*
Все шло хорошо, пока хорошенькая блондинка, смотревшая на него брезгливо, не подняла крик. И вздумалось же ей орать!
Тим, сжимая в кулаке добычу – приятно распухший кошелек, бросился бежать. За спиной тоненьким голоском кричала блондинка, лишившийся имущества дородный папаша лишь крякал растерянно да, судя по шуму, рылся в саквояже. А потом за ним побежали. И бег был неправильным.
То была не привычная ленивая поступь служаки, которому до пенсии остался год с хвостиком, не прыткая рысь новичка, еще не разочаровавшегося в идеалах, но уверенная и тяжелая трусца. А еще шум странный – хлопки несуразные, как будто кто-то бежит в слишком большой обуви, и обувь эта свободно болтается вокруг щиколоток, соскальзывает то к носку, то к пятке.
Тим оглянулся – за ним бежала блондинка, смешно подпрыгивая и путаясь в юбках, поодаль виднелся худой полисмен, а отставший джентльмен стоял, опираясь на трость, и пытался отдышаться. Тим прибавил шагу. Его разобрало веселье: уж так его догоняла блондиночка! Ну, догнала б, и что тогда? А ничего. Не стала бы она с ним драться, вот уж точно.
Но он все равно продолжал бежать, успевая на ходу подсчитывать, сколько еще надо собрать денег, чтобы снять комнатенку на зиму. Мосты – это, конечно, хорошо (потому что бесплатно), но мыться в ледяной воде реки и спать под снегом ему не нравилось. Нет уж, простите. Прошлый год он еще кое-как пережил зиму, но весной захворал, попал в больницу для нищих и едва оттуда сбежал, чудом не угодив в работный дом.
А если бы все сложилось иначе, он сейчас не улепетывал бы от полиции и сознательных пассажиров. Тим оглянулся: число преследователей не изменилось, но полисмен потянулся к кобуре. Совсем он с катушек съехал? За кражу пристрелить его решил?
Выстрел прогремел громко: эхо загуляло между высоких колонн, забилось птицей под куполом. Тим прижал руки к голове и бросился вниз, упал, перекатился, оказавшись прямо на путях, между параллельными шпалами, сжался в комок. Только не умирать, только не умирать! Он же и не жил еще, и не начинал даже.
Криков не было слышно – только дробный перестук каблуков блондинки и шлепки ботинок. Тим решился и встал. Блондинка почти добежала до него – в огромных перепуганных глазах слезы, ридикюль прижат к груди, юбки задрались, открыв круглые коленки, – а за нею несся полисмен. И целился он в нее.
Блондинка оглянулась и застыла. Стояла как ни в чем не бывало, хватала открытым ртом воздух и ждала, пока спятивший полисмен не выстрелит. Тим ругнулся, метнулся вперед, к блондиночке, схватил ее за руку и поволок за собой. Он свернул в сторону, решив, что глупо было бы продолжать бежать по пустому перрону, как уткам в тире. Может, в коридорах они найдут местечко, где можно спрятаться, а, может, кто-то вызовет и других полисменов – не таких воинственных.
Девушка сопела за плечом, но ладонь не отняла – Тим почувствовал гладкость ее кожи и подумал, что она наверняка ни разу в жизни не работала руками. Какие только глупости не лезут в голову, когда за тобой гонится вооруженный полисмен.
Тим скользнул между колоннами, повернул налево, увидел дверь, полускрытую лестницей и рванул к ней. Позади громыхнуло: Тим обернулся и увидел, как бегущий полисмен врезался в колонну, не сумев притормозить.
— Так тебе и надо!
Девушка дернула его за руку и показала на дверь. Тим пожал плечами – ну да, он не самый осторожный парень в мире – и побежал к ней первым. Замка на ней не было, так что они попросту ввалились в проем и завертели головами, отыскивая что-нибудь, чем можно было ее подпереть. Пусто. Только длинный прямой коридор, уходящий вдаль и в темноту – потолочные лампы гасли уже через несколько метров. Тим беспомощно оглянулся: он сам загнал их в тупик, и теперь полисмен уж точно их догонит. Но блондинка вдруг сжала губы, вырвала ладошку и помчалась вперед быстрее, чем собака, стащившая у мясника кусок свежей вырезки.
Ему не оставалось ничего другого, кроме как последовать за нею, надеясь, что там, в темноте, не кроются лестницы или какие-нибудь другие напасти. Но в темноте не было ничего, кроме густого тумана. Он облепил лицо плотной влажной маской, осел на волосах каплями ледяной воды и спутал низ с верхом. Вскоре Тим понял, что не бежит, а едва бредет, с трудом переставляя ноги.
— Ау! — он крикнул, но звук вышел тихим, едва слышным.
Но рядом кто-то кашлянул. Сдавленно, сухо. А затем кто-то навалился на него всем телом, закашлял на ухо, задышал громко, жарко, пугающе, и Тим невольно оттолкнул его, отметив, что под руками оказался густой мех. Шуба? Или зверь?
— Я тут! — крик донесся справа.
Тим рванул к ней, не переставая аукать. Вскоре он натолкнулся на вытянутые вперед руки, в одной из которых угадывался ридикюль, и спросил:
— Это ты? — Глупо. Он не знал ничего о ней, но сейчас казалось, что ближе этой блондинки у него никого нет.
— Да, — ответила она и пожала его ладонь. — А это ты?
— Ага. Я Тим.
— Алиса. Приятно познакомиться.
Кажется, она попыталась сделать книксен. Во всяком случае он почувствовал, как она дернула рукой, пытаясь присесть. Тим едва удержался от смешка: вот ведь дамочка!
— Темно тут, — заметил он и оглянулся. Со всех сторон наступала тьма, он не видел ничего, но слышал подозрительные шорохи. — Я стен нащупать не могу. А ты?
— Тоже нет, — озадаченно ответила она через несколько минут.
— Ага.
Они помолчали. Вдалеке хлопнула дверь: сначала заскрипели заржавевшие петли, а затем металл ударился о металл. Не сговариваясь, они побежали вперед, прочь от тяжелых шагов.
Туман становился все гуще, но и светлее тоже; вскоре Тим уже мог увидеть очертания Алисы, бегущей рядом с ним. А потом – как по щелчку пальцев – пелена расступилась и перед ними предстала площадь, вымощенная булыжником, окруженная домами. Позади Тим увидел здание вокзала. Но это был не его вокзал, не его площадь и даже не его город!
— Где мы?