Мама уехала в эвакуацию вместе со своим заводом. Отец ушёл на фронт. От обоих приходили письма. Юрию эвакуироваться было пока некуда, и он остался с тётей в их московской квартире на Драгомиловке. Жизнь вошла в свою колею. Мальчик догонял в учёбе одноклассников. Война войной, а жизнь продолжается.
Сосед по коммуналке, четырнадцатилетний Генка, работал на оборонном заводе помощником штамповщика, получал рабочую, а не иждивенческую карточку и очень гордился тем, что производит пистолеты-пулемёты ППШ.
Оружие собирали не только на заводах, но и в переоборудованных школьных мастерских для уроков труда. Когда-то ученики в них делали указки и табуретки, а сейчас – они же – автоматы и гранаты.
«Вся страна поднялась на войну, – рассуждал Юрий. – И мужчины и женщины, и взрослые и дети».
Он взялся было снова за учебник, но услышал в прихожей какой-то шорох. «Мыши? Воры? Надо проверить».
Вышел в коридор – никого. Прошёл чуть дальше и увидел под входной дверью конверт. «Странно: раньше всё время треугольники приходили. И почему почтальон не позвонил?»
Юрий поднял конверт. «Всё правильно: Вьюгиной А. А., то есть маме. Но почерк незнакомый». И тут Юру вдруг прошиб озноб, он всё понял: похоронка!
Вскрыл негнущимися пальцами конверт.
«Вьюгин Иван Терентьевич… в бою за Социалистическую Родину… Верный воинской присяге… Проявив геройство и мужество… Погиб…» – Строчки прыгали в глазах. Мир рухнул.
Потому что так надо
Май подходил к концу. Пятый класс окончен. «Что делать дальше? Продолжать жить иждивенцем или устроиться к Генке собирать ППШ? А может…»
Юра остановился, поражённый внезапной мыслью: «А почему бы и нет?» Он вспомнил, как, припорошённый первым снегом, отряд выходил к Туле; как бойцы помогали идти раненым; как делили поровну последнюю картошку.
И Юрий чувствовал, что часть его осталась там – в отряде, и она зовёт его обратно.
Настал один из тех определяющих судьбу моментов, когда всё происходящее вокруг внезапно суживается, стискивает человека в обстоятельствах, лишает манёвра, принуждает сделать выбор. И не отвертишься, не отложишь на потом: здесь и сейчас – решай! Либо направо, либо налево. Нет других вариантов: жизнь поставила перед выбором, проверяя твою сущность: ты кто?
Юра медленно обошёл комнаты, в которых они жили с тётей, а раньше – ещё и с мамой и отцом. Вот папины вещи, которых тот никогда больше не коснётся. Вот мамины, которые она не сочла нужным брать в эвакуацию. Как давно это было! А мир никогда не будет прежним. И главное – он, Юрий, уже другой.
Он обвёл взглядом свои игрушки, модели самолётов и танков, корешки любимых книг, похлопал по рулю самоката. «Не купишь ты мне велосипед, папа, как обещал».
Юра быстро собрал рюкзак, вырвал из тетрадки лист и написал карандашом: «Тётя, не волнуйся: я ушёл на войну».
Положил на обеденный стол, придавил солонкой и, не оборачиваясь, выбежал из дома.
Канун нового года
Тусклый луч декабрьского солнца упал на лицо Юры. «Солнышко, – подумал он, – закат. А вот увижу ли я рассвет? Или всё – моя война закончилась?»
Он, стараясь не шуметь, прислонился к каменной стене полуподвального погреба старинного будапештского дома. Нестерпимо ныла раненная ниже колена нога. Но стонать нельзя – за дверью немцы. «Терпеть!»
Юрий закрыл глаза, и в голове запрыгали картинки сегодняшнего кровопролитного дня. «Как жалко танк! Новенький совсем, только недавно получили… – Но тут же одёрнул себя: – Какой танк?! Железка! Как там наши? Живы, нет?»
Битва за Будапешт была тяжёлой и упорной. День, второй, третий… Выстрелы, взрывы, грохот рушащихся стен… и нестерпимый запах гари. Сегодня, как обычно, Юра со своего места стрелка-радиста видел немногое. В основном кирпичную пыль и дым. И стрелял из курсового пулемёта во всё, что хоть как-то различал сквозь копоть.
Пробиваясь по узенькой улочке сквозь баррикады из досок и кирпича, их новенький Т-34-85 выскочил на свободное место. И вдруг вздрогнул. Механик-водитель Иван Михайлович Кузнецов, которого все звали просто Михалыч, выругался и вцепился в рычаги. Ещё один удар. Танк остановился.
– Ну всё, приехали, – сквозь зубы процедил механик, – теперь мы мишень.
– Горим! – крикнул командир танка лейтенант Спирин. – Экипаж, покинуть машину!
– А-а-а… – прорычал Михалыч. – Танк новенький совсем. Подбили, гады!
По броне зацокали пули.
Юрий посмотрел сквозь прицел: из-за завалов, стреляя на ходу, к танку бежали немцы.
– Уходите, – крикнул он, – я прикрою! – И начал поливать наступающих врагов длинными очередями. «Вот вам от меня, Вьюгина, стальная вьюга». Юра особо не целился, у него не было задачи обязательно в кого-то попасть: главное – заставить фрицев залечь, спрятаться за завалами и дать возможность экипажу уйти.