И больше не добавил ни слова.
Какой мальчишка, тем более сельский, не мечтает о собственном коне! Мечтал об этом и Костя. И вот теперь у него конь! Выходить бы его!
Каждый день гонял Костя Красулю на болото — навещал своего подопечного и лечил его. Он смазывал рану Рыжего густой, черной мазью, которую нашел в заводской конюшне. Мазь была противная, резко пахла дегтем, зато рана хорошо затягивалась. Скоро Рыжий поправился, поднялся на ноги, и счастливый Костя привел его домой.
Толик и Валя были в восторге. Они по пятам ходили за старшим братом, заглядывали ему в глаза и с надеждой спрашивали:
— А покататься дашь?
Доволен был и отец.
— Вот это хозяйская находка! — сказал он.
Места для Рыжего искать не пришлось — пустовала целая заводская конюшня. Гнедого кузнец давно уже отдал проходившим мимо красноармейцам, среди которых были раненые. Запряг его без колебаний.
— Берите, раз надо… Сам воевал, знаю.
— Что ты, отец? — качала головой Алена Максимовна. — Вернется директор, отвечать будешь.
— Ничего, товарищи мне расписочку напишут.
И когда уехали бойцы, кузнец спрятал под балку сложенный пополам лист из тетради в клеточку — документ о сдаче воинской части заводского коня по кличке Гнедой.
«Освободители»
В тот день Алена Максимовна с утра полола в огороде свеклу. Прибежала Валя, сказала:
— А Костя уже корову в поле погнал!
— Жарко же! — удивилась жена кузнеца. — Пусть бы еще часок в хлеву постояла.
— Я ему говорила. А он взял кнут, пилку-ножовку и погнал.
— Ножовку-то зачем?
— У него узнаешь. Говорит: языки подрезать тем, кто много спрашивает.
— Ну, доберется до него отец!..
Алена Максимовна поправила сбившуюся на глаза косынку, опять взялась за тяпку и тут увидела на дороге женщин с котомками в руках. И Валя их увидела.
— Смотри, мама, снова беженки. У одной ребенок…
Усадьбы Будников и тетки Мальвины были единственным жилым подворьем на территории лесозавода. Поэтому те, кому случалось проезжать мимо, кто хотел расспросить о дороге или просто напиться холодной колодезной воды, — все сворачивали к хате Будников. Хозяева привыкли к этому, охотно откликались на людские просьбы и двор свой всегда держали открытым.
— Ох и мучается народ! — горестно вздохнула Алена Максимовна. — Пошли, Валя, молока дадим людям.
Мать с дочерью не сделали и десяти шагов, как послышался оглушительный треск. Беженки бросились с дороги к дому.
Из-за поворота выскочили мотоциклы с солдатами в шлемах и в желто-зеленых комбинезонах. Возле усадьбы Будников отряд остановился.
— Ой, мамочка, немцы!.. — испуганно прошептала Валя.
— Они, детка! Молчи… — Мать прижала Валю к себе.
Один мотоцикл, отделившись от группы, мелькнул между деревьями и выскочил прямо к крыльцу. Мотор смолк.
Солдат настороженно осматривал двор.
— Кто ест хозяйн? — наконец отрывисто спросил он.
— Хозяин на заводе, в кузне, — ответила Алена Максимовна и крепче прижала дочь. Девочка с ужасом смотрела на живого фашиста.
— Кто ест они? — немец кивнул в сторону беженок, которые, сбившись в кучку, стояли у крыльца.
— Пришлые. От войны убегают.
Солдат в упор рассматривал худых, усталых женщин, их запылившуюся одежду, стоптанные, разбитые башмаки.
— Гут, — удовлетворенно бросил он. И резко, будто прозвучала автоматная очередь, спросил: — Руссише зольдат ест?
— Какие солдаты? — удивилась Алена Максимовна. — Одни мы.
— Юдэ, комиссары, большевики ест? — последовал вопрос.
— Откуда? Наша семья живет здесь, да еще одна женщина. Вон ее хата. — Жена кузнеца указала на дом Мальвины.
Немец еще раз окинул усадьбу колючим взглядом. Потом мотоцикл развернулся на дорожке и выехал со двора. Фашист подъехал к своим и что-то сказал им. Коротко посовещавшись, мотоциклисты умчались дальше.
Алена Максимовна взглянула на женщин и, словно старым знакомым, сказала:
— Напугались, милые? Такая напасть…
— Мы то ладно, — вздохнула та, что была с ребенком. — Дитя вот никак в себя не придет.
— Ничего! Не век же они у нас будут. Надо как-то пережить лихое время. Валюта, принеси молока.
Валя убежала в хату и вернулась оттуда с большой глиняной крынкой и кружкой в руках. Она налила молока, подала малышке и участливо смотрела, как та пьет, вцепившись в кружку дрожащими ручонками.
Попили молока и женщины, передавая кружку одна другой. Они уже прощались с гостеприимной хозяйкой, когда к ним подошел кузнец.