосу и решил урвать себе кусок пожирнее.

Его не зря назвали Визгуном. Он слишком много визжал и болтал, так что его намерения стали достоянием противной стороны, и он, даже не поняв, что с ним произошло, отбыл в мир иной. Он успел переслать мне кассету и отправился сдаваться властям, но его перехватили - он так и не добрался до верхних ступенек здания Уголовного суда. Кто бы ни готовил восемьсот фунтов чистого золота для отправки за море, он мог себе позволить потратить малую толику его и заказать убийство моего старого приятеля по камере.

Если даже считать по минимуму - сто долларов за унцию, то восемьсот фунтов потянут, черт побери, на миллион с четвертью баксов. Есть чем расплатиться и за переправку золота, и за труп, и даже не один. Первым оказался Визгун.

Идиот и несмышленыш! Он так суматошно суетился, спешил, что нечаянно оторвал несколько дюймов ленты, которые как раз и помогли бы опознать собеседников на оставшейся части. А так - у меня были только два голоса и единственное имя - Старик.

Я сунул кассету в конверт с изображением синусоид графического отпечатка голоса, который дал мне Эдди Коннор, затолкал кассету к задней стенке ящика с моими счетами и запер его на ключ. Вдруг желудок свело судорогой, и снова появилось отвратительное ощущение, когда я вспомнил, как пахнет лужа крови на горячем асфальте и когда въявь увидел полуоткрытый глаз Визгуна Вильямса, придавленный обледенелым веком. Выругавшись сквозь зубы, я вытащил из ящика стола мой 45-й калибр и сунул его за пояс.

Да пусть все катится к чертовой матери! Меня это нисколько не волнует. Я помнил одно - как Визгун грудью закрыл меня от ножа Ардмора, который рвался прирезать бывшего копа.

Когда я спекся, многие дали понять, что меня и в упор не видят. А ведь были и такие, которые делали точь-в-точь как я, но им хватило ума не попасться. Коренастый плотный лейтенант был одним из них и не мог не столкнуться теперь со мной и сильно опасался, что я попытаюсь надавить на него. Чувствовал он себя чертовски неудобно, потому что выхода у него не было, и он это отлично понимал, хотя и старался держать себя раскованно и непринужденно.

Мы расположились в китайском ресторанчике, и, когда нам подали чау-чау, я спросил:

- Кто занимается золотом, Ал?

- Кто им только не занимается!

- Я говорю о товаре на миллион с четвертью.

- Это незаконно, - сказал он. - Разве что для производственных нужд.

- Конечно. Тем более что такой груз золота и транспортировать нелегко. Но это не помешает переправить его по воздуху - в виде оснований кресел, подлокотников, ложных переборок, липовых запчастей и прочего.

Ал Гроссино накрутил на вилку очередную порция спагетти и уставился на меня.

- Послушай, я и понятия не имею...

- Кончай нести ахинею. Ал. Когда цена на золото подскочила, они реанимировали старые шахты, и современная технология позволила выколачивать немалые прибыли. Эти компании сбывают продукцию на сторону. А поскольку контролировать их должно государство и уже явно поползли кое-какие слухи, ты-то должен быть в курсе.

- Черт возьми, Фаллон...

- Не заставляй меня углубляться в тему, а мне очень этого хочется... предупредил я.

Он молчал несколько секунд, обводя взглядом помещение. Успокоившись, он сказал:

- Провалиться тебе, Фаллон! Вечно ты нарываешься на жуликов. Это просто мелкое мошенничество.

- Так что за разборки?

Смирившись, он устало повел плечами:

- Две компании из Невады и одна из Аризоны сцепились с профсоюзами. Они начали терять продукцию еще до стадии отливок в слитки. Так что на рынке в Нью-Йорке ничего и не появилось.

- Насколько тебе известно.

- Не лови меня на слове, Фаллон.

Улыбнувшись, я промолчал, ожидая продолжения.

- Мы получили указание, - вновь заговорил Ал Гроссино, - присмотреться к ним, но пока ничего так и не засекли. Эти компании пойдут на что угодно, лишь бы платить поменьше налогов.

- Дерьмо собачье!

- Не идиотничай! Ты что, не знаешь, как федералы контролируют каждый грамм шахтного золота в этой стране?

- Сам не идиотничай! Неужели ты не знаешь, как разнятся цены официальные и черного рынка? - осадил я его.

- О'кей. То есть биржевые дельцы...

- Да оставь ты их в покое. Давай называть вещи своими именами. Кто в этом деле самые крупные шишки? Кто построил Лас-Вегас? Кто контролирует доставку наркотиков? Кто...

- Гангстеры не занимаются золотом, Фаллон, - фыркнул он. - Они слишком умны, чтобы возиться с валютой.

- Почему же в таком случае они занимаются подделкой денег? - с гнусной ухмылкой подначил я его.

Отшвырнув салфетку, он влил в себя остатки холодного чая.

- Выкладывай, что тебе надо, и катись отсюда!

- Выясни, в каких объемах компании оценивают свои потери? - сказал я.

- Зачем?

- Ты разве забыл, что я репортер?

- Трудно представить тебя в этом качестве.

- Всему свой срок. Ал. Кстати, кто такой Старик?

- Не притворяйся кретином, Фаллон. Ты служил в армии. Ты был копом. Любого, у кого есть право командовать, называют "стариком". - Он нахлобучил шляпу и кинул на стол свою долю платы, оставив меня в одиночестве.

* * *

Увидев у дверей окружной прокуратуры копа, я показал ему свою репортерскую карточку, и, пока он нес какую-то чушь, я заметил Люкаса из "Ньюс". Тогда я зачитал копу несколько абзацев из Конституции США и направился прямиком к Чарли Уоттсу, который собирался допрашивать рыдающую Марлен Питере. Чарли был в компании двух детективов и помощника окружного прокурора. Пухлую маленькую уличную бабочку, которая должна была стать женой Визгуна Вильямса, так часто таскали сюда, что все их штучки она знала наизусть и тотчас же пустила в ход самое безотказное оружие - потоки слез. Блюстители ее гражданских прав были потрясены таким беззаконием. Люкас был готов броситься на защиту бабочки, а я подумал, кто же выписал ордер на арест, да и есть он вообще у них?

Но так или иначе я, оказавшись на допросе, испытал облегчение, а мой бывший шеф сказал:

- Я так и знал, что увижу тебя. Рано или поздно.

- А если точнее?

- Рано. Конечно, ты знаешь эту леди?

- Конечно.

- В ее профессиональном качестве?

- Пока еще я ей не платил, Чарли.

Сотруднику окружной прокуратуры было чуть больше двадцати, и он сделал ошибку, открыв рот:

- Что вы тут вообще делаете, черт возьми?

- Собираюсь выкинуть тебя пинком под зад, малыш. Чисто в физическом смысле слова. И тут все стены будут вымазаны твоими соплями и кровью, если ты сам не уберешься. И прихвати с собой своих приятелей.

Чарли Уоттс расплылся в откровенной ухмылке, предвкушая дальнейшее развитие событий. Но я был прав - ордера на арест у них не имелось. Даже намека не было. Все беспрекословно поднялись, глядя на побагровевшего сотрудника прокуратуры. А Люкас, догадываясь, что будет дальше, возмущенно убрал свои записи. Подождав, пока за ними закрылась дверь, я кинул шляпу на стол и спросил:

- Как дела, Марлен?

Она больше не рыдала. Глаза у нее были сухими и испуганными. Но - не из-за копов. Кончиком языка она облизала губы, и я видел, как у нее дрожат руки.

- Пожалуйста, Фаллон...

- Ты боишься меня?

- Нет.

- Ты любила Визгуна?

- Немного. Он был единственным парнем, который хотел на мне жениться.

- Ты знаешь, почему его убили?

- Да.

У меня забегали мурашки по спине.

- Почему же?

- Он мне толком ничего не рассказал. Просто он что-то знал, вот и все. Он говорил, что-то может доказать и мы получим тогда хороший кусок и уедем отсюда к чертовой матери. У него была какая-то кассета с записью или что-то вроде этого.

- Да?

Она испуганно дернулась, вытаращив глаза, которые стали большими, как плошки.

- Но у меня ничего нету! Как раз перед тем, как пойти повидаться с судьей, который посадил его, он кому-то послал кассету и велел мне побыстрее убираться... и вот он мертв...

- Так почему ты не унесла ноги?

- Ты что, смеешься? - Она закрыла лицо руками, и на этот раз слезы у нее были самыми настоящими. - Почему, по-твоему, так пусто на улице? Да они поджидают меня, вот почему. Дерьмо! Меня тоже пришьют. Прикончат, как Визгуна, и я даже не знаю из-за чего.

- Пока тебя еще не прикончили, Марлен.

- Выгляни в окно. По обеим сторонам улицы стоит по машине. Нет, ты никого не заметишь. Они сидят внутри и ждут подходящего времени, а когда никого из вас не останется рядом, я превращусь в дохлую шлюху, которая попробовала обмануть своего сутенера, за что ей и перерезали горло.

- Значит, я остаюсь, - отвел я ее руки, которыми она закрывала лицо. Визгун вообще что-нибудь рассказывал? Ну давай же, вспомни!

Марлен замотала головой и отпрянула:

- Оставь меня в покое!

- Это не ответ на мой вопрос.

- Какая разница?

- Нет смысла умирать впустую, не так ли?

Тон моего голоса пронял ее, и она повернулась:

- С копами я вообще не разговариваю.

- Я бывший преступник, - напомнил я ей. - Старый сокамерник Визгуна. Ты забыла?

- Он хотел жениться на мне. В самом деле хотел.

- Знаю.

- И я этого хотела. Он ничего из себя не представлял, но никто другой не предлагал мне руку и сердце.

- Кто-нибудь да предложит. Так что он тебе рассказывал?

- Толком ничего. Только говорил, что выяснил имя той крысы и на этот раз затравит ее. - Она испуганно взмахнула руками, и глаза ее снова увлажнились. - Как мне отсюда выбраться?

- Я тебя выведу.

Мы вышли на лестничную площадку и спустились по ступенькам в подвальное помещение, откуда, минуя груды мусорных ящиков и старых детских колясок, выбрались на задний двор, погруженный в ночную темноту. Постояв там и прислушавшись, мы снова двинулись в путь и добрались до шаткой изгороди, которая отделяла ее дом от соседнего. Нам приходилось подныривать под развешанное на просушку белье и не раз споткнуться о раздавленные картонные коробки, которые вывалились из переполненных мусорных контейнеров.

Но они давно поджидали нас, успев привыкнуть к темноте, так что, когда сдавленно кашлянул выстрел, я увидел лишь вспышку и почувствовал колыхание воздуха от миновавшей меня пули. Отшвырнув девушку в сторону, я выхватил из-за пояса револьвер. Снова по глазам резанула вспышка, потом еще одна, но на этот раз я уже видел перед собой длинное дуло кольта. Ночь раскололась грохотом выстрела, на который эхом ответил чей-то клокочущий хрип, после чего я услышал слева от себя чей-то плач и звук убегающих шагов перед собой.

