- Нет, тетя Кето, не померещилось. Он придет к вам, и вы убедитесь сами...
Хатия направилась к двери. Я опередил ее и открыл дверь. Она осторожно вышла на балкон, спустилась во двор и ушла...
* * *
С тех пор тетя, казалось, потеряла дар речи. С утра до ночи ходила она понурив голову, словно разыскивая чтото дорогое, и молчала. Она не слышала меня, пока я не дотрагивался до нее. Собирая чай, вдруг застывала с протянутой к кусту рукой. Работая в поле, вместо травы начинала начисто срезать кукурузные стебли, пока я не выводил ее из оцепенения. По ночам она лежала с раскрытыми глазами, прислушиваясь к каждому шороху, вскакивая при каждом собачьем лае. Она ждала кого-то, а он все не шел. Тетя похудела, осунулась, таяла на глазах. Наконец я не выдержал и пошел к Хатии.
Виссарион Шаликашвили, взобравшись на огромное бревно, топором вытесывал давильню [Давильня - большое полое бревно, в котором давят виноград]. Хатия сидела на балконе и с улыбкой смотрела на солнце.
- Здравствуйте, дядя Виссарион!
- Здравствуй, сынок! - ответил Виссарион, не прерывая работы.
- Coco, это ты? - спросила Хатия.
- Я.
- Где сейчас солнце, Coco?
- Где ему быть? На небе.
- А в каком месте?
- Гм... над черешней.
- Если над черешней, то я вижу солнце!
- Точно, над черешней!
- Папа, - обратилась Хатия к отцу, - что тебе сказал врач в Батуми?
- Сколько раз тебе повторять?
- Повтори еще раз. Пусть услышит Coco!
- Врач сказал, что, если незрячий человек видит солнце, ему можно возвратить зрение.
- Слышишь, Сосойя?
- Слышу, Хатия... Спустись-ка на минуту, есть дело.
Хатия спустилась во двор, подошла ко мне и остановилась.
- Я знаю, зачем ты пришел, Сосойя!
- Что ты сказала тете такое, что женщина потеряла покой?
Хатия не ответила. Она отстранила меня, направилась к калитке, открыла ее, вышла на дорогу и медленно зашагала к нашему дому. Я последовал за ней.
Хатия остановилась во дворе и спросила:
- Где тетя Кето?
- Тетя! - позвал я.
Тетя вышла на балкон.
- К тебе пришла Хатия.
Тетя вздрогнула. Она быстро сбежала по ступенькам лестницы и подошла к нам.
- Что случилось, Хатия? - спросила она, и голос ее задрожал.
- Здравствуйте, тетя Кето... Ничего не случилось...
Просто я соскучилась по вас... Вот и пришла...
Тетя улыбнулась, обняла Хатию за плечи и повела ее в дом.
- Может, помочь вам по хозяйству, тетя Кето?
- Нет, девочка, спасибо тебе!
- Кукурузу молотить...
- Эх, детка, была бы кукуруза, найдется кому ее молотить... - вздохнула тетя. - Есть же у меня Coco...
- Coco лентяй, - улыбнулась Хатия.
Я слушал их и ничего не понимал.
- У нас есть кукуруза, тетя Кето, много кукурузы.
Папа велел передать вам: если нужно, мол, одолжу...
Хатия присела на травку, мы - рядом с ней.
- Спасибо тебе, Хатия, и отцу твоему большое спасибо! Не нужно нам кукурузы, она вам больше пригодится...
- Вечером папа принесет вам пуд кукурузы... - Хатия помолчала, потом тихо, почти шепотом, сказала: - А знаете, тетя Кето, то, что я тогда сказала вам, оказалось неправдой!
- Что?! - вскрикнула тетя.
- Да. Неправдой. Ошиблась я, показалось...
Тетя подозрительно посмотрела на меня, потом на Хатию.
- А теперь ты говоришь правду?
Тетя встала. Я смотрел на Хатию разинув рот.
- Теперь я говорю правду, а тогда ошиблась. Я долго потом думала и поняла, что ошиблась! - ответила Хатия с улыбкой.
- Поклянись, Хатия! - сказала тетя, и я почувствовал, что у нее от волнения сперло дыхание.
Улыбка исчезла с лица Хатии. Она медленно встала и выпрямилась перед тетей.
- Кем мне поклясться, тетя Кето?
- Поклянись матерью, Хатия!
Хатия долго молчала. Потом она отчетливо произнесла:
- Клянусь могилой матери, тетя Кето!
