Мастроянни тоже любил машины, и какое-то время между нами шло дружеское соревнование: кто купит лучший автомобиль. У меня был отличный «ягуар». Был еще «шевроле» с откидным верхом, и «альфа Ромео». Каждая новая машина приводила меня в восторг. У меня были такие великолепные автомобили, что люди на улицах приподнимали шляпы в знак восхищения. Я очень гордился своими способностями водителя. На свете не так много видов физической активности, в которых я силен.
В начале моей водительской практики водить машину в Риме мне было намного приятнее, чем сейчас. Тогда еще не было такого оживленного движения и пробок. То, что раньше доставляло удовольствие, в новых условиях стало утомлять. Появились водители-лихачи, поэтому надо быть все время начеку, а это большое напряжение. Чтобы получить удовольствие от езды, теперь все чаще приходится выбираться из Рима. Мне нравилось ездить по Италии — не столько ради удовольствия видеть новые места, хотя и это тоже важно, сколько ради наблюдений за людьми, изучения их обычаев и языка.
Как-то, в начале семидесятых, я ехал по городу и вдруг почувствовал, как что-то ударило мою машину. Сначала почувствовал удар и только потом увидел, что случилось. Мальчик на велосипеде поехал не в том направлении по улице с односторонним движением, не обратив внимания на светофор. Он врезался в мой автомобиль. Потом свидетели это подтвердили.
Я вылез из машины. Мальчик лет тринадцати лежал на мостовой рядом с велосипедом. У меня оборвалось сердце. Это был ужасный, ужасный, ужасный миг для меня.
К счастью, мальчик встал на ноги. Он не пострадал. Даже его велосипед был в порядке. Он, конечно, был в шоке, но не в таком, как я.
Движение остановилось. Собралась небольшая толпа. Люди, сидевшие в кафе напротив того места, где произошел несчастный случай, побросали свой кофе и подошли поближе. И тут я это услышал. Кто-то из зевак сказал: «Посмотри-ка, ведь это — Феллини. Он чуть не убил пацана».
Мне хотелось ответить ему, оправдаться. Я был не виноват, но люди подчас не замечают, что случилось на самом деле, и думают, что видели совсем другое. Свидетели происшествия дают самые разные версии. Я подумывал однажды, не взять ли в качестве исходного сюжета рассказ, где действие происходит в суде и все свидетели дают разные показания. Тогда подобный сюжет показался мне подходящим для фильма. Теперь же, когда я стоял в шоке на улице, он мне таковым уже не казался.
Перед моими глазами прошла вся моя жизнь — прошлая, настоящая, будущая. Я представил, как оскорбят и унизят Джульетту газетные заголовки и репортажи; сильное потрясение и горе сломят ее. В газетах появятся фотографии, на которых я буду выглядеть особенно гадко. Им нравится печатать особенно плохие снимки. Все будут говорить: «Только взгляни, как ужасно выглядит Феллини. Должно быть, чувствует свою вину». Найти фотографии, где я выгляжу не очень привлекательно, довольно просто. Обычно я всегда так выхожу. Интересно, почему? Наверное, я так и выгляжу.
Я представил, как меня будут судить, потом посадят в тюрьму. И самое страшное: я не смогу снимать фильмы.
Приехала полиция. Мальчик сказал, что с ним все в порядке и что он сам врезался в мой автомобиль. Полицейские изучили мои права, задали кое-какие вопросы и затем сказали, что мы можем быть свободны.
Немецкий турист, оказавшийся свидетелем происшествия, услышал, как я назвал полицейским свое имя. Я уже собирался сесть в машину и уехать, когда он подошел и сказал, что хотел бы купить мой автомобиль и впоследствии подарить своей жене в Германии. Если я решу его продать, не мог бы я связаться с ним? Автомобиль его интересует потому, что на нем ездил известный кинорежиссер, снявший «Сладкую жизнь». «Хорошо, — сказал я. — Я согласен продать его прямо сейчас».
Мы заключили договор на глазах у многочисленных зевак. Обменялись визитками. Я назвал цену. Все было сделано, оставалось только взять чек и отдать ему ключи.
Но я подумал: что скажет Джульетта, узнав, что я взял чек на такую сумму у совершенно незнакомого человека.
Автомобиль стоил в то время рекордную цену. Помимо себестоимости, он имел дополнительную стоимость — как автомобиль, принадлежащий знаменитости. Но я всегда был плохим бизнесменом, я и сейчас таким остался; тем более, что мне хотелось избавиться от автомобиля как можно скорее. Я запросил очень низкую цену. Меньше, чем сам заплатил — словно мой красавец-автомобиль был виновен в случившемся. Я просил меньше рыночной стоимости, как будто он сделал нечто постыдное.