- Марлен?.. - позвал я.

Ответом мне были тихие всхлипывания.

- Он хотел жениться на мне. Ты же это знаешь, правда?

Чиркнув спичкой, я увидел перед собой мутные безжизненные глаза.

- Знаю, детка, - сказал я.

Со стуком стали распахиваться оконные рамы. Где-то завизжала женщина. Выругался какой-то тип, а другой идиот стал бестолково шарить лучом фонарика в ночи, не соображая, куда его направить. Двинувшись в сторону изгороди, я наткнулся на тело и зажег еще одну спичку.

Может, меня снова ждут спазмы в желудке и зябкая дрожь между лопатками? Через час Чарли Уоттс поднимет по тревоге все полицейские посты, бросив их в погоню за мной, а спустя два часа все газеты вытащат на первые полосы ту давнюю историю, украсив ее моим поясным портретом, - и не будет мне места для спасения на земле...

Однако в первый раз за долгое время я чувствовал себя легко и свободно.

Мне даже захотелось увидеться с Черилл.

Фаллон, ты сущий подонок, подумал я. Ведь тебе нравится убивать...

А кто-то другой в этот миг тоже мечтает... убить меня, потому что у них - труп, и они понимают, что бывший зек будет мстить за своего сокамерника. И кто бы он ни был, Старику не будет покоя, ибо этот убийца знает о золоте, и нужен только подходящий момент, чтобы отправить его на европейские рынки.

Мамаша Кристи была одной из тех старых нью-йоркских профессионалок, которая умела ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не помнить. Она содержала дешевую гостиницу рядом с доками, где разгружались суда пароходной линии "Кюнард-лайн". Увидев меня, она лишь ткнула большим пальцем в нужную сторону.

- Твоя девка во втором номере, Фаллон.

Поблагодарив ее, я поднялся к Черилл, которая сидела в грязноватой комнатушке, с гамбургером в одной руке и с "Ньюс" в другой. Я сразу заметил, что, по крайней мере, на сей раз мне отвели место на внутренней полосе. Взглянув на меня поверх газеты, она сказала:

- А ведь ты это сделал, босс.

- Одерни юбку. Мамаша думает, что я снял номер для свидания с тобой.

- Она слишком короткая. А твое "свидание" звучит пошловато.

- Другого не подобрать.

- Жаль, - вздохнула она.

Я закрыл и запер дверь на ключ. Подойдя к окну, опустил жалюзи. Она по-прежнему не отрывала глаз от газеты.

- Что ты там вычитала?

- Ты объявлен в розыск, - сообщила мне Черилл. - За убийство.

- Потрясающе! - сказал я.

- Его звали Артер Литлуорт, он же Шим Малыш, он же Малыш Шим, он же Малыш Сохо, он же...

- Знаю.

- Наемный убийца из Де-Мойна, штат Айова. "Магнум-357". Он таскал его с собой, засветился в двух других делах, одно в Лос-Анджелесе, другое в Нью-Йорке.

- Почему он очутился тут в городе?

- Из-за твоего приятеля. Визгуна.

- У них был зуб на него, не так ли?

- Конечно. Он сидел в камере с Визгуном до тебя. Они были врагами.

- Что-то я его не помню.

- Он вышел до твоего появления. Я проверила. Так что твои действия могут считаться только местью и ничем иным. - Она отложила газету и уставилась на меня своими большими круглыми глазами. - Теперь все будут охотиться за тобой, чтобы прикончить.

- А ты как думаешь? - спросил я.

- Стоит ли тебе интересоваться этим сейчас?

- Да пошло оно... Что тебя волнует?

- Похоже, ты совсем не разбираешься в женщинах, а?

- Детка, да я их знаю вдоль и поперек.

- Ну, и что-нибудь усвоил?

- Достаточно, чтобы держаться от тебя подальше... как от объекта секса.

- Хватит одного телефонного звонка - и ты про все забудешь.

- Как и ты, куколка.

- Я - не девственница.

- Есть и другие способы убедиться.

- Звучит заманчиво.

- Попробуй со мной.

- Может, попозже.

- Слава Богу. А то меня достала одна машинисточка, из которой секс так и прет.

Она глуповато улыбнулась мне.

- Ах ты, подлец! - воскликнула она. - Какого черта я должна разрываться между долгом и влюбленностью, как юная школьница!

- Интересно, каким ты меня видишь?

- Толстым, безобразным бездельником с уголовным прошлым. Ты даже одеваться толком не умеешь. Бывший коп, бывший зек, начинающий репортер, а в настоящее время - преступник в бегах.

- Благодарю, - сказал я. - И все - за пару дней.

- Могу ли я помочь тебе смыться?

- Никак хочешь попасть в соучастницы?

Она глянула на полурасстеленную постель и усмехнулась.

- Порой я удивляюсь самой себе.

- Мм-мм...

- Я куда лучше соображаю, когда занимаюсь любовью, - сказала она.

Потом, когда мы уже лежали рядом, продолжила:

- У тебя же нет ни одного шанса. И ты это знаешь.

- Кто так решил?

- Все решено и расписано давным-давно.

- Только не пори чушь о кисмете и о судьбе, девочка.

- Посмотри правде в глаза. Твое будущее запрограммировано, и тебе никуда не деться.

- Помолчала бы ты, специалист по условно-досрочному.

- Вполне рассчитанный риск. - Черилл лежала, глядя в потолок, и лицо ее было предельно серьезно. - Они решили, что игра стоит свеч.

- Они забыли о факторе случайности, - возразил я.

- Он был всего лишь сокамерником.

- Ты не знаешь, что такое жить в тюрьме. С соседом на верхней койке.

- И стоит умирать из-за этого?

- Разве смерть не ждет нас всех?

- И что же?

- А то. Я просто трахаю тебя... и даже не говорю "Я люблю тебя, милая".

- Специалиста по условно-досрочному устраивает и трахание, - спокойно ответила она.

- Но не машинистку, - уточнил я. - Так расскажи, что ты выяснила?

- Чарли считает, что лучше бы тебя прикончили.

- Прелестно!

- И не только он. Тебе заказали киллера.

- Как я и предполагал, - сказал я. Повернувшись на бок, я обнял ее нежное милое тело и тут же уснул. Меня не покидало ощущение уюта и покоя. Погружаясь в сон, я успел лишь подумать, как далеко эта куколка может зайти ради мужика.

* * *

Такую штуку, которая называется "золотая лихорадка", скрыть невозможно. Допустим, вы наградили триппером свою жену и соседку. Допустим, ваша жена не будет выступать, но вот сосед, переспав со своей женой, начнет орать не своим голосом, когда у него закапает с кончика, он будет бегать по потолку, готовый разорвать всех и каждого.

Что уж тут говорить о золоте - та еще зараза.

Локо Бене так перепугался, когда я, то есть знаменитый убийца, возник у его изголовья, что чуть не вырубился при виде мрачной дырки на конце ствола моего 45-го калибра и заныл:

- Ради Бога, Фаллон, я ничего не слышал, только разговоры на улицах...

- Бене... ты обретался вместе с Шимом Малышом, - припомнил я информацию Черилл.

- Ну да, ну да! Я не забыл. Но мы не были приятелями. У него имелись кое-какие связи с гангстерами, и поэтому мы делали с ним кое-какие денежки.

- О'кей, Локо. Вы на пару участвовали в доставке наркотиков. Какие новые дорожки вы протоптали?

- Да ты что? Ты меня в угол загоняешь. Если что-то станет известно, думаешь, они не догадаются, кто проболтался? Я знаю только, как их доставляют. И понятия не имею, как вывозят.

- Локо, сведения уже просочились. Собираются вывозить золото, а ты по этой части - мастак. Только не говори мне, что ты ничего не слышал.

- Фаллон...

Я взвел курок, и его металлический щелчок прозвучал как удар грома.

Он сглотнул и растерянно пожал плечами:

- Конечно, я кое-что слышал. Вроде кто-то ищет Гиббонса, но не знают, что он мотает срок в мексиканской тюрьме.

- Адриан Гиббоне?

- Ясно, он. Он имел дело с большими грузами, и перво-наперво с запчастями. В своем деле он - чистый артист. Провозил наркоту, как сущую рухлядь, и пудрил мозги таможенникам. У него никогда не было никаких неприятностей, пока он не трахнул ту мексиканскую дешевку.

- Но золото таким манером не переправить, - заметил я. - Кого еще они могут найти?

- Мне никто не говорил... а, черт! Китаец. Отказался от предложения, потому что он спекся на сделке с картинами из музея. Да и в любом случае, он пользовался только законными путями. А вот золото...

- Кто такой Механик, Локо?

- А?

- Ты меня слышал.

- По машинам, что ли... или шулер?

- Кого Шим Малыш называл Механиком?

Он сцепил пальцы и нервно облизал пересохшие губы.

- Был вроде с ним в тюрьме парень, которого звали Механиком. Только он делал тайники в автомобилях, в которых через границу перевозили гашиш и травку.

- Помнишь, как его зовут?

- Не-а, но номер его машины кончается на двойную восьмерку. Он освободился передо мной. Фаллон, как насчет того, чтобы оставить меня в покое? Я тебе выложил...

Я поставил револьвер на предохранитель и сунул его за пояс.

- Может, я еще навещу тебя, Локо, - сказал я. - Так что держи ушки на макушке.

* * *

Судя по теленовостям и сообщениям в газетах, которыми я успел обзавестись, чертова перестрелка на заднем дворе превратила меня в кошмарного ночного убийцу. Теперь каждый коп на участке был настороже, да и любой прохожий не упустил бы шанса капнуть, что видел меня. Не то что они хотели заслужить благоволение полиции, наводя ее на мой след. Но кое-кто находился не в лучшем, чем у меня, положении, и выжить они могли лишь будучи законопослушными.

Хорошо, что Черилл снабдила меня точной информацией. На меня в самом деле был заключен недешевый контракт с киллером, и в тех местах, которые я обычно посещал, стали мелькать новые физиономии, репутация которых не была ни для кого тайной. О'Мейли, швейцар в моем доме, был настоящим другом. Он искренне обрадовался, услышав меня, и сказал, что чертовски уверен - кто-то уже обыскивал мою квартиру. Он приготовил мне смену одежды и спрятал ее в своем шкафчике в подвале, куда можно было попасть через черный ход - ключ он положил на притолоку. Я сразу же понял, что на служебный телефон поставят "подслушку", и заблаговременно позаботился о системе связи с Черилл. Она подтвердила уже имеющуюся у меня информацию, предварительно пообщавшись с полицией, с репортерами и двумя сотрудниками окружной прокуратуры.

- Черт возьми, ты влипнешь, Фаллон! - раздраженно сказала она.

- Теперь слишком поздно выходить из игры.

- Тебе лучше знать, - буркнула она.

- Конечно, - заверил я ее. - Я могу доказать, что стрелял в целях самообороны, тем более что из этого же оружия убили Визгуна. Но кто аннулирует контракт с киллером на мое убийство?

- Вот это самое странное, не так ли?

