— Бог простит. А вот мой жених вряд ли. Советую заранее хорошего врача себе присмотреть! Частных психиатров теперь навалом, да и хирургов-косметологов тоже.
— Мила, ну, погоди, не злись. Нам действительно надо поговорить и во всей этой бестолковщине разобраться.
Следующие десять минут он уговаривал меня встретиться. Понемногу я как бы смягчилась и согласилась повидаться в нейтральном месте. Ехать на дачу к его приятелю я, разумеется, отказалась. Мне что-то не хотелось превращаться в удобрение для Колиного участка в свои сравнительно молодые и где-то даже цветущие годы. А уж Шутилов не преминул бы именно так распорядиться моей скромной особой.
В «Прагу», в свою очередь, отказался идти он, напомнив мне, что за ним следят. Даже если не я лично, то уж враги его непременно.
— А мне-то что до этого? — искренно удивилась я. — Это твои проблемы. Раз следят, значит, есть за что. Уж наверняка не мне одной ты чуть было жизнь не поломал. Небось на всех необъятных просторах нашей матушки-России толпы девчонок по тебе слезки проливают!
Он опять разозлился и заорал:
— Ладно, черт с тобой, миллионерша будущая, приду я в «Прагу», последний раз!
Я невинно поинтересовалась:
— Как на сей раз вырядишься? Дедом Морозом с бородой?
— Девочкой со спичками!
— Ради бога. Хоть Бармалеем.
— В семь вечера, как в тот раз, — буркнул он и, не прощаясь, бросил трубку.
Только я подумала, не стоит ли, презрев правила приличия, немедленно предупредить Макара Захаровича, как телефон вдруг снова зазвонил. Опять как в тот раз, в самом начале истории.
Ну, нет, теперь меня уже никто больше из дома не выманит. Даже если скажет, что через пять минут великий потоп начнется.
Я сняла трубку и осторожно кашлянула в нее.
— Людмила Сергеевна? — спросил мужской голос, смутно кого-то напомнивший.
— Да, я слушаю?
— Это Игорь.
— Игорь?
— Игорь Соколовский. Можете не звонить Быховскому. Мы вашу беседу с Шутиловым записали.
— Как… что… Так это вы меня подслушиваете?! — возмутилась я от всей души.
— Ну да. А разве Макар Захарович вам не сказал? — очень натурально удивился Соколовский.
— Какого дья!.. Извините. Я, конечно, понимаю: так надо.
— Вот и хорошо, что понимаете, — очень серьезно и без тени смущения произнес он. — Так вы не беспокойтесь. В «Праге» будут сидеть наши люди. Все, спокойной ночи.
— Погодите! Это ваши люди Мордвинова арестовали? Алексея Петровича?
— Нет, — помедлив, ответил Сокол.
— А кто же?
— Всего доброго, Людмила.
Так я и знала, что ничего эти ребятки мне не скажут. Тайна следствия, или как там это называется. Ну и пусть.
— Всего доб… Да! Раз уж это вы меня подслушиваете, то сделайте по крайней мере что-нибудь полезное.
— В смысле?
— Чтобы этот чертов треск прекратился. Разговаривать невозможно! — И я шваркнула трубку.
Не знаю, почему я так разозлилась. Очевидно, сдерживаемое в разговоре с «Вадимом» бешенство требовало немедленного выхода. Треск-то давно прекратился, а то, что меня прослушивают, возмутило меня лишь на секунду. Черт с ними, пусть слушают, но только Макар Захарович и его ребятки. Не дай бог, если этим займется Шутилов со своей теплой компанией жуликов.
Юля временно поселилась у старушки-соседки, которой очень кстати понадобилось съездить в Саратов к внукам. Так что дочь жулика имела полную возможность отслеживать дальнейшие приключения предков, устроив в кухне на полу возле дырки уютное спально-наблюдательное логово.
И вот что она увидела.
Когда поздним вечером первого сентября раздался звонок в дверь, Алексей Петрович с трудом оторвал голову от спинки кресла. Целый день он как заведенный нажимал заветный тайный номер, презрев всяческие наставления о конспирации, но тщетно. Вениамин Лукьянович словно сквозь землю провалился.
От бесконечных треволнений у Мордвинова сделалась дикая мигрень, которую не могли излечить ни коньяк, ни таблетки, ни тем более слезливые причитания верной подруги жизни.
Юля комментировала их выражениями типа: «Во дают!» и прочими, не испытывая к поверженному отцу ни капли сочувствия. Ну, ни единой. Хотя, конечно, жалко старого придурка… немножечко. Чуть-чуть.
От причитаний нежная супруга постепенно перешла к обвинениям в ненужном и опасном авантюризме и вот уже третий день кряду костерила мужа на чем свет стоит, грозя окончательно выйти из-под его воли.