Из четырех спален жилой оказалась лишь одна – будуар, видимо, хозяйки дома. Большую часть уютной комнаты занимала кровать с балдахином: большая, мягкая и с на удивление свежим бельем. Кроме нее нашлось месту камину, на котором красовались резные статуэтки, шкатулки и почему-то кофемолка; изящному туалетному столику, уставленному флаконами, баночками, пудреницами, зеркалами; прикроватному сундуку с куклами, подушечками и блокнотами для рисования.
Алиса, пытаясь даже сейчас соблюсти приличия, присела на изящный стульчик, чинно сложила руки на коленях, но не удержалась от зевка. Тим ухмыльнулся и плюхнулся на кровать.
— Боже, — простонал он, — сто лет не спал на мягком. Чур, я слева!
— Я не буду спать с… — вскинулась возмущенная Алиса. — Я не буду ночевать в одной комнате с мужчиной!
Тим покатал на языке слово «мужчина» и счел его комплиментом.
— Ну, воля твоя. Выбирай комнату, которая тебе больше нравится.
— Но там... — В коридоре взвизгнула половица. Звякнуло оконное стекло, и весь дом словно переступил с ноги на ногу, застонав, закряхтев.
На миг лицо блондинки стало светлее ее волос – Тим с любопытством следил, как ее благопристойность и воспитание борются со страхом. Страх победил.
— Хорошо, — сдалась она, но тут же сказала: — Спать будем под разными одеялами!
— Как скажешь. Только я вот, например, раздеваться и не собирался. Вдруг придется срочно бежать?
От таких мыслей она позеленела, видимо, вспомнила, как на бедного Проводника навалилась толпа призраков – если можно так сказать про бесплотных духов.
Тим гнал от себя мысли весь день, но дальше отрицать происходящее было невозможно. Они оказались черт знает где, в окружении созданий, которых не может существовать в природе, и не знают, как попасть домой. Их могут сожрать оборотни, убить духи, еще что-нибудь невообразимое может выскочить сейчас из камина и утащить их в преисподнюю. Есть от чего испугаться.
В камине обнаружилась стопка поленьев, и с какой-то тихой мстительный радостью Тим зажег под ними огонь.
— Там, внизу, есть хлеб и сыр. Они, конечно, еще Мерлина застали молодым, но это лучше, чем ничего. Принести?
Задумавшаяся о чем-то Алиса тряхнула головой и сказала:
— Я с тобой схожу.
Они вернулись с подносом припасов: в одном из кухонных шкафов Алиса отыскала довольно свежий кусок ветчины, обсыпанный травами и завернутый в чистую белую тряпицу, там же нашелся и острый ножичек, и кувшин с кислым вином. Всю дорогу туда и назад Тима не отпускало чувство чужого взгляда. Он даже оглянулся пару раз, но не увидел ничего, кроме стен с чужими фамильными портретами.
В будуаре было тепло, от камина приятно пахло смолой и дымком.
— Черт! Задвижка!
Он сбросил поднос на столик и ринулся к камину, торопясь открыть дымовую задвижку. Пламя загудело, почуяв приток свежего воздуха; на Тима вылетело облачко сажи и дыма. Он расчихался, а рассмеявшаяся Алиса достала из своего ридикюля носовой платок.
— На вот.
— Ага, спасибо. — На чистой ткани остался жирный грязный след. — Извини, его теперь только выбросить.
— Прачке отдам, — отмахнулась Алиса.
— Ага. Ты ж богатая.
— Да. И что? — От гнева у Алисы раскраснелись щеки, и она стала удивительно хороша. Голубые глаза мечут молнии, розовые губы строго поджаты, на скулах румянец.
— Ничего. — Он бы промолчал, если бы не обида, так внезапно напомнившая о себе. — Привыкла, что за тебя все сделают, вот и не ценишь чужой труд.
— А ты – ты ценишь? Когда воруешь у людей честно заработанное, ты думаешь, что эти деньги они за свой труд получили?
— У бедняков я не ворую! Только у таких, как…
Они вскочили, и сейчас стояли друг напротив друга, переводя дыхание. Тим сжал кулаки, борясь с желанием схватить поднос и швырнуть его о стену, а лучше – перевернуть столик со всем его содержимым. Мама всегда говорила, что от его вспыльчивости ему добра не будет.
— Договаривай! У таких, как я? Да?
— Забудь. — Злость ушла без следа. Тим сел на прежнее место, с трудом отрезал кусок хлеба, положил на него ломоть ветчины и протянул бутерброд Алисе. — На, съешь.
— Спасибо, — язвительно буркнула она, но протянутый ей символ мира приняла. И даже умудрилась откусить кусочек. От одного вида того, как она грызет сухой хлеб, у Тима разнылись зубы. — Очень вкусно.
Тим рассмеялся. Она тоже захихикала негромко.
За окном выл ветер – по крайней мере, Тим надеялся, что только он, – в камине трещали дрова, а от сытого брюха слипались глаза. Но идти в кровать стеснялись оба. У Тима загорались щеки от мысли, что ему придется лежать бок о бок с Алисой. И чтобы больше не думать всякого, он спросил:
— А ты куда ехала?
— О, — замялась Алиса, — я только приехала. Из школы, — и она замолчала. Пошевелила кочергой угольки, дотянулась к стопке поленьев и бросила еще одно в камин. Тим видел, как у нее на шее бьется жилка. — Батюшка меня вызвал домой посреди учебного года. Без объяснений.
Он проглотил вопрос о том, не замуж ли ее выдать решили, и спросил совсем другое:
— И как там – в школе?
— О, там очень интересно! Наша учительница, мисс Доротея, знает так много всего об истории мира. Представляешь, она даже пишет статьи в журнал Королевского географического сообщества! — Тим покивал, делая вид, что поражен. — Я тоже мечтала... мечтаю стать ученой дамой.
Тим недоверчиво оглядел хрупкую фигурку Алисы. Ученые дамы, казалось ему, идут в науку лишь из отчаяния или слишком большого ума, но ведь сидящая перед ним девушка абсолютна нормальна. Если, конечно, можно считать нормой ее чересчур строгие моральные принципы.
— И чем бы ты хотела заниматься? Ну, как дама... ученая…
— Археологией. Это наука, которая изучает древности и…
— Я знаю.
У Тима защипало в глазах и он отвернулся от огня. В полумраке будуара плясали тени, а их с Алисой силуэты на стене вытягивались к самому потолку; казалось, будто среди мебели и темноты прятались призраки. Один из них стоял за спиной у Тима – в испачканном чернилами сюртуке, взъерошенный, нетерпеливый и добрый. Папа.
— Я сказала что-то не то? Приношу извинения, я не хотела обидеть…
— Нет. — В горле встал ком. Тим оглянулся на Алису: вспомнила о манерах, а как попрекала воровством, так и не задумывалась об обидах. — Мой папа, — он сглотнул, пытаясь избавиться от кома, — был археологом. Он умер.
Алиса не смотрела на него, комкала юбку. Ридикюль она больше не прижимала к себе, как последнюю защиту.
— Я спать.
Он завалился на постель, думая, что вряд ли сможет уснуть среди враждебного города, заполненного опасностями и тайнами, завернулся в плед и тотчас же провалился в сон.