- Братишка, не обижай мою лучшую подругу! Кунья завтра мне все расскажет, и я узнаю, так ли ты хорош, как кажется! – и, звонко хохоча, она выскочила за дверь.
* * *
Только теперь мы с Куньей, наконец, посмотрели друг на друга. Я потянулся к ней, а она – ко мне, мы слились в поцелуе, и он длился долго, сколько хватило дыхания. Я развязал завязки и снял с Куньи шубку, а она сама стряхнула с ног меховые мягкие сапожки, и, развязав ремешки своих меховых штанов, позволила им упасть на пол. Я тоже скинул обувь и меховую куртку, и почувствовал, как руки Куньи развязывают на мне штаны. Тогда я тоже стянул с нее меховую безрукавку, и, наконец, взглянул по-настоящему на ее обнаженное тело.
Тело это, безупречное во всем, заново поразило меня – покатые плечи, руки с выступающими под кожей сильными мышцами – руки много трудившейся женщины. Кисти и пальцы прекрасной формы, но загрубевшие от постоянной тяжелой работы, отчего они казались мне чудеснее любого маникюра. Губы, ярко-алые без всякой помады, румяные щеки, длинная и изящная, но сильная шея, небольшая, упругая грудь, плоский живот с рыжеватым пушком внизу, под ним. Светлые, как солома, волосы, падающие ниже плеч. Сильные стройные ноги с маленькими ступнями и пальчиками, которые я не так давно целовал…
Заметив, что я ее рассматриваю, Кунья покраснела:
- Ну, Уоми, что ты! Ты же уже видел меня без одежды, разве нет?
- Кунья, я видел тебя, когда исцелял, но ведь тогда я смотрел на тебя совсем другими глазами, для меня главное было – спасти тебя! Я не видел ничего, кроме твоих ран!
- А сейчас? – лукаво улыбнулась она.
- А сейчас я, наконец, вижу тебя, тебя саму!
- Ну, и как тебе, нравится?
Я ничего не ответил, а только притянул ее к себе и стал целовать везде, куда мог дотянуться, а она, в свою очередь, ласкала и целовала мое тело. Наконец, мы оказались стоящими на коленях, лицом к лицу, обнимая и лаская тела друг друга, и все время перемежая ласки поцелуями.
- Уоми! – шептала Кунья, - Уоми!
- Что, милая?
- Неужели это ты? Здесь, со мной? Я не могу поверить…
- Любимая, ты не боишься?
Она тихонько засмеялась:
- Я боюсь только одного – что я умру от счастья! Уоми!
- Что, любимая?
- Ничего! Пусть будет нам хорошо… – и она легким толчком повалила меня на шкуры, покрывавшие пол вокруг очага…
* * *
Утром мы проснулись поздно, да мы почти и не спали этой ночью, а лишь наслаждались друг другом, причем Кунья мне не уступала ни в изобретательности, ни в неутомимости. Но всему приходит конец, и мы встретили утро, лежа на тех же шкурах – я на спине, а Кунья – рядом, положив голову мне на плечо и крепко обхватив меня руками, как будто боялась, что я убегу. Я гладил ее грудь и живот, и она всякий раз сладко вздрагивала, когда моя рука касалась мягких волос внизу живота и перебирала их. Так она и задремала, а следом за ней – и я тоже.
Второй раз мы проснулись от холода – очаг давно погас, в дверь и в отверстие на крыше – задувало. Кунья вскочила, подбежала к очагу и, разгребая щепочкой пепел, пыталась раскопать и раздуть искру сохранившегося огня, а я лежал на боку, подперев рукой голову, и любовался ее прекрасным телом в разгорающемся свете дня.
Почувствовав мой взгляд, она обернулась и сказала с обидой:
- Потух! Ни одной искорки не осталось. У тебя есть кремень?
- Обойдемся и так. – Я поднялся, положил несколько сучьев на очаг, сказал: «Дабу» - и огонь вспыхнул.
- Здорово ты умеешь! – воскликнула Кунья. - Вот бы мне так!
- Я могу передать это тебе, если только ты пообещаешь, что никогда не станешь делать это при посторонних.
- Клянусь!
- Ну, тогда попробуй поджечь эту веточку. Смотри туда, где хочешь, чтобы загорелось. – Я протянул ей тонкий прутик.
Осторожно держа его в вытянутой руке и глядя на кончик ветки, она прошептала: «Дабу!» - и зажегся огонек.
- А это не ты зажег? – недоверчиво спросила она.
- Ну, вот еще, стану я тебя обманывать! Ты теперь владеешь этим, так же, как и я.
- А это не опасно, Уоми?
- Что, милая?
- Ну, то, что ты передал мне власть над огнем… Дабу не рассердится?
- Нет. Мы ведь оба стояли перед ним, и обещали, что станем мужем и женой, помнишь? И Дабу принял наше обещание. А теперь мы его исполнили.
- Помню… Кажется, так давно это было… А ведь и года не прошло.
- Да. А сколько всего случилось за это время!
Мы помолчали. Очаг постепенно разгорался, и от него шло приятное тепло. Кунья подбросила еще несколько сучьев, и мы так же сидели рядом, прижавшись друг к другу, и смотрели на огонь.
- На огонь можно смотреть вечно! – прошептала Кунья. – Это так завораживает!