— Кажется, батюшка хочет выдать меня замуж, — невесть зачем призналась она.
Тим, идущий рядом, даже не сбился с шага, только глянул на нее искоса. От этого она разозлилась и выпалила:
— И не надо так смотреть!
— Я ничего не говорил.
— И не надо! По тебе и так все видно. — Конечно, ничего по его лицу прочесть нельзя было, но Алиса чувствовала, что еще немного – и она сделает что-нибудь ужасное. Нечто такое, о чем придется сожалеть еще очень и очень долго. И лучше она позволит злости вырваться на волю в виде слов, чем достанет припрятанный нож и воткнет его прямо в себя. Или в него. Лучше в него, конечно. Надо будет только выждать момент, чтобы он отвернулся, а затем ударить в шею. В ложбинку, чуть ниже волос и повыше воротника, в беззащитную мягкую ямку, и пусть кровь струится по спине, стекает под ремень брюк, скапливается внизу, пятнает камни улицы…
— Алиса! Алиса! — Ее кто-то тряс за плечи. Голова неприятно билась затылком о что-то твёрдое.
— Отпусти…
Тим – она наконец узнала его перепуганные глаза – отнял руки, но не отодвинулся. Алиса приподнялась на локтях: она лежала прямо на мостовой, на булыжниках; поодаль хищно блестел нож, и, увидев его, она невольно потянулась к желтоватой костяной рукояти. Но Тим, заметив ее движение, вскочил на ноги и пинком отправил нож подальше.
— Ты как с ума сошла! — тараторил он, помогая Алисе подняться. Она ощупала голову: крови не было, кажется, и шишки не останется. — Схватилась за нож, вся побелела и пошла на меня. Нож светился.
Он заглянул ей в глаза. Затем кивнул своим мыслям и осторожно спросил:
— Больше не хочешь моей смерти?
— Что?! С чего бы вдруг?
От крика разболелась голова, Алиса приложила ладонь ко лбу и неприязненно посмотрела на Тима. Какую только чушь он порой не выдает, но что взять с невоспитанного болвана.
— Так значит, это точно нож виноват.
— Ох, не знаю, — огрызнулась Алиса. Ее разбирал стыд, смущение и почему-то злость. — Пойдем лучше искать дорогу.
Тим вел ее какими-то проулками, а она все думала о едва не случившемся. Она помнила, как внезапно ей захотелось отведать чужой боли, помнила и то, как сжала нож в кармане, а потом…
Нож виноват?
Она тихо прочла молитву, с которой ее всегда укладывала спать няня. Неужели в этом проклятом городе нет места ничему святому? Приносит ли туман с собой хоть что-нибудь хорошее или это лишь происки дьявола, ловушка, в которую заплывают глупые рыбины? И она попалась в сети из-за своих грехов: гордячка, вздумала пойти против воли отца.
Мысли сплошь глупые. Дурацкие.
Впереди запахло тиной, и они пошли быстрее, почти побежали. Алиса не знала, что чувствовал Тим, но ей до смерти надоело бояться всего и всех, кто обитал здесь. Поскорее бы вернуться домой! Пускай батюшка кричит, грозится лишить ее наследства, если она не покорится его воле, лишь бы оказаться рядом с ним вновь.
Набережная открылась неожиданно: шаг – и вот они стоят у перил, а внизу, тяжело и неторопливо перекатывая свинцовые волны, течет река. Моста поблизости не оказалось, потому они молча, не сговариваясь, пошли вдоль канала налево.
— А ты хочешь? — вдруг спросил Тим.
— Чего?
— Замуж. Ну, ты же сказала, что батюшка намерен тебя замуж выдать.
Алиса пожала плечами, ей не хотелось говорить правду. Но через минуту все же сказала:
— Нет. Я уже говорила, хочу стать ученым. А муж мне точно не позволит заниматься наукой.
— А вдруг позволит?