- Чертовски странное. Слишком высокая цена за бывшего зека, который пристрелил какого-то подонка с оружием... но когда речь идет о спасении некоей личности, которая сидит на груде золота, то считай, всего лишь выплачиваешь налог.

- Ладно, не читай мне лекции. Лучше скажи, что делать.

Мне нужно, втолковал я ей, найти парня, которого называют Механиком... Я сообщил ей предполагаемые даты, когда он сидел за решеткой, и две последние цифры номера его машины. Пусть она возьмет кассету и японский мини-диктофон из ящика моего письменного стола и встречает меня у Мамаши Кристи к двум часам ночи. На все про все у нее четыре часа.

Я снова ушел в ночь. Кто-то же должен знать Механика. И если Старик решил пристрелить и его, то вытащить парня из этого дерьма можно только одним способом - распространить слухи, что его ждет. Чем бы Механик сейчас ни занимался, он тут же бросит все свои дела, если узнает, что расплатятся с ним пулей в затылок. Вся эта партия золота была слишком тяжела и нетранспортабельна. Справиться с ней мог только человек с толковой головой и ловкими руками, который был бы в состоянии придумать какой-то особый способ транспортировки. Пересылать золото мелкими партиями - значит слишком много операций и слишком много людей, с каждым из которых будет возрастать уровень риска, так что я не сомневался, что его постараются выбросить на рынок единой партией. Мне осталось только выяснить, когда все произойдет, каким образом и кто этим занимается. Наконец, что мне делать, если все это удастся выяснить.

Конечно, я мог выложить всю эту историю Чарли Уоттсу, и служака-капитан начал бы исправно раскручивать ее, но, если готовится операция против банды, всегда надо учитывать возможность протечки какой-нибудь из труб запутанной чиновничьей системы, после чего желтый металл вернется в свой тайник до наступления лучших времен.

Нет, мне оставалось одно - самому разбираться в этой истории.

К полуночи я уже побывал в трех разных местах, но многого узнать о Шиме Малыше так и не удалось. Он был типичным одиночкой, который мотался из одного дешевого мотеля в другой, никогда не имел постоянного адреса; в карманах у него всегда водилось достаточно денег, но никто не мог припомнить, чтобы у него был какой-то постоянный приятель. Несколько раз его видели с каким-то парнем, совершенно невыразительной личностью, но Пэдди Эйбл, ночной бармен в "Далеком Грилле", сказал, что, насколько ему известно, тот парень всегда таскал при себе пушку, и пару раз он заметил у него в руках газету из другого штата. Название ее он не помнит, там было изображение большого орла. Пэдди заметно нервничал, разговаривая со мной, так что я поблагодарил его и ушел.

С реки поднимался густой туман, в воздухе ощущалось предвестие надвигающегося дождя.

Я двинулся по Седьмой авеню и дошел до перекрестка, где было строение, предназначенное под снос. Вдохнул едкий запах всех испарений города, которые въелись в кирпичную кладку, словно перегорелый жир в старую сковородку, и повернул на запад в поисках последнего адреса, по которому жил Шим Малыш. Это оказалась ветхая гостиница с дешевыми номерами, которые можно было снять на день или неделю, но чаще всего их использовали на часок или даже на несколько минут недорогие шлюхи, торговавшие собой в районе Бродвея, или идиоты туристы, считавшие, что, трахнув кого-то в Нью-Йорке, дома они будут за закрытыми дверями рассказывать эту потрясающую историю своим приятелям.

Парнишка с грязными ногтями, сидевший за конторкой, пододвинул мне регистрационную книгу, даже не взглянув на меня. Его вполне устроил беглый взгляд на мою репортерскую карточку и пять долларов, после чего он поведал мне, что копы уже обшарили комнату Шима Малыша, но ровно ничего не обнаружили, кроме чемодана с личными вещами и портативного радиоприемника. Насколько ему известно, к Малышу никогда не ходили гости, да и вообще он о нем ничего не может рассказать.

- Как насчет дам? - спросил я.

Он обалдело уставился на меня и сказал не без юмора:

- Вы шутите? Вы что, не видите, куда попали?

- То есть он никого не приводил?

- Да ему надо было всего лишь постучать в любую дверь. Здесь штаб-квартира десятидолларовых шлюх, которых можно драть во все дырки. Если мужик с извращениями, он может найти классом и повыше.

Я продемонстрировал ему очередную пятерку, которая мгновенно исчезла у меня из пальцев.

- А кого он предпочитал?

Он ткнул большим пальцем в сторону узенького холла. В дверях появилась коренастая девица в коротком обтягивающем платье, с мрачным усталым лицом.

- Поговори с Софи. Она знала этого парня. - Он кивнул ей, и, когда девица заметила меня, мрачное выражение тут же исчезло с ее лица, словно кто-то щелкнул выключателем, и на физиономии засияла профессионально приветливая улыбка. Она даже не стала терять время на знакомство. Просто подцепив под руку, она протащила меня по двум лестничным маршам к своему номеру, открыла дверь и через полминуты осталась в чем мама родила. Повернувшись, она распростерла руки и сказала:

- Десять долларов - и вынимай свое хозяйство.

Я вручил ей двадцать и велел одеться. Шрам от аппендицита, еще один после кесарева сечения, испещренная складками задница и бритый лобок в розовых царапинах от тупой бритвы - она не вызывала у меня никаких сексуальных позывов.

Но, получив двадцатку, она сделала то, что от нее требовалось.

- Ты любитель извращений? - с интересом спросила она. - Можешь поиметь меня и одетой, если тебе так нравится.

- Я любитель поговорить, - объяснил я ей.

На этот раз ее искренняя улыбка была полна усталости.

- Как хорошо, мистер. - Она хлопнулась в кресло и стянула черный парик. На голове у нее была спутанная копна кудряшек. - Сегодня вечером я буду только рада пообщаться. Мне здорово досталось. Ну, вы хотите вести грязные разговоры, услышать историю моей сексуальной жизни или же...

- Я хочу информацию.

Она слегка прищурилась:

- Вы вроде не коп. Ведете себя не как они.

- Я репортер, Софи.

- Черт возьми, что мне рассказывать? Вы делаете материал о шлюхах? Да кому это надо? Вам стоит только...

- Шим Малыш.

- Он мертв. - По выражению ее лица я понял, что больше она ничего сказать не может.

- Знаю. Это я убил его.

И тут она меня узнала. Она вспомнила фотографии в газетах, все сопоставила, и воображение нарисовало ей жуткое зрелище.

- Мистер... - хриплым испуганным голосом проговорила она. - Я давала ему только пару раз. Чисто для заработка. Он был... ну, с ним все было о'кей...

- Он жил тут две недели, девочка. И только не рассказывай мне, что ты понятия не имеешь о своих соседях.

- В общем, мы немного разговаривали. Болтуном его не назовешь. В моем деле, если хочешь заработать, отвлекаться некогда.

- Сколько он тебе платил?

- Пятьдесят... оба раза. Не скупился. Такие не часто встречаются.

- Чувствую, ты охотно проводила с ним время.

- Почему бы и нет?

Я улыбнулся ей, и она снова перепугалась.

- На чем он зарабатывал?

- Честное слово, мистер... вот черт, да мы только...

Я, улыбаясь, продолжал смотреть на нее, и она вытерла рот тыльной стороной ладони.

- Он был... ну, одним из тех парней. Ну, не очень важных. Он хотел, чтобы я считала его именно таким, но я-то все видела. Он говорил, что у него отличная надежная работа, и все время смеялся при этих словах. Прямо помирал со смеху, но я не задавала ему никаких глупых вопросов. Он был из тех, кто сразу же начинают злиться, и все время таскал с собой жуткую пушку. Даже когда мы трахались, засовывал ее под подушку.

- Называл какие-нибудь имена?

- Просто говорил, что сейчас у него - самая классная работа. И смеялся.

- Кто у него был в друзьях?

- Никого не видала. Как-то раз встретила его на Восьмой авеню. С каким-то парнем, вот и все.

Я встал, и она испуганно вжалась в спинку кресла.

- Наверное, я не должен напоминать тебе, чтобы ты не вздумала звонить кому-то? Ясно?

- Мистер, - начала она, - я заработала себе на кусок хлеба, вы поговорили, и теперь давайте все забудем.

- Хорошо сказано. - Я посмотрел на часы. На них было четверть второго.

* * *

Чёрилл явилась к Мамаше Кристи за пять минут до меня и притащила с собой пакет гамбургеров и термос с горячим кофе специально для меня. Она оделась нарочито небрежно и неряшливо, не наложила косметики и соорудила на голове омерзительное воронье гнездо, но при всем старании ей не удалось скрыть свои женские прелести, если, конечно, присмотреться.

- Привет, красавица! - сказал я.

- У моей квартиры дежурят два детектива. Ждут появления прелестной особы.

- Проскочила?

- Да. Но они все еще торчат на месте. Ждут Мисс Очарование. На всякий случай я проскользнула задворками.

- Принесла?

- Да, но сначала поешь.

Я как-то забыл, что голоден, и теперь жадно впился зубами в гамбургеры. Покончив с едой, я вытащил из конверта, что она принесла, бумаги и разложил их на постели. Теперь все связи и контакты, выявленные Чёрилл, были у меня перед глазами.

Механиком звали некоего Генри Бордена, пятидесяти девяти лет; его арестовывали за хранение и продажу наркотиков; подозревали, что он устраивал в кузовах грузовиков тайники для переправки нелегальных товаров. По профессии - инструментальщик и жестянщик; в последнее время работал на алюминиевом заводе в Бруклине. Жил где-то в Виллидже.

Кое-что стало проясняться. Связующим звеном был металл.

Сложив бумаги в пачку, я аккуратно, не потревожив слой пыли, заснул их под шаткий комод и сказал:

- Двинулись.

- Прямо сейчас?

- Прямо сейчас, - повторил я.

- Похоже, тебе стоит немного отдохнуть, - решительно возразила она.

- Нет. Пока есть силы, надо действовать.

На углу мы остановили такси, вылезли за два квартала до дома Бордена и остаток пути прошли пешком. Начало моросить, и улицы были пустынны. Мы нашли номер дома, в подвальном помещении которого обитал Борден, и без труда проникли внутрь, потому что тот, кто был тут до нас, не потрудился закрыть двери.

Он же и оставил Механика лежащим на полу с перерезанным от уха до уха горлом в огромной луже крови, которая растеклась по дощатому полу. Помещение было столь невелико, что обыскать его можно было в два счета, но незваный гость явно не пожалел трудов. Все было вывалено и вывернуто, включая и карманы одежды, а на полу на видном месте - как ложная улика ограбления валялся пустой бумажник. Была оторвана даже подкладка рабочей куртки Бордена и расстегнуты все карманы на "молниях", а в нагрудном кармане так и остались торчать две авторучки и ручка маленькой отвертки. Ее я положил на стул, а ручки забрал себе. Бордену они больше не понадобятся.

За спиной у меня Черилл стала давиться рвотными спазмами. Я вывел ее наружу, и мы прошлись, пока она не начала чувствовать себя лучше, после чего, поймав такси, я отвез ее домой. Она прошла к себе через подъезд соседнего дома, а я вернулся к Мамаше Кристи. За мной никто не следил.

И теперь я сидел на краю кровати и раз за разом внимательно прокручивал запись. Голоса вели речь о необходимости избавиться от Механика - тот сделал свое дело, груз готов к транспортировке. Ясно было, что у них уже все было на мази. Вытащив ручку, я сделал несколько пометок, готовясь к завтрашнему дню. Исписав один листик, я взялся за другой. И лишь закончив с пометками, я увидел маркировку на корпусе ручки: "Ассоциация Ридинга, редкие книги, первоиздания". Судя по адресу, ассоциация располагалась на Мэдисон-авеню, в районе пятидесятых улиц. Я взглянул на другую ручку. Такое же дешевое изделие с рекламой "Макинтош и Стилс. Алюминиевые отливки". Пожав плечами, я опустился на постель и через минуту уже спал.

* * *

Если навыки старого копа позволили просчитать все варианты развития событий, то инстинкт зека тоже дал о себе знать, и я тщательно все обмозговал, со всех точек зрения, догадываясь, сколько глаз ищут меня и чем все кончится, если я не буду осмотрителен.

Я пролистал все газеты, но в утренних не было ни слова о трупе, обнаруженном в Виллидже, и, если кто-то не зайдет к Генри Бордену, лежать ему там незамеченным, пока трупный запах не начнет беспокоить соседей.

К половине одиннадцатого я поднялся в лифте на четвертый этаж здания, где располагалась "Ассоциация Ридинга". Там работало не менее дюжины сотрудников - с благообразным обликом пожилых ученых; несколько почтенных особ академического вида бродило между стендов, изучая рукописи, разложенные в застекленных витринах.

Я не очень разбирался в старых книгах, но библиофилы - люди особой породы; предполагалось, что каждый, кто сюда заходит, должен быть любителем раритетов и первоизданий. Какой-то худенький старичок дружелюбно кивнул мне и немедленно осведомился, что я могу продемонстрировать. Я увильнул от ответа, позволив ему пуститься в рассуждения о книжных выставках. Он только что посетил одну из них в Лос-Анджелесе, а на следующей неделе - он уже это предвкушает - его ждет другая, в Нью-Йорке, но, к глубочайшему сожалению, придется пропустить лондонскую, в конце месяца; разумеется, главным событием года будет большая чикагская выставка, и есть надежда, что там будут экспонированы новые фонды.

Я даже обменялся рукопожатием лично с мистером Ридингом, пучеглазым мужчиной лет за тридцать, в очках с толстыми стеклами, с сияющей улыбкой на лице, который одновременно разговаривал с тремя собеседниками. Насколько я понял, основной темой его разглагольствований был сюрприз, который он готовит к чикагской книжной выставке.

Расставшись с ним, я побродил по офису, успев заглянуть за каждую дверь, но повсюду меня встречал лишь шорох бумаг. Через широко распахнутую дверь в кабинет Ридинга я увидел стены, сплошь заставленные полками с книгами, древний письменный стол, заваленный бумагами, и архаичный сейф, за приоткрытой дверцей которого виднелись груды папок.

Я уже собрался уходить, когда вдруг в офисе появились двое фотографов из журналов, с которыми я был знаком, и мне пришлось поспешно нырнуть за полки, где я наткнулся на девушку в комбинезончике, с измазанной физиономией. Удивленно охнув, она выронила из рук корзинку с бумагами.

- Прошу прощения, мисс! - извинился я и нагнулся, чтобы собрать бумажный мусор.

Засмеявшись, она откинула свисавшую на глаза челку.

- Эй, дайте-ка мне. Не то вы испачкаете руки, а вы же знаете, как к этому относится мистер Ридинг. - Она собрала использованные копирки, исчерканные черновики, завернула в бумагу два аэрозольных баллончика, положила сверху две пустые бутылки из-под пива и протиснулась мимо меня.

Фотографы топтались рядом с Ридингом, рассматривали что-то на полках, и, улучив момент, я выскользнул в коридор и нажал кнопку лифта.

Тут я ничего не выяснил. Полный облом.

Когда я вышел на улицу, снова начался дождь, который дал мне отличный повод пониже надвинуть шляпу на лоб. Через весь город я поехал к газетному киску, где продавались местные издания. Внимательно просмотрев все газеты на стендах, я так и не нашел ни одной, в шапке которой был бы знак большого орла. Я еще раз пробежался по ним взглядом, но - с тем же результатом. В дневных местных газетах по-прежнему не было ни слова о смерти Генри Бордена.

В таких случаях время, как правило, играет на руку убийце. И если ты уж напал на след, его нельзя терять, каких бы это тебе ни стоило усилий. В табачной лавочке на Таймс-сквер я обнаружил пустую телефонную кабину, отыскал номер телефона в Бруклине компании "Макинтош и Стилс", позвонил туда и услышал на другом конце линии раздраженный голос управляющего:

- Этот сукин сын сегодня так и не появился, а нам заказ надо сдавать...

- Может, с ним что-то случилось? - предположил я.

- Неужели? Мы позволили ему взять с собой инструменты, на время конечно, а он, видно, забыл, кому они принадлежат. Он единственный, кто может справиться с этим проклятым заказом, но, если он не приволочет свою задницу, мы, черт побери, обойдемся и без него.

- Я заеду и посмотрю, что с ним.

- Хоть кто-то вызвался, - сказал он и повесил трубку.

Я набрал 911 - номер экстренной полицейской помощи, сказал им, где они могут найти изуродованный труп, но не стал обременять их своим именем. Очередной звонок я сделал к Ал Гроссино и договорился о встрече в девять часов. Оставалось еще много времени, а я не хотел болтаться днем по городу; на выручку мне пришел маленький грязноватый бар на Восьмой авеню, который обходился без неоновой вывески и где никого не волновало, сколько ты тянешь свое пиво, если время от времени делаешь заказы.

К шести часам, нахлебавшись пива, я уже начал чувствовать себя как утопленник, но тут пошли телевизионные новости, которые вывалили все подробности ужасающего убийства на Манхэттене. Мне пришлось заказать очередную порцию пойла. Подана история была с размахом. Труп они все же не решились продемонстрировать, но ведущий, стоя на улице, красочно расписывал, что увидела полиция, прибывшая по анонимному звонку. Половина обитателей соседних домов или толпились вокруг камеры, или показывали на тело в резиновом мешке, которое клали в фургон из морга. Но на этот раз я уже ничего не слышал. Мой взгляд был прикован к заднему плану, где какой-то тип, привставая на цыпочки, тянулся на что-то посмотреть поверх голов зевак, и из кармана у него торчала сложенная газета с большим щетинистым орлом. Когда камера отъехала и он исчез из поля зрения, я кинулся к телефону у задней стенки бара, и на этот раз мне даже не надо было называться, потому что Чарли Уоттс узнал мой голос сразу, едва только я с ним поздоровался.

- Ты таки объявился, Фаллон?

- Хочешь получить еще одну благодарность в приказе, Чарли?

- За таких, как ты, медалей не дают.

- А как насчет трупа с перерезанным горлом?

Чарли мужественно перенес удар под дых:

- Я слушаю.

- Сегодня вечером тот парень, который замешан, попал на экран телевизора, сам того не подозревая. В лучшем виде, анфас и в профиль.

В шестичасовом выпуске новостей, с газетой в кармане... и орлом на первой полосе.

- Откуда ты знаешь?

- Выясни, кто он, приятель! Как-нибудь раздобудьте его изображение. Если эта газета издается у него дома, сможете добраться до него через местную полицию. У меня создалось впечатление, что он ведет себя как любитель. Никто из профессионалов не стал бы возвращаться, чтобы взглянуть на хладный труп.

- Тебе лучше знать.

- Бери ноги в руки, Чарли, и можешь не благодарить. - Я повесил трубку прежде, чем он успел проследить, откуда я звоню, кинул на стойку доллар для бармена и, выйдя, нырнул в толпу прохожих, спешащих по домам. Я давно не переодевался и чувствовал себя потным и грязным и явно ощущал, какие от меня исходят миазмы, и, поскольку не испытывал желания, чтобы меня загребли, как бродягу, пересек авеню и, прижимаясь к стенам зданий, которые хоть частично укрывали меня от дождя, добрался до той улицы, что тянулась с тыльной стороны моего дома.

Через полчаса я был на месте, и никто не заметил, какими путями я пробирался к себе. Я пересек двор, отодвинул штакетину в заборе, протиснулся в щель и через черный ход попал в раздевалку для служебного персонала.

В своем шкафчике О'Мейли оставил все, о чем я его просил, включая бритвенный прибор и полотенце. Приняв душ и побрившись, я переоделся, оставил старую грязную одежду в шкафчике и засунул 45-й калибр за пояс.

Снаружи грохотали раскаты грома, и я поднял воротник дождевика. Какое-то странное ощущение не давало мне покоя, но я не мог толком разобраться в нем. Визгун преподнес мне все на блюдечке, но убийство шпаненка все поставило с ног на голову. Посидеть бы мне сейчас на допросе у копов, и все прояснилось бы. В результате рутинной полицейской работы выявились бы все детали мошеннической операции, но надо же было в нее влезть Визгуну. Черт побери, этот бедолага с детства был обречен проигрывать. Он затесался в чужую игру, перепугался до смерти, но, видно, пути назад уже не было. Ему даже не хватило сообразительности попросить кого-нибудь позвонить Малышу Шиму, а ведь отличить его голос было не труднее, чем охапку снега от кучи угля.

А теперь операция набрала темп, и я был единственным, кто еще мог остановить бег стрелок. Но действовать открыто было опасно для меня, и они отлично понимали это, поэтому преимущество было на их стороне.

Блоха беспокойства продолжала зудеть во мне, и я въявь увидел блошиную улыбку, будто моя блоха знала ответы на все вопросы, а я только догадывался, но в отличие от нее не мог свести все воедино.

Наконец сгустились сумерки, и я с облегчением перевел дух. Миновав ряд пластиковых мусорных контейнеров, я направился к забору и нащупал штакетину, висящую на одном гвозде. И лишь втиснувшись в проем, я понял, какую сотворил глупость, ибо забыл, что и кто-то другой мог предугадать мои действия.

Но, оказавшись жертвой собственного идиотизма, я уже не мог повернуть события вспять. У меня остались лишь какие-то секунды, чтобы поднырнуть под сверкнувшее лезвие ножа, который, просвистев над моей головой, отколол здоровенную щепку от столбика, а я, кувыркнувшись, понял, что ни за какие блага мира не успею выхватить свой револьвер, погребенный под одеждой.

Второго шанса пустить нож в ход я ему не предоставил, ибо был далеко не новичком в рукопашном бою. Я впилил ему ногой по локтю, и нож звякнул об асфальт. Схватив нападавшего за волосы, я ткнул его мордой в грязь и так врезал по ребрам, что он издал сдавленный вопль.

Еще секунд десять он сопротивлялся, как тигр, но наконец я оседлал его, уперся коленом в спину и, зажав сгибом локтя шею, резко дернул на себя. Он выгнулся, как лук. Раздался резкий хруст, и он обмяк у меня на руках.

