— Он хочет убивать людей, уничтожать и покорять врагов, жаждет власти.
— Надо же, а выглядит благородно, — задумчиво сказал юноша, внимательно разглядывая старинную гравюру.
— Да. Но это лишь фасад, за которым скрывается зло, преследующее нечестивую цель. Второй всадник с мечом в руке — это Война. Думаю, не стоит пояснять, что это означает. Вот этот, с весами в правой руке — Голод. Он появляется тогда, когда Война и Завоеватель сделают свое дело.
Степа кивнул, продолжая разглядывать изображение. На переднем плане был изображен полуобнаженный старик с разверстым в крике ртом и горящими глазами. Он восседал на костлявом коне. Следом за ним по земле ползло чудовище с открытой пастью, собирающее проглотить лежащего на земле мужчину, по-видимому, короля. Рядом падали поверженные ужасом люди. Никто из них даже и не пытался сопротивляться.
Степан перестал разглядывать гравюру и взглянув на Мережкова понял, что сейчас услышит нечто очень важное. Так и получилось.
— Это всадник на бледном коне — Смерть. Именно его вы видели сегодня в троллейбусе.
Степа замер с приоткрытым ртом. Его голос невольно задрожал, когда он произнёс:
— Откуда вы это знаете?
— Я тоже видел его, — хотя на губах у мужчины была улыбка, глаза оставались серьезными. Степе показалось, что, произнося эту фразу Мережков весь подобрался, как хищник перед броском. — а теперь я должен сказать самое важное: вы и та девушка, что была с вами… Вы — Видящие.
— Видящие? — растерянно уточнил Степа, глядя на сидящего рядом мужчину. — А кто это такие?
Молодой человек почему-то вспомнил фильм «Вий», где потустороннее чудовище могло видеть даже тех, кто находился в обережном круге, но для этого ему необходимо было поднять веки.
— Это те, кто обладает редким даром, позволяющим им видеть то, что другим, скажем, обычным людям, недоступно.
— Например, Всадников?
— Да. И не только их, а также призраков, сверхъестественных сущностей, вселившихся в людей, и собственно самих демонов. Всадники и их прислужники могут принимать какой угодно вид, в том числе становиться людьми, и только Видящие могут рассмотреть их истинный облик.
На лице Степана, сменяя друг друга отразилось сразу несколько эмоций: неверие, удивление, страх и непонимание. Он несколько раз открывал рот, но не мог сформулировать вопрос. Пал Палыч деликатно ждал, когда молодой человек придет в себя. Наконец Степа выдохнул:
— Тот, в парке… Кем он был? Зачем он шел за мной? Хотел убить?
— Скорее, запугать, — Пал Палыч встал, и, обойдя столик, опустился в кресло. — Видящие представляют опасность для… демонов.
Степа считал себя будущим ученым-биологом. И к тому же очень уравновешенным человеком. Он спокойно выслушал все, что рассказал ему Мережков и ничем не выдал своего потрясения. По крайней мере, он на это очень надеялся. Но демоны… Это было уже слишком: сознание просто отказывалось в это верить. В голове была каша, как тогда, когда он пытался за ночь выучить органическую химию за целый семестр. Мысли метались, как угорелые, мешая сосредоточиться. К счастью, его собеседник терпеливо ждал, и Степа произнес то, что первым пришло ему на ум:
— Значит, в троллейбусе я видел Всадника, а в парке — демона. Так?
— Да, вы абсолютно правы, мой друг.
— Но вы ведь тоже их видели! — с обличающей интонацией произнес Степан. — Выходит, вы тоже Видящий? — уверенно подытожил молодой человек.
— Нет. Я Страж.
Степа вздрогнул, когда сидящая на вешалке сова ухнула и взмахнула крыльями.
— А кто такой Страж? — внезапно осипшим голосом спросил юноша, с опасной косясь на сову. В этой странной квартире он словно перенесся на много лет назад и снова стал ребенком. По крайней мере, реагировал он на происходящее так же искренне и эмоционально, как в детстве. Пал Палыч в очередной раз разлил виски и, аккуратно взяв в руку свой бокал, торжественно произнес:
— Тот, кто отвечает за жизнь на этой планете.
— Вы бог? — с ужасом выдохнул Степан, одновременно осознавая абсурдность сказанных слов.
— Не нужно мне приписывать чужие деяния, — усмехнулся хозяин, поднося к губам бокал. — Я всего лишь наблюдатель, а не творец.
От удивления глаза Степы стали круглыми, как у сидящей неподалёку совы. Улыбнувшись, Мережков произнес: