Она серьёзно?
— Мам, ты ведь не намекаешь мне сейчас на то, что собираешься передать кому-то из моих потенциальных детей ключи от Бездны Безумия?
— Сын, я не намекаю, а говорю совершенно прямым текстом, — отрезала она. — Это случится, так или иначе, будем мы с тобой желать этого или нет. Потому что так работает наследие. В этом смысле родиться в старинной колдовской семье — благословение и проклятие одновременно. Вместе с фамильными наработками ты получишь фамильные же тёмные секреты… И просто поверь мне на слово, что чем полезнее первое, тем страшнее второе.
— Ага, — протянул я. — Один вопрос: а папа знает про ваши игры с… кхм… Страной Чудес?
— Нет, — с милой улыбочкой ответила мама. — Как и я не знаю о некоторых его делах. В этом прелесть договорных браков: у каждого есть свои маленькие секреты.
— Ага… А наличие дяди, которого я в глаза не видел — это тоже один из таких вот “маленьких секретов”?
— Дядя Лаари — брат моей матери, — ответила мама спокойно. — Однажды он помог ей сбежать из драконьего рабства и основать своё дело. Мы порой поддерживаем связь.
— Ого, — удивился я вполне искренне. — Как тогда так вышло, что мы с ним не знакомы? Похоже, он очень много сделал для нас.
Мама с тётей Элис обменялись быстрыми, но какими-то очень красноречивыми взглядами.
— Видит Бездна, я благодарна дяде за вклад в своё будущее, — отметила мама спокойно. — Но будь я проклята, если бы подпустила кого-то вроде него к своим детям. Дядюшка, как ни крути, существо бессердечное.
Я на это заявление даже фыркнул.
— Ну конечно! А то у нас тут все, конечно, сердечные и душевные, способные на возвышенные чувства…
— О нет, как раз дядюшка способен на возвышенные чувства. Всегда был, — сказала мама со странным выражением на лице. — Что парадоксально, способность любить он не потерял до сих пор, несмотря ни на что. Вспомнить только этого его дракончика-любимчика… Только вот проблема в том, что все, кого дядя любит, заканчивают плохо. Очень. Потому что, говоря откровенно, после всего, что ему пришлось в драконьем рабстве пережить, дядя — психопат с кучей комплексов и напрочь протекающим верхним этажом. С каждым годом он, лишённый сердца, становится всё безумнее, и даже моя мать, классическая демоница старой школы, старается общаться с ним пореже. Что уж говорить обо мне, выросшей в либеральной Бездне… А впрочем, не так уж и важно. Сам факт, что с дядюшкой Лаари ты не встречался и, думаю, не встретишься никогда. И это, поверь мне, к лучшему. А теперь кончай заговаривать мне зубы и иди утверждать с отцом список экспертов.
— Без шнурка это будет непросто, — заметил я.
— Ты справишься, — улыбочка мамы стала откровенно акульей.
Я на это только понимающе кивнул, принимая к сведению. В целом, я и сам понимал, что, как бы ни хотелось, но пользоваться игрушкой нельзя: слишком уж много привыкания она вызывает.
— Не переживай, мам. Я понимаю.
На этом разговор можно было считать законченным, но на пороге меня догнала тётя Элис. Лёгкая, худенькая, как тростинка, она обняла меня и тихонько зашептала на ухо:
— Закон равновесия никто не отменял — ни в магии, ни в физике, ни в психологии. Если эмоции долго подавляются, то потом они берут своё. Всегда. Потому пользуйся моим подарком осторожней. И знаешь что?
— Что?
Она легко, почти невесомо сжала мои плечи, но мне вдруг показалось, что это вовсе не Элис обнимает меня. Я чувствовал острые когти на своей талии, и странный шелест за спиной, и вспышку магии безумия. Я хотел обернуться, но знал: оборачиваться нельзя, на эту зубастую улыбку смотреть нельзя… Ведь, даже если я её не вижу, она там всё ещё есть, эта улыбка. И одного взгляда на неё хватит, чтобы попрощаться с рассудком.
— На часах, овитых ледяными розами, алой кровью написано: “Больше всего на свете.” А чего ты хочешь больше всего на свете, принц? Тебе предстоит хорошо подумать, прежде чем отвечать, — этот вкрадчивый, жгучий, как перец, мягкий, как шёлк, голос принадлежал кому угодно, но только не тёте. — В Безднах сказки оживают, мой глупый ледяной мальчик. И, если уж вовлечён в одну такую, то рано или поздно вернёшься — сейчас или потом, через одно или два поколения. Истории никогда не начинаются и никогда не кончаются, они порой просто засыпают, чтобы проснуться. И вопрос на самом деле только один: из чего же лично ты решишься сложить своё персональное слово “вечность”?..
А потом дверь захлопнулась за моей спиной, и я остался стоять в коридоре, глупо моргая. Очень хотелось вернуться, но что-то внутри мне подсказывало: тётушка только похлопает глазами, будто бы ничего не случилось.