В новый фильм вошли некоторые мои прежние задумки, вроде той сцены, когда Кабирию сталкивает в Тибр ее сожитель. В ее основе лежит газетная заметка о подобном случае, но тогда проститутку не удалось спасти. Начало фильма, когда Кабирия с любовником затевает шумную возню на природе, снималось один раз, одним движением камеры. В роли сожителя Кабирии снялся Франко Фабрици, хотя его лица здесь почти не видно. В «Маменькиных сынках» и в «Мошенничестве» он играл более важные роли, но тут он сам мне сказал, что ему доставит удовольствие появиться в моем фильме в любом качестве. В данном случае я выбрал актера не из-за внешности.
Выбор Франсуа Перье на роль Оскара поначалу был вызван необходимостью задействовать в фильме актера-француза — условие, выставленное французским продюсером, с которым сотрудничал де Лаурентис. Остающиеся за кадром интриги подчас столь запутанны, что ни один писатель такого не выдумает. Критики дружно сожалели, что Перье сыграл недостаточно зловещую фигуру, но именно этого я от него требовал. На мой взгляд, он превосходно справился с ролью; особенно хорош он в конце фильма, где у него не хватает духу убить Кабирию. Возможно, его останавливают и другие человеческие чувства, и он испытывает раскаяние. Этого мы не знаем, но надеемся на лучшее. Мне было бы интересно узнать, что он сделает с деньгами — всем тем, что удалось сберечь Кабирии, и станет ли он проделывать то же самое с кем-то еще. Даже изгои в «Мошенничестве» не стали бы иметь с ним дела, столь гнусно его преступление. Он вроде Питера Лорре [24] из «М».
Нет никакой связи между «Ночами Кабирии» и «Кабири-ей», итальянским фильмом эпохи немого кино, поставленным по рассказу Габриэле Д'Аннунцио. Если искать источник влияния, то это скорее «Огни большого города» Чаплина, один из моих любимых фильмов. Созданная Джульеттой Кабирия вызывает в моей памяти, как и в памяти других людей, образ чаплинского бродяжки, на которого она похожа еще больше, чем Джельсомина. Ее гротескный танец в ночном клубе сделан в чаплинской манере, а знакомство с кинозвездой сродни знакомству бродяжки с миллионером, который узнает Чарли только когда пьян. Я расстаюсь с Кабирией, когда она смотрит в камеру с зарождающейся новой надеждой, — так же и Чаплин расстается со своим бродяжкой в «Огнях большого города». Кабирия может вновь обрести надежду: в ее душе живет неистребимый оптимизм, а требования к жизни невысоки. Французские критики называли ее женским воплощением «Шарло» — так они любовно зовут Чаплина. Джульетта была счастлива это услышать. И я тоже.
Мы специально отправились с Джульеттой на барахолку, чтобы подобрать одежду для Кабирии. Так как в этом фильме Джульетте не было суждено носить красивые вещи, я отвез ее после барахолки в дорогой «бутик», где она купила себе новое платье.
Отношения между Кабирией и Джельсоминой можно определить так: Кабирия — падшая сестра Джельсомины. Труднее увидеть связь «Ночей Кабирии» с фильмом «Джульетта и духи». И тут, и там главный персонаж зрелая женщина, которая пытается выправить с помощью религии, мистики, любви свою покатившуюся под откос жизнь. На самом деле обе ищут любви, но нет никакой гарантии, что они ее найдут, так же, как, даря любовь, вовсе необязательно получат что-то взамен. Извне они не находят никакой поддержки. В результате обе должны искать спасения в своих внутренних возможностях.
Сцена чуда в «Ночах Кабирии» в какой-то степени повторяется в моем следующем фильме «Сладкая жизнь», ее ввели после того, как предыдущую сцену пришлось из сценария убрать. Я снимал Кабирию в тесном соседстве с другими персонажами, делая это не только с целью создать клаустрофобический эффект, но и с целью экономии, чтобы сберечь средства на более дорогую сцену с большим количеством расходов на декорации. В «Сладкой жизни» я был не столь ограничен в средствах, поэтому мог сосредоточиться на этой сцене, снять ее панорамнее, что было легко сделать с новыми широкоформатными объективами. «Кабирия» была, по существу, моим последним художественным фильмом, снятом в черно-белом изображении для обычного экрана.
Так случилось, что сохранился тот кусок пленки, где снят «мужчина с мешком»; этот эпизод видели только зрители в Канне, но он не пропал, и его можно вставить в будущие версии вместе с другими, которые меня заставили вырезать. Однако теперь, по прошествии многих лет, я не знаю, как к этому относиться. На мой взгляд, эпизод очень хорош, но, с ним, или без него, фильм уже состоялся, и я могу считать, что мне еще повезло: лишь его Церковь сочла неприемлемым для итальянских зрителей. Мужчина носит в мешке еду, которую раздает бездомным нищим Рима. У этого персонажа есть прототип, и я его видел. Среди церковников нашлись люди, которые говорили, что кормить голодных и бездомных — миссия Христа и что, сняв этот эпизод, я показал, что Церковь не справляется с возложенной на нее задачей. На это я мог бы возразить, что «мужчина с мешком» — католик, добрый католик, который по своей воле несет и личную ответственность, но я не знал, кому адресовать эти слова.