Я шла по пустынной улице в красном платье с разрезом до линии ног, на моей шее блестели бриллианты, красиво переливаясь от солнечных лучей. Я чувствовала себя счастливой и все время улыбалась. Глубоко внутри я знала, что сейчас я встречусь с Максом. Картинка менялась. Я шла по пустынному берегу, парео развевалось от ветра, волосы путались, было даже немного холодно. Моя кожа покрывалась мурашками от каждого дуновения, и я невольно ежилась. Горячий песок согревал мои ноги, и я продолжала идти вперед. Раздался гром, все вокруг померкло, и полил дождь. Я побежала быстрее, чтобы скрыться где-нибудь, и увидела Макса.
- Макс, Макс, привет! – кричала я ему, а он лишь отстраненно смотрел на меня.
Я ускоряла шаг, но чем сильнее и быстрее я бежала, он становился все дальше от меня.
Картинка снова менялась. Мы шли за руку. Он очень крепко сжимал мои пальцы и лучезарно улыбался. Он ничего не говорил, но я слышала только одну фразу, которая словно на репите проигрывалась в моей голове: «Я люблю тебя, малышка. Я всегда буду рядом». Потом он резко отпускал мою руку и убегал вдаль. Я пыталась догнать его, но у меня не получалось. А потом он исчезал и я, снова окунувшись в свое горе, просыпалась, крича его имя.
Рядом со мной постоянно находились то папа, то Алька, иногда Денис. Они не оставляли меня ни на минуту, но мне было все равно. В моей жизни больше не было ЕГО и казалось, что я сама уже тысячу раз умерла. Внешне, для всех, я была той же Лизой, но внутри больше ничего не осталось, кроме маленького осколка надежды на то, что он жив, вместо сердца.
Врачебное решение
Через несколько дней Макса похоронили. В тот день я попросила Альку, перекрасить мне волосы в медный, и надела желтое платье. С тех пор, я носила одежду только такого цвета, как знак разлуки.
Помню ли я похороны? Нет, потому что не была там. Я осталась дома. Не могла позволить себе прийти на могилу, в которую положили пустой гроб, так как от Него остался лишь пепел. Папа был со мной и пытался меня приободрить. Но я не слушала его, я вообще больше никого не слышала. Мир стал похож на мрачное серое облако тумана, застилая своей пеленой мои глаза.
Когда меня охватывали сильные приступы, ко мне приезжал врач и ставил мне какой-то укол, который вновь погружал меня в реальность сновидений. Я не знаю, сколько это продолжалось, но мне это время показалось вечностью.
- Игорь Станиславович, так больше нельзя. Она уже начинает сходить с ума. Может ее показать врачу? Я знаю хорошего психотерапевта, - говорила Алька.
- Не знаю, Аля, мне страшно от таких мыслей. Я надеялся на то, что она отойдет. Но уже месяц она без конца плачет, по ночам зовет Максима. Я уже сам начал сходить с ума.
- Давайте попробуем обратиться к специалисту. Так дальше нельзя.
- Ну, что ж, давай. Пригласи его завтра к нам. Я оплачу все расходы.
- Хорошо. Я договорюсь. Тогда до завтра, - сказала она и, поцеловав меня в щеку, скрылась за дверью квартиры.
Следующим вечером в мою комнату вошел полноватый мужчина, в сером строгом костюме. Его голова была наполовину лысой, от чего макушка блестела. На вид ему было лет пятьдесят. Он подошел ко мне и сел на кровать, с которой я практически не вставала.
- Здравствуй, - сказал он. Я молчала. - Меня зовут Федор Михайлович Грачинский, я психотерапевт, - продолжал он. – Как тебя зовут?
- Лиза, - прошептала я.
- Очень приятно познакомиться. Давай мы немного поболтаем, хорошо?
Я кивнула.
- Лиза, расскажи мне, как ты сейчас себя чувствуешь?
- Никак.
- Тебе сняться сны?
- Да.
- Что ты видишь в них?
- Его.
- Он зовет тебя?
- Нет. Он отдаляется с каждым шагом.
- Что ты чувствуешь, когда видишь его?
- Боль… Любовь… Радость… Разочарование…
- Давай сейчас ты немного поспишь, хорошо?