Ему стоило бы пустить в ход пистолет, который так и остался в наплечной кобуре, но, скорее всего, ему просто нравилось холодное оружие. Или он никогда раньше не сталкивался с профессионалами большого города. При нем не было ни бумажника с документами, ни ключей, но опознать его было нетрудно. В кармане у него торчала все та же газета, еженедельник, который три дня назад вышел в свет в одном из городков Флориды.

Самая интересная находка оказалась у него в боковом кармане. Шестьдесят баксов в десятках и пятерках и десять сотенных купюр. Сотенные были разорваны напополам, и вторые половинки явно обретались где-то в другом месте. Я невольно усмехнулся, столкнувшись с этой старой уловкой. Надежная страховка: кто-то, прежде чем получить свою долю, должен доказать, что работа сделана. Я взял шестьдесят баксов, две оторванные половинки и положил их в свой бумажник.

Я чуть было не забыл кое-что еще, но когда меня осенило, блоха моего беспокойства улыбнулась до ушей.

* * *

Ал Гроссино сидел навалившись на рулевое колесо, и в салоне машины стоял гнусный запах сигарного дыма. Он протянул мне два листа бумаги, но я попросил:

- Просто расскажи. Ал.

- Эти компании действуют исходя из системы неизменности весовых параметров. Но, еще не поступив на плавку, золото теряет в весе. Команда в Неваде считает, что во всем разобралась. В дело пущены вакуумные устройства, которые зачищают помещение от золотой пыли.

- Следовало бы проконтролировать накопители.

- Они нашли обходной путь.

- Да?

- В прошлом месяце с работы уволились трое типов. Служба безопасности проверила их данные. Все фальшивые.

- Значит, у них все было продумано, - заключил я.

Ал выразительно пожал плечами.

- Скорее всего. Теперь это дело - в федеральной юрисдикции.

- Так сколько они всего поднабрали?

- Около тысячи фунтов.

- Чертова куча денег.

Он снова с силой затянулся сигарой и посмотрел на меня:

- Кому достанутся лавры, Фаллон?

- Хочешь стать героем?

- Почему бы и нет?

- Давай-ка в другой раз.

- На этот раз ты у меня в долгу, приятель.

- Верно. Тогда дам тебе возможность стать полугероем. - И я объяснил Алу, где найти труп и как ему себя вести, после чего вылез из машины и подождал, пока он не уехал.

Позвонив Черилл из телефонной кабины на углу, я сказал ей несколько кодовых слов, которые немедленно вызывали ее на встречу, и через двадцать минут я увидел ее. Пройдя мимо меня, Черилл скрылась в подъезде, а я проверил, нет ли за ней "хвоста", и присоединился к ней.

- Все в порядке?

- Машина торчала на месте.

- Люди Чарли?

- Отдел регистрации. Я проверила.

- Что в офисе?

- Туда тоже явились гости.

- Со стороны "Орли" есть претензии?

- Мне не хотелось бы огорчать тебя плохими новостями, - сказала она.

- Вот как?

- Мой друг, ты наделал слишком много шума. И тебя собираются выставить из редакции.

- Черт побери, достойное завершение карьеры, - ухмыльнулся я.

- Зато в любом случае можешь рассчитывать на меня. - Поцеловав кончики пальцев, она коснулась ими моих губ.

- Я бы предпочел другой ход событий. Может, со временем "Орли" поймет, что я делаю. - Я рассказал ей, что случилось, и даже при слабом свете, падающем с улицы, я увидел, как она побледнела.

Черилл грустно покачала головой.

- Пока они ничего не собираются понимать. Ты же знаешь, как быстро умеет действовать Чарли, когда ему это выгодно. Он сметет с дороги все препятствия, лишь чтобы накрыть тебя.

- Но я если я появлюсь с добычей, может, все и обойдется? - Я сжал руку Черилл. - Ты чему-нибудь научилась, работая с досрочниками?

- Встречаясь с новым человеком, носить юбку подлиннее и застегивать блузку до самого верха.

- А как насчет того, чтобы вламываться без приглашения?

- Что-то читала на эту тему.

- Давай попрактикуемся. - Я вытащил две половинки банкнотов, черкнул несколько слов на одной из них и объяснил ей, что надо делать. По моему настоянию, она повторила инструкцию слово в слово. Я видел, Черилл так волновалась, что ее губы не слушались, но она понимала, что поставлено на кон и какая у нас альтернатива, так что не задавала лишних вопросов. Теперь события могли развиваться двояко. Но когда в дело замешано самолюбие, или страх, или опасение наказания, тебе остается только рисковать и надеться, что Леди Удача сыграет тебе на руку. В крайнем случае, если глупость и идиотское совпадение случайностей сойдутся воедино. Леди нахмурится.

Я нажал кнопку ночного звонка. Сонный швейцар открыл дверь и буркнул:

- В чем дело? Все закрыто.

Я показал ему репортерскую карточку, но он покачал головой.

- Не имеет значения.

Однако те пятьдесят или шестьдесят баксов, которые я изъял у мертвеца, возымели-таки действие, и он согласился поболтать минут пять, пока у него не остыл кофе.

- Наверное, вечерами, да и по ночам тут ведутся кое-какие работы? спросил я его.

- Естественно. Ремонт, подкраска... все время.

- И в "Ассоциации Ридинга"?

- Случается, по ночам к ним привозят грузы. Пару месяцев назад они делали ремонт, поставили другие полки.

- Я имел в виду ремонт в последнее время.

Подумав, он кивнул.

- Какой-то тип таскался к ним ставить новые стеклянные стенды, и мистер Ридинг почти все время не отходил от него.

- У того мастера было с собой много инструментов?

На этот раз швейцар, нахмурившись, уставился на меня.

- Да, вроде так. Здоровый ящик с инструментами и еще маленький сундучок. Деревянный, с металлическими обручами. Он сказал, что там у него, мол, все для сварочных работ. А чего ему там было варить? Закончили на другой же день. Опосля никого не было.

- Ты не против прибавить еще сотню к тем пятидесяти?

Похоже, он туго, но начал что-то соображать, и взгляд его затвердел.

- Черт побери, мистер! Как бы вам тут хвост не прищемили. Проваливайте отсюда, приятель.

Я снял шляпу и продемонстрировал ему свою самую ослепительную улыбку.

- Присмотрись-ка ко мне, старина, да получше. Наверняка ты не так давно видел мой портрет в газетах. - Я распахнул дождевик, и когда он увидел за поясом у меня револьвер, то тут же смекнул, что к чему, и на его лице появилось точно такое же выражение, как у Локо и Софи, когда и тот и другая с пересохшими от страха губами смотрели на меня.

Я взглянул на часы.

- Долго не задержусь. Свою сотню получишь, когда буду уходить. Но на твоем месте я бы не удалялся от дверей, чтобы мой приятель с той стороны улицы видел тебя. Ну а если кто-то зайдет сюда, ты всего лишь звякни разок мне наверх. Всего лишь один раз, понял?

Он был не в силах выдавить из себя ни слова. Во плоти увидев меня перед собой и вспомнив мою репутацию, которую так красочно расписали газеты, он потерял дар речи, и у него перехватило дыхание. Он только молча кивнул. Я вошел в кабину лифта, поднялся на нужный этаж и, выходя, отправил лифт вниз.

Попасть в офис не представляло труда. Пустив в ход отмычку, я через две минуты оказался внутри, в облаке запаха пыльных бумаг, а когда глаза привыкли к темноте, я направился в кабинет Ридинга и сел за его письменный стол. Если все рассчитано верно, в моем распоряжении минут двадцать.

Но для разнообразия малышка Леди Удача повернулась ко мне лицом, потому что уже через пару минут телефон звякнул и умолк. Я понял, что он поднимается. Я услышал, как поворачивается ключ в замке, как щелкнул выключатель, и различил его шаги. В руке он держал пистолет, но увидев ствол моего кольта, нацеленный ему прямо в переносицу, он дернулся и застыл на месте, потому что меньше всего ему была нужна перестрелка. Он собирался устроить засаду и накрыть меня как взломщика, но его замысел не сработал.

- Бросьте оружие, Ридинг! - приказал я.

Пистолет брякнулся на пол.

- Садитесь. Вот сюда.

- Послушайте, если вы пришли за деньгами, то я согласен и...

- Вам придется выложить гораздо больше, чем те шестьсот долларов, что вы посулили своему наемнику, если он уберет меня.

- О'кей, мы договоримся. Сколько?

- Все.

Сначала он просто не усек, что я имею в виду, но наконец до него дошло. Глаза его хитро блеснули, и я понял, что он обдумывает запасной страховочный вариант. К сожалению для него, он не подозревал, что у меня тоже есть свой.

- Вы не очень умны, Фаллон.

- Чтобы наложить руку на бандитские доходы, не нужно быть умным. А убить моего старого приятеля - тоже много ума не надо. Но я сильно сомневаюсь, что парочку дополнительных убийств, организованных по личной инициативе, без одобрения главной штаб-квартиры, посчитают неким озарением...

- Вы спятили.

- А ведь найдя у себя под дверью половинки разорванных банкнотов, ты вроде засуетился, приятель?

- Какие еще половинки банкнотов?

- Те, которые, как ты знаешь, должны поступить от некоего человека. Он мертв. Но прежде, чем отдать Богу душу, он пооткровенничал со мной и рассказал, от кого он их получил. Я догадываюсь, на что ты рассчитывал. Просто великолепно, что я сам забрел сюда, и теперь осталось меня только подставить - ситуация выглядела бы как нельзя лучше. Черт побери, да ты сегодня сразу же засек меня! И хладнокровно все прикинул, хотя понимал, что надо торопиться. Меня тут видела масса людей, и они могли бы свидетельствовать, что я рассматривал твои редкие книги, намереваясь спереть что-нибудь из ценных первоизданий. Осталось лишь подкинуть их мне, после чего я бы мигом оказался в уютной уединенной кутузке. Да, все так удачно складывалось! И тот уголовник, которого ты нанял, оказался чуть умнее, чем я предполагал. Он правильно рассчитал, что я попытаюсь как-то добраться домой, и ждал меня в укромном месте. Я, действительно вымотался, болтаясь по улицам, и двинул к дому.

- Фаллон...

- Твой человек не оправдал ожиданий, приятель. - Я припомнил, что Шим Малыш говорил шлюхе в дешевой гостинице. - Но самую большую ошибку допустил ты сам. У тебя повсюду валяются авторучки, и естественно, что человек может прихватить парочку.

- Эти авторучки рассылаются по всем книжным магазинам города.

- Но авторучка не должна бы оказаться в кармане человека, которого постигла столь печальная судьба.

С застывшей на губах улыбкой он обдумал, чем это может ему грозить, и прекрасно понял, что наличие авторучки у убитого ничего не доказывает. Он все еще предполагал, что ему удастся выкрутиться.

- Все - и не меньше, Ридинг! - повторил я. - Мне нужно все.

