Я стояла и смотрела на герб. Я не хотела верить в то, что пришло мне в голову. Но в памяти как-то сами собой всплыли синие глаза лорда Фэрримана-старшего. И чёрные, как смола, роскошные волосы леди Табиты Фэрриман, так похожие на те, которые я ласково перебирала пальцами несколько минут назад. Очевидного сходства, которое бы сразу бросалось в глаза, не было: разная форма лица, разрез глаз, форма носа. Но в то же время нечто общее присутствовало…
Возможно, внешностью он пошёл в мать.
Я честно не знаю, сколько так простояла, глядя в одну точку.
— Эй, ты чего? — Маркус положил мне руку на плечо. — Агата?
Я вздрогнула и отстранилась, как будто обожглась.
Он нахмурился:
— Что произошло?
— Тебе звонил лорд Фэрриман, — слова давались тяжело. Казалось, будто я переворачиваю огромные камни.
Пожалуйста. Пожалуйста, пусть окажется, что это просто ошибка. Ведь, если подумать, все аристократы этого проклятого Города знакомы друг с другом, особенно крылатые. Мало ли, какие у них могут быть дела…
— Отец? — вздохнул Маркус, одним словом разбивая меня на кусочки. — Ты ответила, и он что-то наговорил тебе?.. Послушай, прошу тебя, не реагируй. Мой отец — сложная личность, колдун старой закалки. Он занят в непростом бизнесе и привык быть безжалостным и категоричным, когда дело доходит до его подчинённых и работы фондов. Иногда он бывает непозволительно груб. Но воспринимать всерьёз…
— Пошёл вон, — прошептала я.
— Что?.. Агата, я не понимаю…
— Уходи отсюда, — сказала я громче, — и никогда больше не возвращайся.
— Что на тебя нашло? — в его голосе прозвучало лёгкое раздражение. — Я допускаю, что отец не был вежлив, но…
Не был вежлив? Я холодно улыбнулась, чтобы не разрыдаться.
— Лорд Фэрриман, — я знала, что так будет проще, чем по имени. Сразу вспоминаю, за что должна его ненавидеть. — Забудьте всё, что было, всё, что я говорила вам. Между нами нет ничего, и впредь не будет.
Теперь он явно разозлился.
— Ничего общего? Ну да, кроме разве что нити на запястье! Агата, ты — моя душа, а я твоя. И я не понимаю, зачем ты разбрасываешься такими словами. Не знаю, что такого потрясающего ухитрился наговорить мой отец. Но мы соулмейты, это много значит…
— Есть вещи, которые значат больше, чем родственные души, — сухо ответила я. — А теперь — убирайся из моей жизни. Причины моего решения ты сможешь узнать, почитав последние новости о фонде твоего отца. Но я дам тебе подсказку: именно фонд Фэрриман владел заложным контрактом моих родителей. По которому они через полгода должны были умереть, оставив правильным людям всё наследство, и вечно быть рабами твоего дома. Твоя сестра обещала, что заставит моего отца прыгать перед ней, как собачонку, знаешь? И да, про ту квартиру, о которой мы говорили вчера; мне просто интересно, Марта всё ещё работает в фойе? Когда там жили мы, мама её устроила.
Он побледнел, как полотно. Я видела, как синева его глаз будто бы покрывается инеем.
В других обстоятельствах мне бы стало стыдно. Но не тогда. Тогда мне хотелось, чтобы ему было больно.
— Да, — хрипло ответил он, — Марта — очень милая женщина. Она всё ещё там работает.
— Отлично, — сказала я. — Приятно получить весточку из дома. А теперь — уходи.
На этот раз он послушался.
6
Сейчас
*
За окном пошёл снег.
Я наблюдала, как красивые белые хлопья, кружась, покрывают академический парк, укутывают высоченные ели, украшенные к празднику, и заметают дорожки. Пейзаж всё больше напоминало новогоднюю открытку — чуть мрачноватую, чуть декадантскую и готичную, но всё же прекрасную.
Я чуть грустно улыбнулась своим мыслям.
Этот мир, этот Город… пугающе прекрасное явление или прекрасно пугающее? За те три года, что я тут провела, у меня так и не получилось определиться с ответом. Люблю я это место или всё же ненавижу?
Спорный вопрос.
В тот день, после ночи Литы, когда Маркус ушёл из моей квартиры, я ненавидела Город. И Фэрриманов, всем скопом. И весь мир. И судьбу.
И себя, конечно.
Как это обычно бывает в таких случаях, себя — в первую очередь.
Когда за ним закрылась дверь, мне показалось, как будто весь мир разбился на осколки. Я сползла на пол и подумала, что больше не встану. Но…
За каких-то пару лет я практически умерла, лишилась всего привычного, в том числе социального статуса и почвы под ногами. Над головой моих родителей висела смертельная угроза, и они больше ничем не могли помочь мне; наоборот, я должна была спасти их. А для этого нужно было драться за каждый вздох. Причём порой отнюдь не фигурально.