Я не осознал, как уступил место зверю. А он не стал давать своей жертве шанса на оправдание и раскаяние - они ему были не нужны. Силой заволок Марину в подвал, швырнул на пол , прошипев: «Ну вот, девочка, здесь тебе и место, и оно твоё надолго...»
Зверь наслаждался её страхом, ликовал видя ужас в её глазах. Я не мог тогда реагировать адекватно, во мне бурлила злоба. Грубо засунул ей в рот кляп, и, по-моему, даже порвал губу. Привязал её к станине, взял плеть прорычал: «Ну что ж, начнём!».
А дальше провал и больше ничего не помню. Единственное, что всплыло в памяти, - как, оглядев её обмякшее и опороченное тело, я подумал, что слегка переборщил. Хотя сразу после этой мысли я сам себя успокоил: заживёт, заслужила сама, - и отключился.
Проснулся от нестерпимой боли: я лежу на кровати, весь в крови. Мариши рядом нет. Пытаюсь встать, но не могу, и снова теряю сознание...
Очнулся в комнате, привязанный к кровати, с капельницей в руке. Рядом сидет хмурый Мирон и смотрет на меня, как будто я младенцев на ужин съел. Не развязал, подождал, когда я прокричусь и успокоюсь, и начал свой рассказ.
Уж лучше бы я этого никогда не слышал... Я не мог поверить, что такое мог сотворить с Маришей. Да, я люблю секс на грани, но я всегда учитываю пожелания партнерш. Они, как правило, были дамы искушённые, такие, что и сами мне урок могли дать. Такое сотворить в здравом уме я точно не мог, но факты — вещь упрямая. Сказать, что я был в шоке, - ничего не сказать, я был раздавлен.
Мирон встал, развязал меня, кинул мне на кровать мой телефон и, уходя, сказал:
- Я у тебя, Андрей Петрович, больше не работаю. Как ты со всем этим будешь жить, мне плевать. Мне сейчас важно только, выживет ли девочка. Если нет, покрывать тебя не стану. Не думал, что ты на такое способен. Работу я свою сделаю, со всем разберусь и все тебе скину. Одно точно могу тебе сказать: девочка не виновата! А пострадала из-за тебя.Кто-то отличную многоходовочку провернул. Распутать помогу дело чести. И ещё кровь твою на анализ взяли, кто-то тебе лошадиную дозу какого-то дерьма дал. Это в простонародье озверином называют. Крышу рвёт на раз. После такой дозы мог и сдохнуть. Хоть тут успел. Кому- то сильно ты насолил,- сказал он на последок и ушёл.
Я сел, мне впервые было страшно открывать мой телефон. Отого, что я там увидел, меня чуть не вырвало. Тот человек в подвале был не я. Не могу я быть таким садистом, ну может и мог, но только не с моей конфеткой.
Глава 12. Марина. Спасение.
Ночью меня разбудил Мирон: сообщил, что меня перевозят в другой центр. Какие же «добрые» вокруг меня люди — калечат, унижают, а потом сами же по медицинским центрам возят. Он отнёс меня в автомобиль и повёз в неизвестном направлении. Мне было уже всё равно, куда мы едем. Может, увезут куда-нибудь подальше да закопают. Будь что будет, только бы без мучений... Может, даже удачно, что они на себя грех возьмут, а не я сама себя прикончу. Встречу там бабушку, и снова мне будет, как когда-то в детстве, хорошо и спокойно. Уже загородом Мирон остановил машину, повернулся ко мне и тяжело вздохнув произнёс: Мариш, я всё понимаю ты никого из нас видеть и слышать не хочешь. Но я всё равно скажу. Андрея крупно подставили.Он и сам чуть не умер. Подмешали убойную гадость надеясь, что умрёт, а если не умрёт, то сядет за то, что с тобой сделал. Он в какой --то мере он тоже жертва. Прости, не уберегли тебя. Мы разберёмся, а ты спокойно живи. Выздоравливай, тебя никто не потревожит. Я по его просьбе пересела в другую авто, мне не чего было ему ответить. Для меня в прошлое дверь наглухо закрыта. Ехала я долго, с пересадками, менялись водители и транспорт. Никто со мной не разговаривал, да и у меня не было ни сил, ни желания говорить. Я то засыпала, то снова просыпалась. Я умирала от голода и жажды, но терпела. Привезли в какую-то деревню. Я уж думала, притон, или похоронить здесь хотят, — непонятно зачем так далеко везли. Меня покормили, дали помыться и принесли чистую одежду. Сделали укол, и я уснула. Проснулась, поела и стала ждать. Рядом сидела женщина, со мной она не разговаривала. Но видела, что она следит за мной: наверно, её хозяева боятся, что я снова что-то с собой сделаю. Да, я бы сделала, так мне хотелось умереть - до жути, да грех на душу брать не хочу. Через два дня приехал тот же мужик, что и в первый день, и отвёз меня на вокзал. Мы сели на электричку и снова куда-то ехали. Вышли на пустынном полустанке. Чуть вдалеке нас ждала машина. Я села, и мы отправились по лесной дороге. Как давно я не была в лесу... Со смерти бабушки, наверно. Она жила в деревне, и я проводила у неё все каникулы. Беззаботное , весёлое было время. Детишек, таких, как я, набиралось прилично. Мы играли в индейцев - бедные овечки, как дикобразы, утыканные нашими деревянными стрелами. Потом ощипали соседского чёрного петуха, гордость бабы Мани. Перья у него переливались на солнце, и нам, как будущим индейцам, они были нужны. Дрессировали быка Борьку. Было весело. Забежишь домой, кружку парного молока выпьешь, закусишь ватрушкой, испечённой бабушкой, и опять допоздна гулять и купаться. Спали на сеновале. Сено пахло разнотравьем... И сон был крепким как никогда. С её смертью закончилось и моё счастливое деревенское детство. Воспоминания о том упоительном периоде в моей жизни меня как-то умиротворили, и я снова заснула. Проснулась, местность вокруг не знакомая огляделась вокруг: красивые вымощенные дорожки, аккуратный газон, за деревьями видны постройки. Как потом выяснилось, меня привезли в реабилитационный центр. Так у меня началась новая жизнь. Где я выжила, но не жила.