Мы оба услышали, как лязгнула отброшенная дверца лифта и послышался топот ног. Он позволил себе хихикнуть и сказал:

- Ты ничего не получишь, Фаллон. - После чего заорал: - Сюда!

Они ворвались в дверь, а я, кивнув Чарли Уоттсу и трем его спутникам, положил на стол свой кольт 45-го калибра.

- Долгонько вы добирались.

Я бросил взгляд на полицейские "38-е спешиал" и должен признаться, что зрелище было не из приятных.

- Наконец-то ты попался, Фаллон. Наконец-то ты получишь все, что тебе причитается.

Я улыбнулся Чарли, и ему это явно не понравилось. Уж слишком я был в себе уверен. И, повернувшись к Ридингу, он приказал тому заткнуться. Уоттс был копом до мозга костей и нутром чуял - тут что-то не то. Не та обстановка. Что-то явно было не так, и он был единственным, кто это учуял.

- Зачитай мне мои права. Расслабься минут на пятнадцать, а потом мы на пару отправимся в даунтаун, как в старые добрые времена. А потом вы с Ал Гроссино получите причитающиеся вам награды, и все будут счастливы.

Я мог лишь предполагать, что он скажет, когда послушает кассету, когда идентифицируют голос Шима Малыша, взяв протоколы допросов и запись его голоса и откровений его покойного приятеля, когда все будет привязано к убийству Механика и получено признание маленькой шлюшки Софи, когда все сойдется воедино - и мне останется сделать лишь последнюю подсечку добычи, которую я так долго водил.

Так или иначе, он оставил меня в покое на те пятнадцать минут, на исходе которых, как я и рассчитал, в сопровождении другого патрульного явилась Черилл.

Ридинг продолжал сотрясать воздух. Он настаивал, что я пытался шантажировать его, утверждая, что он якобы хранит украденные редкие книги, но как добропорядочный гражданин он сразу же позвонил в полицию, дабы пресечь эти преступные посягательства. Да, пистолет на полу - его, но у него есть разрешение на ношение оружия, а я ворвался сюда и угрожал его жизни.

В общем-то так оно и было. Он вел себя именно так, как я и предполагал.

- Ты получил у Ала разорванные купюры? - спросил я у Чарли.

Несколько секунд капитан не сводил с меня глаз, после чего кивнул.

- Остальные при мне, - сказал я и посмотрел на Ридинга. - Вторые половинки у него.

Снова я перехватил его хитрый взгляд. Ридинг с неподдельной искренностью возмутился:

- Это смешно!

- Черилл?

- Доставив первые две половинки, я стала наблюдать за ним в окно. Он вытащил из ящика стола конверт и бросил его в камин. Один раз позвонил по телефону и тут же выскочил из дома. Я залезла через окно и успела вытащить из камина конверт. Он лежит под ковром у него дома.

- Деньги не так просто сжечь, Ридинг, - объяснил я ему.

- Вам не удастся сфальсифицировать улики против меня, Фаллон. Я требую...

- Заткнись! - оборвал я его. - Чарли, иди сюда.

Мой старый командир пересек комнату, и я вытащил свой бумажник. Отстегнув клапан кармашка, я показал ему нечто новое.

- Только для вас, капитан. "Орли ньюс сервис" - всего лишь подставка, чтобы можно было разыграть эту комбинацию. И когда меня с позором выгнали из департамента, все мои последующие действия служили этой цели.

Я чуть было не рассмеялся. Пусть он потом проверяет все до мелочей, но похоже, он уже не сомневается, что я говорю чистую правду, и готов возненавидеть себя за то, что никогда не усомнился в моей порочности.

Ридинг в окружении полицейских продолжал хорохориться, требуя адвоката, и я сказал громко, четко и ясно:

- Все золото у него, Чарли. Он собирался лично вывезти его из страны, закамуфлировав под свою драгоценную коллекцию книг. Когда он созреет для чистосердечного признания, он выложит вам имена и данные. Мистер Ридинг вряд ли хочет, чтобы ради него подписали контракт с киллером за небрежное обращение с наличностью банды. Тюремные стены несколько толще, чем те, в которых мы находимся...

Однако Ридинг все еще продолжал считать, что все козыри у него в руках. Я взял со стола свой 45-й и спросил у Чарли:

- Ты не против?

Он промолчал, но остальные копы насторожились, не сводя с меня глаз.

- Шим Малыш говорил, что у него самая надежная работа в мире. Проверим, был ли он прав?

Я оттянул боек револьвера, прицелился в открытую дверцу сейфа и спустил курок. От грохота выстрела заложило уши, и в помещении едко запахло кордитом.

Все отпрянули, ожидая услышать свист пули, отрикошетировавшей от стальной дверцы, но ничего подобного не произошло. В покрытии дверцы образовалась рваная дыра, сквозь которую было видно желтоватое сияние, которым обладает только - и исключительно - золото. Ридинг обессиленно свалился в кресло, беззвучно разевая рот и давясь от ужаса.

- Ну что, двинулись в даунтаун, Чарли?

В первый раз за все эти годы он улыбнулся мне.

- Ну, ты и сукин сын... Поехали.

- Давай держаться вместе... если получится. Для пользы дела.

- И девчонка тоже?

- Она - одна из нас, приятель.

- Провалиться мне на этом месте!

Я расплатился с ночным швейцаром сотенной из денег Черилл, и мы всей компанией направились к машинам. Я и не предполагал, что такое может опять случиться - сегодня меня ждало место на переднем сиденье рядом с моим старым командиром. Пусть хоть сегодня, пусть хоть один раз! После всех происшествий Вашингтон вряд ли бы одобрил нашу тесную дружбу...

Когда мы расположились в машине, Черилл сказала:

- Ты - сущий растяпа. Мы даже не сможем снять номер в отеле. Ты спустил всю мою наличность.

- У нас есть еще и дом, - парировал я.

Расплывшись в улыбке, она вцепилась в мою руку. Словно поймала в мышеловку. И я попался. Но почему-то очень хорошо себя чувствовал в ней.

Все следят за мной

Я протянул ему записку и слегка поежился. Этот тип был высок и грузен, и, хотя пузо у него было неохватное, невольно думалось, как хорошо было бы погрузить в него кулак. Пресс явно у него был твердым и жестким, а на физиономии читалась жестокость.

Я убедился в этом, когда его кулак врезался мне в челюсть, и, прикусив щеку, я почувствовал во рту вкус крови.

Наверное, державший меня за руку понял, что я не в силах говорить, и пояснил:

- Ему дали пятерку, чтобы он доставил записку, босс. Так он сказал.

- Кто именно, парень?

Я попытался сплюнуть кровь, но она потекла струйкой по подбородку.

- Видите ли, мистер Ренцо...

Я почувствовал тяжелый смачный удар. Уши заложило, а когда гул стих, голова у меня раскалывалась от боли.

- Может, ты не расслышал меня, парнишка? Я спросил - кто?

Теперь меня никто не держал и, обмякнув, я опустился на пол. Я не хотел, но пришлось. Я не чувствовал под собой ног. Глаза у меня оставались открытыми, и я видел, как приближаются какие-то огромные колонны. Они оказались совсем рядом, и вроде я получил удар в бок, но я уже боли не чувствовал.

Раздался другой голос:

- Он вырубился, босс. И ничего не скажет.

- У меня он заговорит.

- Да все равно без толку. Какой-то тип дал ему пятерку, чтобы он принес записку - и все. Ему не пришлось ни петь, ни танцевать, просто принести. Пятерка - куча денег для него. Он только на нее и пялился и больше ничего не видел.

- Что-то ты стал слишком сообразительным, - сказал Ренцо.

- За это и платите, босс.

- Ладно, соображай дальше. Ты считаешь, что тот тип дал записку незнакомому парнишке? И малец поперся сюда, когда мог просто выбросить ее и прикарманить пятерку?

- Значит, у него есть моральные устои.

- Значит, мальчишка знает того типа или тот тип знает его. Он не дал бы пятерку кому попало. - Ноги отодвинулись от меня и устроились где-то под столом, который я видел как в тумане. - Ты читал ее? - спросил Ренцо.

- Нет.

- Тогда слушай. "Кули мертв. И теперь, моя дорогая толстая вошь, я собираюсь выпустить твои кишки на пол". - Громовой голос Ренцо смолк. Он затянулся сигарой. - И подписано: "Веттер".

Воцарилась красноречивая тишина. Лишь кто-то пошевелился, когда было произнесено это имя, а другой прошептал:

- Вот сукин сын... они вроде были друзьями, босс?

- Кого это волнует? Если эта дешевка тут появится, я ему хребет переломаю. Веттер, Веттер, Веттер... Ну-ка, припомните, где вы слышали это паршивое имя?

- Послушайте, босс. Не стоит с ним ссориться. Он убил кучу народу. Он...

- Он что, почище меня? Ты думаешь, он такой крутой?

- Вы поспрашивайте, босс. Вам расскажут. Парень никого ни в грош не ставит. Если вы будете искать его, он вас запросто прикончит.

- Разве что я залез бы к нему во двор. Но не здесь, Джонни, не здесь. Это мой город, и тут я у себя во дворе. Здесь я все решаю, и Веттера ждет судьба Кули. - Он снова пососал сигару, и я почувствовал резкий запах табака. - Все, кто тянут на меня, долго не живут. Каким бы ни был хитрым Кули, за моим столом ему больше не играть. А скоро копы вычеркнут и Веттера из розыска, потому что о нем ничего не будет слышно.

- Вы хотите накрыть его, босс? - спросил Джонни.

- А ты как думаешь?

- Как скажете, босс. Я поспрашиваю. Кто-то да знает, как он выглядит, и сможет указать на него пальцем. - Помолчав, он осведомился: - А что с мальчишкой делать?

- Он и есть наш палец, Джонни.

- Он?

- А ты не так сообразителен, как я думал. Тебе стоило бы приложить ухо к земле и прислушаться. И ты бы кое-что услышал о Веттере. Он уплатил за работу. Она стоила всего пятерку. Но он должен убедиться, что записка доставлена по адресу. Значит, он найдет парнишку, и тот увидит его в лицо. Как только Веттер выйдет на него, мы его и накроем. Впрочем, знаешь что, Джонни? С Веттером я торопиться не буду. Когда копы сядут ему на хвост, они жутко обрадуются, но ровно ничего не станут делать. Они будут только рады увидеть труп Веттера. И пойдут слухи, понял? Мол, каким бы Веттер ни был крутым, но и он нарвался, так что не стоит больше и пробовать. Понял, Джонни?

- Ясно, босс. Усек. Вы сами будете им заниматься?

- Именно сам, парень. Именно сам. Как говорит Хелен, у меня страсть все делать своими руками, чем я и хочу заняться. Веттер - для меня. Хорошо, чтобы он был действительно крутым, увертливым и сразу же схватился бы за пистолет, когда мы его накроем.

Голос у него был размеренным, как у отца семейства, который сообщает, что он сделает то-то и то-то, и все знают; что так оно и будет. Должно быть, Джонни смотрел на Ренцо с ребячливым почтением, в котором было место и страху и уважению. Я понял это по его голосу, когда он сказал:

- Так и будет, босс. Это ваш город, сверху донизу и со всеми потрохами.

