Лилианна задумалась, почему-то взгляд словно притягивала жена заказываемого. И ничего ведь в ней нет такого, обычная клуша… Странно…
— А не боишься семью разрушать? — хитро спросила Лилианна забирая пачку денег.
— Так, а вы мне потом защиту поставите, — начала оправдываться девушка, — ваша помощница все по телефону рассказала.
— Поставлю-поставлю, теперь слушай внимательно. Работать семь суток буду, приворот в силу с седьмого дня вступит. Все эти дни постись, голоса не повышай ни на кого, а уж он к тебе сам придет.
— Когда?
— На седьмую ночь и придет, спать не сможет пока с тобой не окажется. Все, ступай уже, как придет, вторую часть принесешь!
Блондинка быстро закивала, подхватилась со стула, спиной к двери попятилась. Лилианна только усмехнулась ей вслед. Взяла карты в руки, перетасовала, почему-то потянула из колоды одну — Карта Дьявола!
— На выборы не пойду! — и та, что считала себя ведьмой, весело рассмеялась.
Оля вернулась домой в пять. В квартире уже было прибрано, а Катюшка весело что-то напевая, заканчивала уборку в своей комнате.
— Мам, ты пришла уже? — девчушка, как была с тряпкой для пыли в руках, побежала обниматься с мамочкой.
— Как чисто, — восхитилась Ольга, и проницательно на дочь посмотрела, — так сильно в клуб с Надей хочешь?
— Ага, — не стала отпираться Катя.
— У отца спросишь, — строго ответила Оля.
— А ты с ним поговоришь? — Катя, как и все дети, хорошо знала, кто в доме командует, а кому только позволяют думать, что командует он.
— Поговорю… — сдалась Ольга.
— Уррраааа! — Катеринка побежала доделывать уборку.
К семи прибежали сыновья, устроили набег на холодильник и кастрюлю с борщом. Потом умчались по своим делам — Леша к девушке, Коля с друзьями на футбол.
Ольга проводила их с улыбкой, потом взялась за ужин. А сердце нехорошо так сжалось. Женщина отложила нож, села, задумалась. Дети — нет, там все хорошо. Работа — нет, и там все идет, как должно идти, не без сложностей, но это так… рабочий процесс. Муж? Сердце екнуло.
Костя вернулся поздно, хмурый, не разговорчивый, даже не обнял. Другая обиделась бы, ушла и с мужем не говорила, только Ольга не была другой. Никогда не была. Как и ее мать. Как и ее бабушка по материнской линии. И родинка над левой грудью у нее наследственная и это странное умение видеть то, что другим неведомо. Вот и сейчас, смотрит на мужа, а видит вокруг его шеи что-то черное, как петля.
— Ужинать будешь?
— Ничего не хочу, — Костя бросил куртку, мимо прошел даже не глянул, — оставь меня в покое.
Мимо-то прошел, а это черное следом за ним тянется. Ольга скрипнула зубами!
Многому ее мать учила, многое мимо ушей прошло. Свою дочку Оля не учила ничему, считала, что не нужно все это и вот… дожилась.
Злость душила, рука сама к ножу потянулась… Оля взяла нож и начала рисовать на столе квадрат, снова и снова проводя по воображаемым контурам. На столе чертила, а в уме представляла дом, квартиру, детей, мужа… На муже нож дрогнул, словно ощутил сопротивление.
Ольга взяла нож обеими руками, представила Костю, так ярко, словно фотография его на столе была, и, обводя квадрат, тихо заговорила, слова сами пришли:
— Отсекаю злые помыслы, отрезаю беды, отделяю от чуждых желаний. Отсекаю злые помыслы, отрезаю беды, отделяю от чуждых желаний. Отсекаю злые помыслы, отрезаю беды, отделяю от чуждых желаний. Отсекаю злые помыслы, отрезаю беды, отделяю от чуждых желаний.
Говорила и говорила, и водила ножом по столу снова и снова… И отрезала! Как глазами увидела, что черная нить упала, вздрагивает. Тут из комнаты голос мужа услышала:
— Оль, Оленька, мне что-то плохо, как душит.
Побежала почти, вошла, а Костя лежит бледный, шею невольно растирает. И подошла, и обняла и зацеловала, и осторожно касаясь, сняла то, что петлей выглядело. Он уснул почти сразу, улыбаясь и держа ее правую руку у лица, так губами к пальцам прижавшись и уснул.
А в ее левой руке билось чужое заклинание, чужая сила.
Оделась, сказала дочери, что скоро будет и пошла по нити. И злость такая, ярость, гнев. Наклонилась, нити коснулась. Противная чужая сила, словно пиявку потрогать, но взяла, собирать начала. Так и шла, кутаясь от холодного порывистого ветра и собирая чужую нить, чужое заклинание. Не села ни в маршрутку, ни в такси — нельзя было, иначе нить можно было бы потерять.
Долго шла, замерзла совсем, а нить уже вокруг руки билась, значит немного идти осталось. Пятиэтажка на окраине, там на третьем этаже свет горит, и в окне непрестанно девушка мелькает, ждет кого-то. Устало поднялась на третий этаж, нажала на кнопку звонка.