- Девочка моя дорогая! - Тетя обняла Хатию, осыпала поцелуями ее лицо. - Значит, ошиблась ты?
А я-то... - Она вдруг разрыдалась, закрыла лицо руками и бросилась в дом.
Хатия стояла не двигаясь и улыбалась своей милой, чарующей улыбкой.
Хатия улыбалась, но никогда раньше я не видел на ее лице столько печали и страданий.
НЕ ТАК УЖ СТРАШЕН ЧЕРТ
После обеда мы работали на склоне, в кукурузном поле. Внизу на дороге показался наш почтальон Коция.
- Здорово, бабы! - крикнул он, словно не замечая нас - меня, дядю Герасима, Лукайю Поцхишвили и Виссариона Шаликашвили.
- С чем пожаловал, Коция? - отозвалась за всех бригадир Ксеня.
- Да вот, привез вам сахар, масло, крупчатку, икру, балык, мед... Для керосина и мыла сегодня не хватило места, привезу завтра... А пока нате вам газету, кладу ее вот здесь, под камнем, забирайте!
- Писем нет?
- Письма в пути!
- Чтоб тебе!..
Коция ушел, покачивая головой. Я сбежал вниз, принес газету. Все окружили меня.
- Ну-ка прочти, Сосойя, что нового на свете! - попросил дядя Герасим, удобно усаживаясь под деревом.
Я начал; - "...После ожесточенных боев наши войска оставили города..."
Закончив чтение, я отложил газету. Никто не проронил ни слова. Наконец после долгого молчания заговорил Виссарион Шаликашвили:
- Прет, значит, сукин сын?!
Он в сердцах стал выколачивать трубку об черенок мотыги.
- Прет, да еще как!.. - вступил в разговор Лукайя.
Он оторвал кусок газеты, насыпал туда табак, свернул самокрутку, закурил, выплюнул приставшую к губам табачную пыль и продолжал: - Вся Европа работает на них... Здесь тебе и Франция, здесь тебе и Австрия, и эта...
как она называется, Сосойя, страна рядом с ними?
- Чехословакия.
- Вот. И Чехословакия... А кто работает на нас?
- На нас работаем мы! - сказал дядя Герасим.
- Кто "мы"? - переспросил Лукайя.
- Я, ты, он, вот эта золотая девочка - Хатия, вот этот прохвост Сосойя, бабы наши...
- Вот-вот, бабы, оно и видно по нашим делам! Работяги!.. А Гитлер - у порога! - махнул рукой Лукайя.
- В воскресенье ходила я на базар... - начала Като.
- Было, конечно, полно всего, выбирай что душе угодно! - хмыкнула Агати.
- Да погоди ты! - прикрикнул на нее дядя Герасим. - Ну и что дальше?
- Был там один... - продолжала Като. - Так он рассказывал...
- Что же он рассказал?
- Оказывается, Гитлер выдумал новое оружие: за десять верст кругом сжигает все...
- Кто сказал это? - спросила Маргарита.
- Этот самый... Министр Гитлера... Как его?..
- Геббельс?
- Да, Геббельс, чтоб ему околеть!..
- А что еще?
- А еще говорил, оказывается, этот... Фамилия у него вроде нашего Рубена Трапаидзе...
- Риббентроп?
- Он самый, пропади он пропадом! Мы, мол, будем кормить вас белым хлебом и маслом... И никого, мол, трогать не собираемся, кроме коммунистов.
- И что ты ему сказала? - спросила Ксеня, - Кому, Риббентропу?
- Дура! Не Риббентропу, а тому мерзавцу, который плел эту околесицу и которого ты слушала развесив уши!
- А что я должна была говорить! Весь народ, затаив дыхание, слушал его, а когда он закончил речь и обещал, что людоеда Гитлера скоро повесят вниз головой, хлопали так, думала, обрушится небо!
- Слушай, где же ты была? - спросила удивленная Ксеня.
- Как где? На базаре. А потом там состоялся митинг, этот самый мужчина выступил на митинге!
- Тьфу ты, рассказать и то толком не можешь! - махнула рукой Ксеня.
- Кето, ты женщина образованная. Растолкуй нам, что же такое происходит? - попросил тетю Виссарион.
- Что вам сказать, Виссарион... Происходят неприятные вещи... Но ничего! Скоро наступит зима, и тогда Гитлеру придется туго, как Наполеону...
- А как по-твоему: зимой нам будет теплее? - спросил Лукайя.
- Нет, теплее нам не будет, но Гитлер не готов к зиме!
- А ты почем знаешь?
- Он надеялся закончить войну до наступления зимы, потому и не подготовился к ней.