Наконец, жрецы закончили с колдовством у мёртвого тела и положили на грудь мёртвой женщине клинок, остриё которого было направлено к лицу. Один из мужчин направился к дверям, и вскоре стук дверного молотка глухим эхом пронёсся по залу. Площадь, наполненная до сих пор гулом голосов, стихла. Зазвучала мелодия, и двери отворились.
Мы с Эссами тут же заняли свои места и по велению одного из жрецов двинулись вперёд.
Меня немного пошатывало, но я держалась на ногах довольно-таки уверенно, в то время как других жриц уже накрыло.
Вскоре нас нагнали юнцы, неся на плечах носилки. Они остановились у алтарного камня и подождали, пока мы поднимемся и займём отведённые нам места. Преодолевая ступени, я чувствовала, как мой разум затуманивался и становилось тяжело дышать. Но внезапный испуг появился не из-за этого.
«Сира, дурман может навредить моему ребёнку?» - спросила я и ещё больше испугалась своих мыслей.
«По идее - нет».
Мелодия зазвучала энергичнее, и я услышала знакомый мотив. Следом заиграли барабаны. От каждого стука я ощущала болезненные спазмы в своей голове. Рядом стоящие девушки схватили меня за ладони и начали петь. Тошнота всё сильнее стала подступать к горлу, но я присоединилась к общему пению, закрыла глаза и зашаталась вместе со всеми из стороны в сторону, моля всех богов разом, чтобы это действие закончилось как можно скорее.
Пропев последнюю строку, я взглянула на алтарь. У ног умершей уже стоял вдовец, один только вид которого заставлял мою фантазию бурлить, выдавая не самые приятные моменты от предстоящей ночи. На глаза навернулись слёзы. Я опустила голову и часто заморгала. Надо улыбаться! Это обряд сожжения. Тут все счастливы.
- Мошесан, да услышь меня, раба твоего! – закричал мужчина, возведя руки к небу. – Рэшэган да простит меня за осквернение земли его плотью мёртвой. Я взываю к вам, о, боги мои, дарующие жизнь и освобождающие от бренности существования! Бог Тьмы и Смерти, узри жену мою, счастье и боль сердца моего, и прими в чертоги твои. Не дай погибнуть душе её, скитаясь в водах Пылающего Океана! Бог Света и Жизни, перероди душу эту в тело чистое и непорочное, дабы Эльгад не обделил её счастьем и любовью, не перестающей и вечно горящей. Примите кровь мою во свидетельство верности моей при бытие её. А Ты, Бог Любви и Страсти, наполни чресла мои соками жизни, а сердце спокойствием, ибо тяжко мне без жены моей, но тело просит мирских наслаждений и утех.
Вдовец опустил руки, затем подошёл к мёртвой и взял кинжал. Резко полоснув свою ладонь, он окропил её тело своей кровью. Я смотрела на него, не отрывая глаз, и видела то удовольствие, которое он получал от вида стекающей крови. Судорожный блеск в глазах и искривлённое довольной ухмылкой лицо. Когда последняя капля упала на лежащую женщину, вдовец положил кинжал обратно не её грудь и вернулся на прежнее своё место, к её ногам.
- Да сожжёт огонь тело твоё, жена моя! Отныне ты не принадлежишь мне!
В то же мгновение тело вспыхнуло как спичка. От запаха горелой плоти меня затошнило вновь. Однако музыка заиграла снова, а, значит, нам придётся танцевать. Я поднялась с колен и запела вместе со всеми жрицами. Смрад заполнил мои лёгкие. Я чувствовала, что вот-вот свалюсь в обморок. Но одного взгляда в сторону стоявшего неподалеку вдовца было достаточно, чтобы по телу прошелся электрический заряд, накрывший меня ужасом. Он стоял и смотрел на меня, не мигая. Я попыталась отвести взор, но тут мужчина растянул губы в мерзкой, похабной улыбке. Затем кончиком своего языка провёл по верхней губе и причмокнул. Так громко, что даже на фоне ликующей толпы я услышала этот противный звук.
Внезапно одна из Эсс толкнула меня в бок, заставляя двигаться вперёд. Начался танец. Я двигалась машинально, зная наизусть каждое движение. Молчание Сиры и Злыдня расценивала по-своему. Они явно ничего не придумали, не нашли никаких возможных вариантов избежать незавидной участи. В толпе мне тоже не скрыться, ведь сейчас любой просто жаждет не только прикоснуться ко мне, но и удовлетворить свою похоть.
Танец закончился очень быстро. Боль в груди и страх с каждой секундой нарастали. Мы спустились с алтаря и двинулись обратно в храм. Я чувствовала на себе сочувствующие взгляды девушек и точно знала, что некоторые из них продолжают считать себя избранницами Рэшэгана и втайне злорадствуют. Раз грязь этого мира меня коснулась, значит я чем-то прогневала Рэшэгана. Навязанное мышление и видение местной религии казалось мне таким глупым, что я до сих пор не могла понять, как в такой бред могли верить люди?