-- Ну как так нет? У нас таких людей не бывало, приезжих. С Большой Земли с водкой приезжают. Налей, я что хоть дам. Все нутро в огне. -- Понимаю, да нет у меня водки. -- Налей стакан. Я тебе песца дам. Шкуру медведя дам, гольцов дам, денег дам.
Старик достал золотую монету, протягивает мне. -- Возьми, только налей стакан. -- Нет у меня водки. Сам не пью и не взял с собой. Обиделся старик, поднялся и ушел не прощаясь. Дня через три я пришел к старикам. Мне хотелось побывать на птичьем базаре.
Прокопий уже поправился после похмелья. Лечился кислой капустой. Посмотрел хитро и спросил: -- А ты что заплатишь?
Все, что у меня было, мало могло соблазнить старика. Были у меня деньги -- пять серебряных рублей. Я не собирался что-либо покупать на Новой Земле. Решил отдать три рубля. Два останутся на питание в дороге до Архангельска.
Достал три рубля, протянул Прокопию. -- Вот возьми деньги и свези меня. Взял старик монеты, положил в рот, причмокнул и вынул. -- Не сладко. Положил монеты на колено. -- Не тепло.
Прокопий сел на три серебряных рубля, поуминался на стуле.
-- Не мягко. На что мне они? Возьми себе. А на птичий базар я и так свезу.
Явилась мысль -- если бы серебряных рублей у меня было много, очень много, я был бы только сторожем: ни сесть, ни съесть, ни одеться, ни укрыться.
Через два года я второй раз приехал на Новую Землю. Старик Прокопий, здороваясь, погладил меня по лицу. В этом была большая ласка, выражение большой радости,-- во мне не было протеста. Старик говорил:
-- Не только сердце обрадовалось, глазам весело, что ты приехал.
Мне подарили тобоки (полупимы),--их приготовили, чтобы послать мне в Архангельск. -- За что подарок мне? И за что так встречаете? -- За то, что ты не винопродавец...
На птичий базар я попал. Для этого не понадобилось ни денег, ни водки. Непуганые птицы не понимали опасности, спокойно сидели на гнездах. Я протянул руку. Гагарка не улетела, она прижалась к руке.
Я не охотник. Успехи моих спутников, бивших птиц на корм собакам, меня не радовали.
На одном птичьем базаре я видел полярную сову. Сова медленно рвала гагарку. Остальные спокойно сидели на гнездах: их много, и опасность быть съеденными не очень велика.
Много раз пришлось побывать на Новой Земле с 1905 года до 1945 года. На птичий базар больше не ездил. Если бы можно было побыть на острове среди птиц без охотни ков, без сборщиков яиц!
травы Цветы и травы засветились, как самоцветы. Свет над ними переливался широкими розовыми радугами И тишина казалась светящейся, как все кругом.
На крутом берегу над морем сидел молодой ненец и что-то пел. Ненец слышал, что я подхожу, но не обернулся, не перестал петь. Он мне доверял. Я сел рядом. Море перед нами золотилось переливчато.
Песня ненца не мешала тишине, казалось -- свет и в песне.
Я долго слушал и спросил: -- Скажи, о чем ты поешь? - Так, пою о том, что вижу. -- Скажи мне русскими словами, о чем поешь! -- Ладно, скажу, слушай.
Ненец запел русскими словами. Его пенье не мешало светлой тишине. Ненец пел:
Вышел я ночью на гору Смотрю на солнце и на море. А солнце смотрит на море и на меня И хорошо нам втроем' Солнцу, морю и мне.
Солнце заметно поднялось над морем - новый день.
Я тихо поднялся. Ненец пел по-своему, Когда я ушел далеко, и ненец не мог меня повторил его песню:
Хорошо нам втроем' Солнцу, морю и мне!
- начинался
по-ненецки. слышать, я
В полночь солнце было близко к воде. Солнечные лучи пробежали по самой земле, пронизали стебельки цветов и
Под горой у берега припай льда. С припая выполоскал белье. Вода чистая, прозрачная, на дне видны все камешки. Рейкой смерил глубину - глубина подходящая, немного не до плеч. Снял шубу, стоя на шубе разделся и в воду
Ледяные стрелки верхнего слоя пресной воды разбежались в стороны. Казалось, ледяные иглы вонзились в меня Я нырнул и подождал, чтобы вода надо мной успокоилась.
Выбрался на лед. Надо было размахивать руками, бегать. Чуть согрелся, надел валенки, шубу накинул на голое тело. Остальную одежду и выполосканное белье схватил охапкой и -домой. Самовар уже кипел. Напился чаю и спать. Утром открываю глаза. Около меня стоит старик. Озабоченно спрашивает: -Болен? -- Болен. -- Что чувствуешь? -- Есть хочу.
Два с половиной месяца почти ежедневно купался. Пропускал дни больших ветров. Первый снег не мешал купанью.
В 1913 году в журнале "Аргус" помещена моя фото графия. Я сижу на льдине, и подпись: "Художник IV. нагуливает здоровье".
В первые дни я собрался идти подальше от становища. Увидела Маланья, заколыхалась, заторопилась, догнала. -- Ты куда пошел? -- На Чум-гору.
Посмотрела Маланья на мои ноги -- я был в ботинках -Обратно как пойдешь? Боком перекатывать себя будешь? -- Маланья объяснила, что на острых камнях ботинки скоро порвутся. -- Я тебе пимы принесу.
Подождал. Маланья принесла новые пимы из нерпы с подошвой из морского зайца.
-- Одень. В этих пимах и по камешкам хорошо, и по воде можно ходить. А сколько стоят пимы?
-- Полтора рубля.
Мне это показалось дешево. Удивление вылилось вопросом: Оба?
Маланья засмеялась долгим смехом, даже села на землю. Отмахиваясь руками, раскачивалась. И сквозь смех сказада
-- Нет, один пим! Один ты оденешь, один пим я одену. Ты шагнешь ногой, и я шагну ногой Так и пойдем.
Посмеялась Маланья и рассказала старинную ненецкую сказку о людях с одной ногой, которые могут ходить только обнявшись
-- Там живут любя друг друга. Там нет злобы. Там не обманывают,-- закончила Маланья и замолчала, задумалась, засмотрелась в даль рассказанной сказки. Долго молчала Маланья.
Собаки угомонились, свернулись клубками, спят Только уши собак вздрагивают при каждом новом звуке.
-- Ты думаешь, в сказках все сказка? -- снова заГово" рила Маланья.-- Я думаю, и правда есть. -- Расскажи еще. Ты много знаешь старых сказок? -- Много знала, да потеряла. Живу давно, иду долго, по дороге и потеряла много.