В команде сложился потрясающий коллектив: Тони Флюгаре, Гудмундур Мете, Матиас Конча, Джимми Таманди, Маркус Розенберг... Hy и я. Все были разными, но очень талантливыми.
Я прибавлял все больше и больше. Однако недовольство со стороны родителей не прекращалось. Они не сдавались. «Опять'он, — неслось в мой адрес. — Снова он водится с мячом. Он не подходит команде». Это меня бесило. Да кто вы такие, чтобы стоять здесь и обсуждать меня? Мысли завязать с футболом стали вновь посещать меня. Точнее, я всерьез задумывался над тем, чтобы в очередной раз сменить команду. Отца рядом не было — кому было постоять за меня или хотя бы приодеть. Я был «один в поле воин», а со всех сторон шведские папаши и их высокомерные сынки пытались доказать мне мою неправоту. Конечно, я сердился. Более того, стал беспокойнее. Мне требовалось больше действия. Еще и еще. И также я нуждался в чем-то новом.
Джонни Гюлленшё, тренер юниорской команды, узнал про мои проблемы и рассказал об этом в клубе. «Ну, не всем же быть паиньками, — сказал он. — Мы можем потерять большой талант». В итоге, отец подписал за меня первый контракт. Это был прорыв — я стал получать полторы тысячи крон в месяц и принялся работать еще усерднее. Кто сказал, что со мной невозможно иметь дело?! Не слушайте и не верьте.
Я с упорством учился обрабатывать мяч, стараясь делать как можно меньше касаний. Однако я все еще не был настолько хорош, чтобы можно было сравниться с тем же Тони. Я старался хотя бы не уступать ему. Все мои сверстники в «Мальмё» обожали бразильские финты и приемы. Мы соревновались, кто лучше их исполнит, как когда-то было во дворе моего дома. Когда у нас появились компьютеры, мы загружали диски с разнообразными приемами в исполнении Роналдо или Ромарио, а затем повторяли их, пытаясь довести исполнение до филигранности. Мы стремились как можно мягче обращаться с мячом. Но у бразильцев он словно прилипал к ноге, и мы продолжали тренироваться снова и снова, пока не достигнем нужного результата. В итоге, все стремились продемонстрировать все это в игре. Многие в команде владели сложными техническими приемами. Но я решил пойти дальше. Глубже, так сказать, вникнуть в тему. Я был внимательнее к деталям. Честно говоря, я стал одержимым. Все эти приемы всегда были моим способом показать себя, и я при любом удобном случае пускался в обводку, невзирая на все недовольство со стороны тренеров и наблюдавших за игрой чужих родителей. Нет, я не буду подстраиваться под вас! Точнее, сделаю это частично. При всем желании отличаться от других, я хотел усвоить все уроки
тренеров, и это давалось мне все лучше и лучше. Хотя порой было нелегко. На меня влияла обстановка в семье, все происходившее с отцом и матерью доставляло мне боль. И это трудно было выбросить из головы.
В школе Соргенфри ко мне приставили дополнительного учителя, то есть воспитателя. Это реально повергло меня в шок. Разумеется, я не был прилежным учеником. Не исключаю, что и худшим среди всех. Но чтобы воспитатель?! Да идите вы... У меня же хорошие оценки по английскому, химии и физике. Не дебил какой-нибудь. Я даже к сигарете ни разу не прикоснулся. Просто делал глупости, шалил. Речь даже зашла о направлении меня в спецшколу. Они словно хотели заклеймить меня, и я чувствовал себя, как инопланетянин. Во мне как будто заработал часовой механизм. Может, следовало еще добавить, что я преуспевал по физкультуре? Не отрицаю, я мог быть недостаточно сосредоточен в классе, и мне с трудом удавалось подолгу сидеть за учебниками. Но я был способен сконцентрироваться (да, особенно, когда нужно было ударить по мячу или швырнуть куда-нибудь яйцо).
И вот однажды в спортзале эта училка (забыл упомянуть, что это была женщина) наблюдала за мной. Как только я делал чтонибудь не так, она тут же цеплялась ко мне, как репей. Меня это достало, я швырнул в нее мяч и попал прямо в голову. Она была настолько шокирована, что не смогла вымолвить и слова, и только в изумлении смотрела на меня. После этого инцидента отца вызвали в школу поговорить на предмет психологической (или даже психиатрической) помощи, направлении в спецшколу и прочего вздора. Такие темы обсуждать с ним, скажу я вам, было непросто. Никому не было позволено плохо отзываться о его ребенке, и уж тем более какой-то непонятной училке. Отец пришел в ярость, направился прямиком в школу и в свойственном ему ковбойском стиле набросился на них: «Кто, черт возьми, вы такие, чтобы говорить здесь о психиатрической помощи?! Это всем вам она нужна. C моим сыном все в порядке, он хороший мальчик, а вы все можете пойти убиться об стену!».