Я писал сценарий. Он назывался «Алекс в стране чудес» (1970). Наряду с другими действующими лицами там был и кинорежиссер, но не просто кинорежиссер, а Феллини. Мы не были знакомы, но я послал ему в Рим телеграмму. На мое приглашение он ответил отказом: «Я не актер». И добавил: «Если будете в Риме, заезжайте ко мне». На следующий же день я вылетел в Рим.
Феллини согласился со мной встретиться; мы договорились пообедать в «Гранд-отеле». За обедом он дал согласие исполнить в моем фильме роль режиссера. Я вернулся в Голливуд и снял весь фильм — все, кроме эпизодов с участием Федерико.
Позже позвонил Марио Лонгарди и заявил, что у Федерико нет возможности выполнить свое обещание. Я отмолчался. Сделал вид, что не расслышал. А на другой день полетел в Рим.
Марио сказал мне: «Разве вы меня не поняли? Федерико сказал «нет». Я ответил, что слышимость была никудышная и что хочу переговорить с Федерико. Марио ответил, что он сейчас обедает в «Чезарине». Не теряя времени, я ринулся туда. Феллини с аппетитом поглощал спагетти. Я подошел к его столику. Он поднял голову от тарелки и коротко сказал:
«О'кей. Сделаю».
* * *
В 1985 году Кинообщество Линкольновского центра в Нью-Йорке устроило торжественную церемонию в честь Феллини. За несколько дней до чествования он был приглашен на прием в Коннектикуте, устроенный в связи с его пребыванием в США. Мне выпало на долю оказаться в числе приглашенных наряду с членами правления и сотрудниками Кинообщества, а также многими представителями общественности, прибывшими в Нью-Йорк для участия в церемонии.
Феллини как почетный гость приехал раньше других, и у нас выдалось время прогуляться по парку. Территория вокруг дома была ухожена не меньше, чем внутри: вековые деревья и свежие цветы, однако было на ней и нечто непредвиденное: непрошеная гостья, дожившая — а точнее, не дожившая — до того, чтобы омрачить атмосферу званого вечера. Прямо у нас под ногами внезапно оказалась внушительных размеров темно-серая и стопроцентно дохлая крыса.
Я отвела глаза, стараясь не замечать того, чего невозможно было не заметить. Однако не таков был мой спутник, чтобы оставить это без внимания. «Смотрите, — громко заговорил он, взяв меня за руку и почти силой развернув лицом к неподвижному комку серой мохнатой плоти. — Разве это не прекрасно?»
Дохлая крыса была водружена на ступеньку каменной лестницы у парадного входа. Гости только начинали съезжаться, и Феллини отозвал меня в сторонку. «Будем наблюдать отсюда, — объявил он. И, завидев приближающиеся фигуры именитых визитеров, предупредил: — Смотрите им на ноги».
Пируэты, выделываемые большими мужскими штиблетами и тонкими, на высоких каблуках, туфлями дам, были достойны того, чтобы в один прекрасный день стать примечательным эпизодом одного из феллиниевских фильмов.
«Эта крыса напоминает мне ту, что я когда-то видел в Римини, — заметил Феллини, — только та была живая».
И добавил, что ему надо на минуту отлучиться. «Не собираетесь же вы оставить меня наедине с ней?» — спросила я испуганно, но Феллини уже и след простыл. Впрочем, очень скоро он вновь появился — уже в сопровождении Марчелло Мастроянни и Анук Эме, ослепительной как никогда. Вся троица производила впечатление счастливо воссоединившейся семьи.
У Мастроянни был вид беспечного девятилетнего мальчишки. Феллини выглядел ненамного старше. Подобно паре школьников, задумавших очередную проделку, они как бы ненароком чуть опередили свою эффектную спутницу, похожую на ожившую картинку из журнала «Вог». И, не дойдя ровно полшага до лежащей на лестнице крысы, вмиг расступились. Марчелло молча указал Анук на недвижную «гостью» с длинным хвостом. С подлинно «мастроянниевской» галантностью он уже готов был принять ее в свои объятия в случае, если бы та сделала шаг вперед и оступилась. Анук не шагнула, но от ее выражения холодной красавицы из модного журнала не осталось и следа.
Она и Марчелло вернулись в здание, Феллини же сказал, что войдет попозже: ему не терпелось понаблюдать за реакцией гостей. Прибывавшие в большинстве своем пытались сделать вид, что не замечают крысы, но без особого успеха.
Феллини спросил, сколько времени, на мой взгляд, она там пролежит. Поскольку обслуживающего персонала на приеме было много, я предположила, что недолго. Он, со своей стороны, готов был поспорить, что и по окончании приема труп останется на том же месте. Я сказала невезучей крысе «adieu», Феллини бросил ей «A bientot», и мы вошли внутрь.