Зовет: «Иди ко мне поближе,
Ты не раскаешься, родной!
Тебя с собой я рядом вижу
На фотографии одной —
На красном фоне канонады,
На черном — прожитых ночей
И на зеленом фоне сада
В огне оранжевых лучей.
Давай с тобою вместе будем!
Сквозь кутерьму идущих лет
Давай с тобой докажем людям,
Что есть мечта и есть поэт!»
БАСНЯ
Было так — легенды говорят, —
Миллиарды лет тому назад
Гром был мальчиком такого-то села,
Молния девчонкою была.
Кто мог знать — когда и почему
Ей сверкать и грохотать ему?
Честь науке — ей дано уменье
Выводить нас из недоуменья.
Гром и Молния назначили свиданье
(Дата встречи — тайна мирозданья).
Мир любви пред ним и перед ней,
Только все значительно крупней.
Грандиозная сияла высь,
У крылечка мамонты паслись,
Рыбаков артель себе на завтрак
Дружно потрошит ихтиозавра.
Грандиозная течет вода,
Грандиозно все, да вот беда:
Соловьи не пели за рекой
(Не было же мелочи такой).
Над влюбленными идут века.
Рановато их женить пока…
Сквозь круговорот времен домчась,
Наступил желанный свадьбы час.
Пили, кто знаком и незнаком,
Гости были явно под хмельком.
Даже тихая обычно зорька
Всех шумней кричит фальцетом: — Горько!
Гром сидит задумчиво: как быть?
Может, надо тише говорить?
Молния стесняется — она,
Может, недостаточно скромна?
— Пьем за новобрачных! За и за!
Так возникла первая гроза.
Молния блестит, грохочет гром.
Миллиарды лет они вдвоем…
Пусть любовь в космическом пространстве
О земном напомнит постоянстве!
Дорогая женщина и мать,
Ты сверкай, я буду грохотать!
ЗДРАВИЦА
Всю жизнь имел я имя, отчество,
Растил сознание свое…
Поверь, товарищ, так не хочется
Переходить в небытие.
Не то чтоб возрастом преклонное
Мне тело жаль земле отдать, —
Предметы неодушевленные
Я так люблю одушевлять!
Несется лодка по течению,
В ней рыбаки плывут домой…
Напишешь песню-сочинение —
Река становится живой!
А темный лес? Заставим старого
Поверить в наши чудеса:
Певуче будут разговаривать
Полезащитные леса.
В частушке воину отказывать?
Она удобна и проста,
Ее не чистить и не смазывать:
Она душевна и чиста.
Не рукописью в старом шкапике,
Не у Истории на дне, —
Несись, моя живая капелька,
В коммунистической волне!
Друзья мои! Поднимем здравицу
За все, что нужно молодым,
Им без стихов ни с чем
не справиться,
Им всем поэт необходим!
ОТЦЫ И ДЕТИ
Мой сын заснул. Он знал заране:
Сквозь полусон, сквозь полутьму
Мелкопоместные дворяне
Сегодня явятся к нему.
Недаром же на самом деле,
Не отрываясь, «от» и «до»,
Он три часа лежал в постели,
Читал «Дворянское гнездо»!
Сомкнется из отдельных звеньев
Цепочка сна — и путь открыт!
Иван Сергеевич Тургенев
Шоферу адрес говорит.
И, словно выхваченный фарой
В пути машиною ночной,
Встал пред глазами мир иной:
Вся красота усадьбы старой,
Вся горечь доли крепостной.
Вот парк старинный, речка плещет,
А может, пруд… И у ворот
Стоит, волнуется помещик —
Из Петербурга сына ждет.
Он написал, что будет скоро, —
Кирсанова любимый сын.
(Увы, не тот, поэт который,
А тот, который дворянин.)
За поворотом кони мчатся.
На них три звонких бубенца
Звенят, конечно, без конца…
Прошло не больше получаса —
И сын в объятиях отца.
Он в отчий дом, в гнездо родное.
Чтоб веселей набраться сил,
Привез Базарова с собою.
Ах, лучше бы не привозил!
Что было дальше — всем известно…
Светает… сын уснул давно.
Ему все видеть интересно,
Ему, пожалуй, все равно —
Что сон, что книга, что кино!
* * *
Живого или мертвого
Жди меня двадцать четвертого,
Двадцать третьего, двадцать пятого —
Виноватого, невиноватого.
Как природа любит живая,
Ты люби меня, не уставая…
Называй меня так, как хочешь:
Или соколом, или зябликом.
Ведь приплыл я к тебе
корабликом
Неизвестно, днем или ночью.
У кораблика в тесном трюме
Жмутся ящики воспоминаний,
И теснятся бочки раздумий.
Узнаваний, неузнаваний…
Лишь в тебе одной узнаю
Дорогую судьбу мою.