- Город принадлежит мне, Джонни. Никогда этого не забывай. Ну-ка, встряхни мальчишку!

На этот раз я ощутил жгучую боль. Он удара у меня все вдруг прояснилось перед глазами, но рот опять наполнился кровью, и я подавился рыданиями.

- Как он выглядел, парень?

Ренцо сделал шаг вперед и, схватив меня за воротник куртки, швырнул на пол.

- Тебе задан вопрос. Как он выглядел?

- Он был... большой, - начал я. Горло снова перехватила спазма.

Мне захотелось врезать Ренцо по башке чем-нибудь тяжелым.

- Что это значит?

- Как вы. Больше шести футов. Высокий.

Ренцо скривил губы в презрительной ухмылке:

- Дальше. Какое у него лицо?

- Не знаю. Было темно. Я не разглядел его.

Он отшвырнул меня одним ударом. Пролетев через всю комнату, я врезался в стену, скорчился и сполз на пол. От боли у меня потекли слезы.

- Парень, не стоит врать Ренцо. Будь ты постарше, я бы тебя на кусочки разрезал, чтобы у тебя язык развязался. Такая работа не стоит пятерки. А теперь ты мне выложишь все, что я хочу знать, и, может, я тебя помилую.

- Я... я не знаю. Честное слово, я... если снова увижу его, то рассмотрю. - Боль вновь скрутила меня, и я подавился последними словами.

- И ты его узнаешь?

- Да.

- Как тебя зовут, парень? - спросил Джонни.

- Джой... Джой Бойл.

- Где ты живешь? - На этот раз вопрос задал Ренцо.

- На Гидни-стрит, - ответил я. - Номер три.

- Работаешь?

- У Гордона. Я... собираю.

- Что он говорит? - с отвращением переспросил Ренцо.

- Гордон - старьевщик, - за меня объяснил Джонни. - У него лавочка на Ривер-стрит. Мальчишка таскается с тележкой и собирает для него металлолом.

- Проверь, - велел Ренцо, - а потом займись им. Ты знаешь, что делать.

- Он никуда не денется, босс. Как только понадобится, будет под руками. Вы думаете, Веттер будет действовать, как вы сказали?

- А когда дела шли не так, как я говорю? Забирай его отсюда. И как следует внуши ему, что нам от него надо. Пусть отработает свою вшивую пятерку.

* * *

Боль иногда достигает такого предела, что перестаешь ее чувствовать. Кувыркнувшись в воздухе, я врезался ногами в забор и рухнул лицом вниз; на зубах заскрипело каменное крошево, забившее мне рот. Я лежал, то проваливаясь в забытье, то снова приходя в себя и ожидая возврата боли, которая заставляла меня издавать странные звуки. Желудок сжимался в позывах к рвоте, но у меня ни на что уже не было сил, и я просто лежал ничком, проклиная таких людей, как Ренцо, которые могут в этом городе спокойно делать все, что хотят.

На меня упала тень, исчезла и вновь появилась. Я приготовился к новым мучениям, но чьи-то руки стали стирать грязь с моего лица, и нежный цветочный запах дал понять, что рядом со мной женщина, которая запричитала:

- Бедный мальчик, ах ты, мой бедный мальчик...

Открыв глаза, я посмотрел на нее. Это было - как сон наяву, ибо я увидел перед собой женщину, на которую хотелось смотреть не отрывая глаз. Она была поистине прекрасна, и от густых золотистых волос, падавших ей на спину, шло сияние. Ее звали Хелен Трои. Я хотел сказать "Привет, Хелен", но не мог выдавить ни слова.

Знал ли я ее? Конечно. Ее все знали. Она была самой яркой звездой в клубе Ренцо "Убежище". Вот уж никогда не думал, что моя голова будет покоиться на ее коленях...

На дорожке послышались шаги. Это подошел один из охранников, из тех, что стояли у ворот, и Хелен приказала:

- Помоги мне, Финни. С мальчиком что-то неладное.

Тот, кого она назвала Финни, заложил руки за спину и покачал головой.

- То же случится и с вами, если вы не оставите его в покое. Тут распоряжается босс.

Она напряглась, и ее пальцы вцепились мне в плечо. Меня пронзила боль, но я не обратил на это внимания.

- Ренцо? Свинья! - сказала она, будто сплюнула. Медленно повернув голову, она посмотрела на меня: - Это он тебя обработал, мальчик?

Я кивнул. На большее у меня не было сил.

- Финни, - велела она, - подгони мою машину. Я отвезу мальчишку к врачу.

- Хелен, говорю вам...

- А что, если я скажу копам... нет, не копам, а федеральным агентам, чем вы тут втайне приторговываете?

Я было подумал, что Финни ей врежет. Он уже развернулся, отведя руку, но остановился. Когда женщина так смотрит на тебя, не остается ничего иного, как только выполнить ее приказание.

- Я подгоню машину, - сдался он.

Она помогла мне подняться на ноги, но мне пришлось опереться на нее, чтобы сохранить равновесие. Она была почти такого же роста, как и я. Но сейчас она была сильнее меня. Ей, видимо, не раз доводилось видеть такие изуродованные физиономии, так что она улыбнулась мне, а я попытался улыбнуться ей в ответ, и мы двинулись по дорожке.

* * *

Доктору объяснили, что я стал жертвой нападения, и он сделал все, что полагается. Наложил швы, заклеил их пластырем, посоветовал недельку отдохнуть и прийти к нему на прием. Увидев себя в зеркале, я передернулся и отвернулся. При каждом движении меня пронизывало болью с головы до пят, вспоминая Ренцо, я мечтал, что когда-нибудь кто-нибудь убьет его. И надеялся, что это произойдет в моем присутствии и что умирать он будет долго, мучительно долго.

Хелен дотащила меня до машины, захлопнула дверцу и села за руль. Я сообщил ей, где живу, и она подвезла меня к дому. На тротуарах валялось содержимое мусорных баков, в воздухе стояло густое зловоние.

Она удивленно посмотрела на меня.

- Здесь?

- Приехали, - коротко сказал я. - Спасибо вам за все.

И тут она увидела вывеску на дверях.

- "Меблированные комнаты", - прочитала она. - Твоя семья живет тут?

- У меня нет семьи. Я живу один. В меблированных комнатах.

Она закусила губу, блеснув белыми ровными зубами.

- Я не могу оставить тебя здесь. Кто-то должен ухаживать за тобой.

- Леди, я...

- Спокойнее, малыш. Как, ты говоришь, тебя зовут?

- Джой.

- О'кей, Джой. Давай-ка уж я покомандую. Я не такая уж и хорошая, но порой мне удается совершать благородные поступки.

- Послушайте, леди...

- Хелен.

- Вы - самый прекрасный человек, которого я встречал в жизни.

Я говорил, что она была прекрасна. Если она и была распутной женщиной, то все равно от ее красоты слепило в глазах. Какая она была красавица! Она напоминала тех женщин, которые величественно появляются на сцене, и ты можешь только глазеть на них, понимая, что на такой женщине нельзя ни жениться, ни привести в дом и познакомить с близкими. Вот такой красотой она и обладала. Но на пару бесконечно длинных секунд в ней вроде проступило какое-то совершенно иное обаяние, простота, что ли, и она улыбнулась мне.

- Джой... - в ее хрипловатом голосе проскользнули теплые нотки, - твои слова и то, как ты их мне сказал, - самое прекрасное, что мне доводилось слышать в жизни...

Разбитые губы так болели, что я даже не мог улыбнуться ей в ответ, а лишь просто взглянул на нее. И вдруг у нее изменилось выражение лица. Хелен удивленно и с каким-то странным любопытством уставилась на меня. Она склонилась ко мне, и я снова почувствовал запах цветов - и тут случилось невероятное! Она легким поцелуем коснулась моих губ и, отпрянув, стала разглядывать меня так, словно хотела что-то понять.

- Ты - милый мальчик, Джой.

Переключив скорость, она отъехала от обочины дороги. Схватившись за ручку дверцы, я попытался приподняться.

- Послушайте, мне нужно уходить.

- Я не могу тебя тут оставить.

- Но куда же...

- К себе. Черт побери, ты пострадал из-за Ренцо! В какой-то мере ответственность лежит и на мне.

- Да ничего подобного. Вы всего лишь работаете на него.

- Не важно. Ты не можешь тут оставаться.

- У вас будут неприятности, Хелен.

Повернувшись ко мне, она сверкнула белозубой улыбкой.

- У меня вечно неприятности.

- Но не с ним.

- С этим-то типом я справлюсь.

Должно быть, она почувствовала, как меня передернуло.

- Ты бы удивился, узнав, как я справляюсь с этим толстым слизняком, сказала она. И еле слышно, уже не для меня, добавила: - Иногда.

Гостиная, в которую я попал, напоминала цветочный сад, в котором она была самым красивым цветком. Хелен располагалась на верхнем этаже многоквартирного дома-отеля в самой престижной части города, где на крышах домов благоухали сады, откуда можно было любоваться городом и перемигиваться с его огоньками.

Она заставила меня сбросить всю одежду, и, пока я нежился в ванне с пенящимся шампунем, она принесла мне все чистое, правда на размер больше, но я уж и забыл, когда носил такие аккуратные вещи. Одевшись, я вышел в гостиную, чувствуя себя куда лучше, и устроился в глубоком кресле, а она принесла чай.

Елена Троянская, подумал я. Вот, значит, как она выглядела. А ведь кто-то готов был бы выложить миллион баксов и потратить тысячу лет, чтобы оказаться рядом с ней... но рядом с ней был я, который ровным счетом ничего для этого не сделал.

- Тебе получше, Джой?

- Немного.

- Хочешь поговорить? Хотя если нет желания, то можешь и молчать.

- Особенно нечего рассказывать. Мне здорово досталось.

- Сколько тебе лет, Джой?

Мне не хотелось вдаваться в подробности.

- Двадцать один, - коротко ответил я.

И снова у нее на лице промелькнуло то же самое странное выражение. Я радовался бинтам, закрывавшим мое лицо, потому что она не могла проверить, вру ли я или нет.

- А сколько вам лет? - спросил я и улыбнулся.

- Почти тридцать, Джой. Старовата, не так ли?

- Вовсе нет.

Она поднесла к губам чашку с чаем.

- Как это ты пересекся с Ренцо?

Воспоминания причинили мне боль.

- Вечером, - начал я рассказывать, - стемнело, какой-то мужчина попросил меня передать записку по адресу и дал мне пять баксов. Я согласился, а он сказал, что записка для мистера Ренцо и что я должен доставить ее в клуб "Убежище". Сначала охранник у входа не хотел меня пускать, а потом позвал другого, Джонни. Он и завел меня внутрь.

- Ну и?..

- И Ренцо стал давить на меня.

- Ты помнишь, что было в записке?

- Помню ли? Да я до смерти ее не забуду! И до смерти буду жить надеждой, что парень, который ее написал, выполнит то, что обещал. - И я добавил: - Какой-то Веттер грозится убить Ренцо.

