Я вернусь...
Настоящим мужчинам посвящается.
1.
…-А я, когда вернусь, в отпуск поеду. К маме,- мечтательно сказал матрос Исмаилов, подтаскивая ящик с инструментами, - уф-ф-ф, жарко.
Он вытер пот со лба и дёрнул ворот робы.
-Везёт тебе, Фарид, - подал из своего угла голос Сергей Акунёв, - застанешь бархатный сезон. А я хочу машину купить. Наконец, накопил.
-В Мурманск за ней рванёшь? – поинтересовался мичман Копылов, пытаясь сдвинуть неподдающийся вентиль.
-Так, а куда ж ещё, Санёк? – утвердительно кивнул ему Акунёв. - Дай я, - потянулся он к вентилю, увидев, что у друга в кровь стёрлись ладони.
Вцепившись в вентиль, Акунёв дёрнул со всей силы, но деталь стояла намертво, как впаянная.
-Я премию матери отошлю с братом, - вытирая руки, мечтал Александр, - брат у меня Лёха, хороший, но, шалопай порой, конечно.
-А я вот…, - продолжал борьбу с вентилем Сергей, - я вот…,- от напряжения у него на шее вздулись вены.
Наконец, вентиль, поддался и сдвинулся. Акунёв быстро закрутил его и, расслабившись, договорил:
- Я, когда вернусь, собираюсь Натахе предложение сделать.
Из нагрудного кармана он вытащил колечко, показав другу.
-А-тста-а-ви-и-ить разговорчики, - подал голос командир отделения Павел Каретников, стоявший в проёме люка.
Все мгновенно повскакивали, отдавая честь.
-Вольно, ребята, - смягчился командир, - но об отпусках и невестах помечтаем потом, - он взглянул на часы, - Одиннадцать-тридцать. Через полчаса прибываем в заданный квадрат учений для…
Договорить он не успел. Подлодку сотряс такой мощный удар, что все кувырком разлетелись по кубрику.
-Это что за …мать? Все живы? – потирая рассеченный висок, капитан-лейтенант Каретников пытался встать, цепляясь за детали перегородки – субмарина дала сильный крен.
Свет в отсеке замигал. Где-то истошно завопила сигнализация. По коридору бежали матросы, откуда-то донеслось: «Пожар… задраить люки!» Защёлкали затворы замков.
Капитан-лейтенант поднялся, отряхиваясь, но тут раздался ещё более внушительный взрыв. И Каретникова отшвырнуло в сторону. Павел ударился о тот самый злополучный вентиль и потерял сознание.
Свет погас. Раздался противный скрежет ломающегося металла, завоняло жжёной проводкой. Подлодка завибрировала и, умирая, стала погружаться в ад.
…-Ну, Томка, ещё раз с днюхой тебя! – девчонки повскакивали, чокаясь.
-Глядите, облака какие красивые! – вдруг указала одна из них за окно.
И вся стайка высыпала на балкон любоваться закатом.
Солнце ненадолго упало за потемневшие сопки, и вода в заливе из стальной превратилась в чёрную.
-Пойдёмте внутрь. Холодно, - поёжилась, укутываясь в кофту, Тамара.
Но тут её взгляд упал на площадь. Там собиралась толпа.
-Что за сходка? – спросила Тома, и сердце её почему-то заныло.
-Вроде мой Володька там, - сказала, вглядываясь в толпу, одна из подруг.
Потом она улыбнулась и, повернувшим к остальным, доложила:
-Там весь запасной экипаж «Смелого». Видимо, твой Каретников, Тамара, вернулся раньше. Подарком на твоё тридцатилетие.
Все выдохнули и расцвели. В наступившей тишине с площади долетело: «Сейвал» не вышел на связь».
…Наташа сидела в баре и смотрела, как в стакане вокруг ложки закручиваются чаинки.
-Да правильно ты всё делаешь, - похлопала её по руке подвыпившая Иванова, - в задницу этого Акунёва. Чего тут ловить?
Катя Иванова подняла голову, и, окинув полупустой зал мутным взглядом, уткнулась в угол, где сидела компания моряков. Увидев их, она стукнула рюмкой об стол и зло сказала:
– Мужиков здесь нет вообще. Одни, блин, военные.
Потом она повернулась к подруге и повторила:
-Ты всё правильно делаешь… Снежинск – жопа мира. Поедем в Мурманск, снимем квартиру на двоих, как договорились. А там, глядишь, и в Москву подадимся. Чего нам то, таким красивым, здесь делать? Давай выпьем, за новую жизнь.
-Кать, я же сказала - не буду, - Наташка мотнула головой, - в положении нельзя.
-Так ты ж аборт сделаешь, - Катя махнула официантке, показав на пустую рюмку и подняла два пальца.
В это время моряки все, как один, поднялись из своего угла, и, покидав на стол деньги, спешно выскочили за дверь.
-О, побежали, - проводила их неодобрительным взглядом Иванова, - «ну, а девушки? А девушки потом…» - продекламировала она, добавив, - а это потом никогда не наступит.
Катя нагнулась к подруге и, обдавая парами водки, зашептала:
-Только Серёге не болтани. А тот этот кусок дебила ещё уговорит тебя здесь остаться. Я тебя, лохушку романтичную, знаю. Станешь у нас Наташа Акунёва. Тьфу. Будешь тут куковать, как другие, до еврейской пасхи.
Официантка принесла две полных рюмки, и, поставив перед Катей, отошла, сделав телевизор, висящий над барной стойкой, погромче.