Федор Михайлович сел ко мне ближе. Попросил открыть глаза, и передо мной закачался маятник. Он что-то говорил про тяжелые веки, считал от одного до десяти, и мое сознание покидало меня с каждым звуком его голоса. Я погрузилась в сон или в транс, так и не поняла.
Я оказалась снова на берегу. Лил дождь, но я его не замечала. Я увидела Макса и побежала. Чем быстрее я двигалась, тем он был дальше, и я вовсе потеряла его из виду.
- Аааа! Нет! Вернись! – закричала я, тело забилось в конвульсиях, из глаз хлынули слезы.
- Десять! – сказал мой доктор, и я распахнула глаза.
- Что со мной? – жалобно простонала я, вытирая мокрые щеки рукой.
- Все в порядке. Это был всего лишь сон. Я сейчас уйду, а ты выпей это, - он протянул мне таблетку и стакан воды, - и отдыхай.
Я послушно проглотила зеленую капсулу и снова закрыла глаза.
- Ну что с ней? Как она? – спросил папа у психотерапевта.
- Состояние пока тяжелое, но с этим мы сможем справиться. Я дал ей лекарство, сейчас она отдохнет. Вероятно, сны не должны приходить к ней в течение нескольких дней. В пятницу привозите ее ко мне. Лизе необходимо начать выходить из дома. Одну ее желательно не оставлять ни на минуту.
- Хорошо, конечно. Спасибо Вам, - пожав руку, отец отдал ему конверт и проводил до лифта.
Я погрузилась в темноту. Ничего яркого, серого, живого, я больше не видела в своих снах. Это дало мне возможность немного восстановить свои силы, боль где-то затаилась, рана перестала кровоточить. Я стала спокойнее, и мои родные смогли немного расслабиться.
Выход в город
В пятницу я впервые за месяц смогла выйти из дома. Вернее, мне пришлось. Папа с Алей повезли меня к Грачинскому. Облачившись в желтое, я вышла на улицу и вдохнула морозный воздух. Под ногами хрустел, недавно выпавший снег, на небе ярко светило солнце. От чего-то мне было очень холодно внутри. Я больше не плакала, не впадала в панику, не истерила. Я молчала, смотрела куда-то в сторону и ничего кроме пустоты не ощущала.
Мы сели в машину, и я уставилась в окно. Казалось, что этот город ничуть не изменился. Только теперь здесь не было Макса. Остался только маленький осколок и моя земная оболочка. Люди все также спешили по делам, машины толкались в пробках, магазины открывали свои двери, девушки знакомились с мужчинами, мужчины с девушками, кто-то целовался посреди улицы, кто-то плакал… Я смотрела на весь этот мир и ловила себя на мысли о том, что меня больше нет. С того дня я умерла уже тысячу раз. Без Макса жизнь стала бесцветной, бессмысленной, пустой, и напоминала мне бездну, в которую я проваливалась с каждым сделанным вдохом.
- Приехали, - сказал папа и помог мне выйти из машины. Взяв меня под руку, повел в сторону высокого стеклянного здания. Мы поднялись на лифте на пятнадцатый этаж и вошли в кабинет Грачинского. Я не обратила внимание на обстановку внутри, наверное все было в спокойных тонах, ничего особенного не бросалось в глаза.
- Здравствуй, Лиза, проходи, садись, - сказал мой психотерапевт, когда папа вышел за дверь. Я медленно опустилась в стоящее рядом с ним кресло, и потеряла сознание. Не знаю, что происходило, пока я была в отключке, но очнулась я, когда снова услышала слово «десять». Чувствовала я себя лучше, боль спряталась еще глубже и дальше. Я даже смогла слабо улыбнуться на прощание своему доктору.
Каждый день он проводил со мной сеансы, по окончанию которых, я абсолютно ничего не помнила. Как только я садилась в кресло, то теряла сознание. Приходя в себя, я чувствовала прилив сил и энергии, складывалось ощущение, что меня наполнили чем-то, и пустота постепенно исчезала. Ее заменяли мнимое чувство спокойствия и полноты ощущений.
День за днем я словно оживала и уже через две недели смогла самостоятельно передвигаться по городу. Опекать меня перестали. Я стала много разговаривать с Алей и папой. Наверное, они решили, что я стала прежней и, хотя теперь я просто играла роль «живой Лизы», им стало легче.