В ее рассеянной улыбке проскользнула тень жестокости.

- Ему придется немало потрудиться, - сказала Хелен и замолчала, уставившись в ночную темноту за окном, а потом еле слышно, на одном выдохе, шепнула: - Такому парню я бы помогла.

- Что?

- Ничего, Джой. - Она расслабилась, и меня опять поразило ее мягкое обаяние. - Так что было дальше?

Мое сердце колотилось с такой силой, будто хотело проломить грудную клетку.

- Я... я слышал, как они говорили... что я должен показать им того человека.

- Ты?

Я кивнул, ощупывая припухшую челюсть.

Она лениво, как кошка, поднялась. Ее, видимо, трясло от ярости, но это было заметно лишь по выражению глаз. Тот же взгляд, который заставил Финни отпрыгнуть.

- Веттер... - задумчиво протянула она. - Мне доводилось слышать это имя.

- В записке еще говорилось о каком-то Кули, который мертв.

Она стояла ко мне спиной, и я увидел, как имя потрясло ее; мышцы плеч дернулись в невольной судороге. Она застыла на месте, напружинив ноги, и неподвижность ее тела нарушала лишь вздымающаяся грудь.

- Веттер... - повторила она. - Он был другом Кули.

- Вы знали Кули?

Плечи ее расслабились. Она взяла сигарету и прикурила, после чего с улыбкой повернулась, и я снова увидел ту красивую женщину, которая везла меня в своей машине.

- Да, - тихо ответила Хелен. - Я знала Кули.

- Вот оно как...

Я слышал ее голос, но разговаривала она явно не со мной, а с кем-то другим, воображаемым, и каждое слово ранило Хелен до глубины души, и глаза у нее увлажнились.

- Я очень хорошо знала Кули. Он был... замечательным. Высокий, широкоплечий, и руки его умели обнимать женщину... - Помолчав, она с силой затянулась сигаретой. - От его голоса хотелось и плакать и смеяться. Одновременно. Он был инженером. Очень одаренным. Он придумал, как зарабатывать в казино Ренцо, и сделал это. Он даже потешался над Ренцо и говорил, что с его шулерской рулеткой может справиться каждый, кто знает, как это делается.

В уголках ее глаз блестели слезы, но она не плакала. Наверно, ее удерживала гордость.

- Как-то вечером мы случайно познакомились. Я никогда не встречала такого человека... Все было чудесно, но мы и не собирались быть вместе. Я была одной из девиц... А Кули был обручен с девушкой... из очень достойной семьи города.

Ее лицо расплывалось в клубах сигаретного дыма; она стиснула сигарету в руке.

- Я любила его. - Резким движением она швырнула окурок на ковер и раздавила его ногой. - Я так надеялась, что он убьет его! Так надеялась!

Взгляд ее скользнул по полу, пока мы молча не уставились друг на друга. Сейчас в ее глазах снова светилось спокойствие, которое на какую-то долю мгновения сменилось любопытством.

- Вы не... вы не очень любите Ренцо, да? - спросил я.

- Насколько хорошо ты знаешь людей, Джой?

Я промолчал.

- Ты должен в них разбираться, не так ли? Ведь ты живешь не в этом шикарном квартале. Ты знаешь, что такое грязь и как в ней существуют люди. В какой-то мере тебе повезло. Ты уже все испробовал, и ты еще молод. Посмотри на меня, Джой. Ты видел прежде таких женщин, как я? Во мне нет ничего привлекательного. Я выгляжу на миллион долларов, но, по сути, и цента не стою. Меня может поманить кто угодно, я откликнусь на любой зов... Но я веду эту жизнь не потому, что мне так нравится... Это дело его рук. Ренцо. До встречи с ним у меня все было по-другому, все было просто прекрасно...

Конечно, какие-то девчонки могут подумать, что я достигла предела мечтаний. Но им никогда не доводилось заглядывать за кулисы... Они не знают, что мне приходится делать и с какими людьми общаться... Ведь другие и знать меня не хотят, а если знакомятся, то втайне, чтобы никто не узнал...

- Не говорите так, Хелен.

- Малыш, за десять лет я встретила только двух хороших людей. Первым был Кули. - Она улыбнулась мне, и выражение ненависти исчезло с ее лица. Вторым ты. Ведь ты и не догадываешься, какая я...

- Я никогда раньше не встречал человека лучше вас.

- Скажи мне что-нибудь еще, - расплылась она в улыбке.

- Ну, вы красивая. Вы просто прекрасная. И очень добрая. А фигура у вас...

- Пожалуй, хватит, - рассмеялась она от души, и теперь она была искренней. - Допивай чай.

Я и забыл про чай. Я осушил чашку одним глотком, и у меня засвербила ссадина на внутренней стороне щеки.

- Хелен... Мне нужно домой. Если мистер Ренцо узнает, он жутко разозлится.

- Меня он не тронет, Джой.

Я только хмыкнул.

- И тебя тоже. У меня есть лишняя постель. Забирайся туда. Мы достаточно поболтали для одного вечера...

* * *

Проснулся я раньше ее. У меня мучительно болела спина, и толком выспаться так и не удалось. Стоило мне опустить голову на подушку, как в висках начинала пульсировать кровь. На часах рядом с кроватью было двадцать минут восьмого. Я откинул одеяло и оделся.

Телефон стоял в гостиной, и я тихонько снял трубку. Набрав номер, я подождал ответа, еле слышно поздоровался и попросил позвать Ника.

Через минуту я услышал его хриплый голос.

- Да?

- Ник, это Джой.

- Куда ты запропастился? Я обыскал все свалки. Ну и накрутит тебе хвост Гордон, если не появишься. Двое остальных ребят тоже...

- Заткнись и слушай. Я попал в переплет.

- Кончай трепаться. Гордон говорил...

- Я не про то, кретин. Утром ты видел кого-нибудь у дома?

Я едва ли не слышал, как он шевелит извилинами. Наконец Ник сказал:

- На другой стороне улицы стояла машина. И вроде в ней кто-то сидел. И он продолжал: - Да, да, погоди-ка. Кто-то утром заходил к старухе потрепаться. Они думали, я еще сплю. Кажется, упоминали твое имя.

- Послушай, друг...

- Что случилось, приятель?

- Пока не могу сказать. Просто передай Гордону, что я заболел, или придумай что-нибудь. Хорошо?

- Ладно, скажу, что тебя забрали в кутузку. Болезнями он сыт по горло. Не поверит, да и работаешь ты недавно, болеть рано...

- Говори, что хочешь. Предупреди только. Я позвоню вечером. - Я положил трубку и повернулся. Оказывается, двигался я и говорил не так тихо, как мне казалось. В дверях спальни стояла Хелен, обаятельная золотоволосая женщина, яркий утренний цветок на темном стебле, готовый раскрыть свои лепестки навстречу солнцу.

- Что случилось, Джой?

Не имело никакого смысла скрывать от нее.

- Кто-то следит за моим домом. Утром меня искали.

- Ты боишься, Джой?

- Еще бы не бояться! Мне совершенно не хочется оказаться на свалке с переломанной шеей. Этот тип Ренцо... он же чокнутый. Стоит ему слететь с катушек, и он вытворяет черт-те что...

- Знаю, - тихо промолвила Хелен, невольно поднеся руку ко рту. - Идем завтракать.

* * *

Этим же утром нам удалось узнать, кто такой Веттер. Точнее, выяснила это Хелен. Она не стала ходить вокруг да около и заниматься осторожными расспросами. Что она вытворила, трудно даже представить себе! Поехав вместе со мной в город, она запарковала машину, пересела на такси, и мы добрались до массивного краснокирпичного здания, которое ничем не отличалось от подобных ему по всей стране. У двери была вывеска: "Участок № 4", и коп в дежурке сказал, что капитан будет более чем рад встретиться с нами.

Капитан и в самом деле был более чем рад. Ее появление в дверном проеме было для меня отличным началом дня; он даже чуть не предложил мне сигару. Табличка на столе гласила, что его зовут Джерот, и, если уж мне довелось бы общаться с копом, я бы предпочел именно такого. Ему было под сорок, фигура как у призового борца, и я бы не хотел оказаться на месте того, кто попытался бы сунуть ему взятку.

Капитану потребовалось не меньше минуты, чтобы прийти в себя. Не каждый день к нему в кабинет вплывала величественная блондинка в темно-зеленом габардиновом костюме, со столь выразительными формами. Успокоившись, он бросил беглый взгляд на меня и с таким видом, словно заранее все знал, спросил:

- Чем могу быть полезен?

Хелен удивила его.

- Я хотела бы получить сведения об одном человеке, - напрямую сказала она. - Его имя Веттер.

Морщинка между бровей капитана поползла чуть ли не до корней волос.

- Зачем?

Она удивила его еще больше:

- Он пообещал убить Марка Ренцо.

Интересно было наблюдать за сменой эмоций на его лице - напряжение, внимание, и, наконец, на губах его зазмеилась ехидная улыбка.

- Леди, вы хоть понимаете, о чем ведете речь?

- Думаю, что да.

- Ах, вы думаете?

- Посмотрите на меня, - сказала она. Капитан Джерот встретился с ней взглядом, прищурился и больше не отводил от нее глаз. - Что вы видите, капитан?

- Человека, который ведет розыск. И вы знаете ответы на все вопросы, не так ли?

- На все, капитан. И вопросы тоже знаю.

Оба забыли про меня. Я просто стал предметом меблировки, на который не больно-то обращали внимание, чему я был только рад.

- Что вы думаете о Ренцо, капитан?

- От него несет дерьмом. Он действует за пределами города, где у нашей полиции нет прав, а полиция округа у него в кармане. Думаю, кое-кто из моих людей тоже у него на содержании. Не уверен, но предполагаю, что так оно и есть. За ним числятся делишки в двух штатах, но тут он пока чист. Хотя я бы с удовольствием навесил на него парочку дел, доказательств у меня нет, но за ними явно стоит он. В этом я не сомневаюсь... но если начну расследование, хлопот не оберусь.

Хелен кивнула.

- Не важно. Могу добавить еще кое-что. Вы знаете, что случилось с Джеком Кули?

Джерот помрачнел.

- Я знаю лишь, что меня полоскали в газетах, да и от прокурора штата досталось.

- Я не это имела в виду.

Капитан устало растер лицо руками и снова взглянул на нас.

- Его машина была найдена вся в пулевых пробоинах. В ней было столько крови, что не подлежало сомнению: ее пассажир после такой кровопотери выжить никак не мог. Но тело мы так и не нашли.

- Вы в курсе дела, почему его убили?

- Кто знает? До меня доходили кое-какие слухи, и я могу только предполагать. Говорят, он схлестнулся с Ренцо. Есть некая информация, что он якобы занимался транспортировкой наркотиков. Деньги у него всегда водились в избытке, хотя непонятно было, откуда они поступали.

- Даже если это так и было, капитан, но коль скоро произошло убийство и за ним стоит Ренцо, вы ведь были бы только рады, если бы преступник получил по заслугам.