Алиса приподняла бровь – этот жест она долго тренировала перед зеркалом и знала, что он придает ей вид дамы, умудренной жизнью. В общем, совсем не такой, какой она являлась на самом деле.
— Нет, ну вдруг? — настаивал Тим. На его смуглом лице блуждала легкая ухмылка. — Вдруг он тоже... Широких взглядов?
На секунду она задумалась: не стоит ли обидеться на «широкие взгляды» – но передумала, заметив хитрые глаза Тима.
— Я бы мало на это рассчитывала, зная друзей и коллег моего батюшки. И нет, — предварила она следующий вопрос, — вряд ли он нашел кого-нибудь не из своего круга.
Тим хотел возразить, но его прервал кашель. Алиса ахнула, увидев, как из-за угла дома неспешно появляется полисмен – тот самый, что стрелял в нее на вокзале, – и отступила к перилам. Тим же выскочил вперед, загораживая ее, сжал кулаки.
У полисмена по лицу стекала кровь; разодранный, исполосованный мундир свисал лентами над ремнем; остатки кожаной кобуры едва держались на боку. Мужчина хромал, подволакивая левую ногу, но упрямо шел к ним. В руке его что-то блестело.
Нож! Тот самый нож, который она нашла в особняке! Тот, который жаждал крови, теперь она это точно знала.
Полисмен бросился вперед стремительно как змея. Тим отбил его руку и зашипел от боли, когда лезвие оцарапало плечо. Зарычав, полисмен перехватил нож крепче и ударил Тима плечом. Не удержавшись на ногах, тот свалился вниз, на камни набережной. Мужчина рухнул на него, выбив дух из пискнувшего мальчишки, сжал левой рукой шею и коротко, без размаха, ударил того ножом в живот. Нож хищно чавкнул. Полисмен выдернул лезвие, на котором туманной алой дымкой разошлась горячая кровь, посмотрел на него так, будто не мог вспомнить, что это, и поднял глаза. Алиса не могла пошевелиться.
У нее заледенело все внутри, и лёд этот разошелся по венам, сковав руки и ноги.
Полисмен поднялся на ноги, медленно, неторопливо: встал на колено, затем оперся руками о камни, поднял зад и потом выпрямился. Тим остался лежать с закрытыми глазами. Тихий, как будто спящий – только на животе с ужасающей скоростью расплывалось темное пятно, пропитывало ткань, что облепила его впалый живот.
Молитву она забыла, потому просто просила бога пощадить Тима. За себя она не боялась.
— Я бы предпочел убить тебя там, дома, чтобы отец знал, чья рука это совершила, но, увы, не всем планам суждено сбыться. — У полисмена был приятный голос: низкий, но в меру, без надтреснутости.
Алиса попробовала что-то сказать, но из горла вырвалось лишь какое-то шипение.
— Око за око. Жизнь за жизнь, — сказал полисмен и двинулся к ней. Руки свободно висели по бокам, в одной из них виднелся нож. Самый обычный, вчера еще резавший хлеб и сыр, а сегодня легко вспоровший плоть. Алису замутило и она отступила, сумев сделать крохотный шажок назад. — Можешь даже покричать. Как моя Дотти кричала, когда заживо горела. О, она кричала очень громко.
Плечи полисмена закрыли от Алисы почти весь мир, но краем глаза она заметила какое-то движение. Там, в отдалении, показалась фигура незнакомого мужчины. Он был одет в нелепые короткие брюки, рабочую сорочку и странное пальто – тонкое, мешковатое.
— Ну же, кричи. — Полисмен осторожно, почти нежно уколол ее ножом в шею.
Она сглотнула и перевела взгляд на незнакомца. Тот целился. Грохнул выстрел: полисмен рванулся вперед, словно пытался убежать от пули, перевалился через перила и рухнул в воду. Алиса выдохнула и с облегчением соскользнула в обморок.