Они поженились вскоре после так называемого Второго Удара. Они поженились и завели ребёнка. Сына. Он был очевидцем первых шагов человечества в начале нового века, годах ада после катастрофы. Ещё он видел, как руки Бога забрали его мать в мир живой смерти. Отец покинул его ради важной работы, самой важной работы на Земле, и они отдалились друг от друга. Некоторые говорят, что они никогда не были близки.
Мальчик вырос, и был грустным, и слову "нет" его никогда так и не научили. Однажды отец призвал его и приказал сражаться против множества гигантов, угрожавших его королевству, и он сражался, потому что не мог сказать "нет".
Он сражался, сражался и сражался, и с каждым поверженным гигантом умирала частица его. В конце концов, перед лицом всех потерь из-за его руки он пожелал смерти. И ему была дарована смерть. Он даровал смерть всем.
Но потом он пожелал иного, и мир в какой-то степени был восстановлен. Его выбор был выбором человечества. Каждый человек должен был выбрать. Между жизнью и не-жизнью. На текущий момент около двух миллиардов выбрали жизнь, включая меня и вас. Остальные заперты в снах друг друга, в месте без физических границ и индивидуальности. Массовый сон. Не сильно отличающийся от кошмаров, которые мучают вернувшихся из моря.
Немногие об этом говорят открыто, но это неопровержимый факт. В наши дни никто не рад ложиться спать. Я знаю, что они есть и у вас. Знакомые сны, в которых на вас глядят бесконечное число глаз, в которых ваше тело разлагается в кровь, в которых ваши мысли покидают вашу голову и их место занимают миллионы чужих. Вы уже не просыпаетесь с криками? Порой я думаю... что снится сыну? А вы?
- Бессмысленно думать, - сказал Айда Кенске, - и я всё это знаю. Вы позвали меня сюда только для того, чтобы попрактиковаться в рассказывании историй?
В баре, в котором он сидел, было немного народу. При взгляде из маленькой кабинки в дальнем углу остальные посетители у барной стойки терялись в море сигаретного дыма. Огоньки свободно висели в нём, как звёзды в облачном ночном небе.
Кенске оглядел мужчину перед ним, который связался с ним вчера, назвав его по имени, которое знали лишь его ближайшие контакты. Одно только это сделало поездку обязательной.
Мужчина был невысок и худощав, с зализанными назад волосами и тонкими усами, расположившимися на губе. Он излучал расслабленную уверенность - преимущество знания слишком многого о слишком многих вещах.
- Я ожидал, что вы немного знаете, - продолжил мужчина, - но где вы услышали остальное?
- Там и тут. Неважно, где я узнал.
- Думаю, неважно. У человека есть ненасытная жажда знаний, не так ли? Даже если это знание опасно и под запретом. Человек глупое создание, правда. Вы согласны? - мужчина подождал ответа, но так его и не получил. Он добродушно пожал плечами. - Что вы знаете о трагедии в Токио-2?
Кенске напрягся на своём месте, его пальцы сжали стакан.
- Немного, - признал он. - Она была недостаточно давно для того, чтобы открыто говорить о теориях заговора. Много людей погибло в тот день.
- Да, погибли многие. Но настоящий вопрос в том, ради чего они погибли?
- Дайте угадаю, - сказал Кенске, - вы не скажете: "ради независимости"?
- О, она была толчком к действию, но не основной причиной. Радикалы, в некотором смысле, вызвали это. Смерти столь многих. На самом деле, я считаю, что это было по-своему неизбежно.
- Неизбежно?
- Ну, не предопределено или что-то такое. Логический исход.
- Херня, - яростно прошептал Кенске. - Я знал много хороших людей, которые погибли тогда. Они не вернутся. Причиной был какой-нибудь одинокий псих, ненавидевший ООН. Наверное, озлобленный военный хуесос.
Мужчина, терпеливо улыбаясь, наблюдал, как Кенске расходует свой гнев.
- Кто-то из армии? Да. Озлобленный? В некотором роде, полагаю... но вы когда-нибудь думали о том, почему все официальные сообщения были задержаны? Почему тут же после этого ООН ворвались в страну, закрепив свою власть? Почему даже сейчас эта тема для разговоров остаётся табу?
- Пожалуйста, - сказал Кенске, - просветите меня.
- N2-бомба, даже не одна, не могла сравниться с разрушительной силой, уничтожившей Токио-2. Кроме того, в то время доступ к такому оружию был только у ООН. И почему Токио-2 не был восстановлен как гражданский город? Его местонахождение делает его логичным кандидатом. Он и по сей день находится под замком военных ООН. Вы не думали об этом ранее?
Кенске наклонил стакан вперед, сделав большой глоток. Он закрыл глаза и проглотил жидкость.
Мужчина мгновение наблюдал за ним и затем продолжил.
- Что вы знаете о серийных Евах? - спросил он.
- Что Аска надрала им зад, а что?
- Ну, это популярная теория, да? - мужчина остановился, чтобы сделать глоток его напитка. Он был тёмно-коричневым. - Серийные модели никогда не предназначались для битв. Это не их основная функция.
- Не их основная функция? - сказал Кенске. - Постройка девяти Ев, которые не могут драться, кажется немного расточительным решением. И идиотским.
- Всё зависит от определений. Всё на свете зависит. Возьмём, например, этот бар, - он указал на помещение, в котором они находились. - Некоторые видят его как логово греха. Некоторые видят его как место, в котором можно найти половых партнёров. Некоторые видят его как место для побега от реальности. У всех есть уникальный взгляд на него. Все они одинаково ценны, но, в конечном итоге, все не имеют значения.
- Потому что?
- Потому что только тот, кто его построил, знает его истинное предназначение. Когда вы создаёте что-то, оно свежо, девственно, чисто. Чистый лист. Но когда вы завершаете его, оно, наполненное вашими надеждами и стремлениями, должно войти в реальный мир. А когда оно входит, другие люди начинают добавлять в него функции или забирать их. И в конце концов, создатель умирает и его истинная цель забывается.
- И что? Вы говорите, что Икари Юи задумывала Ев не для сражений?
- Можно и так сказать.
- Вы можете платить за выпивку, - сказал Кенске, - но моё добродушие начинает кончаться. Ближе к делу.
- Евангелионы, какими вы и я их знаем, никогда не были в их истинной форме. Их причине существовать, если можно так выразиться. Они были тщательно заблокированы, и замки яростно охранялись теми, кто не понимал их природы. В некотором смысле, Ев было так много, потому что создатели совершенствовали формулу. От прототипа к тестовой модели, а от неё к производственной. А серийные модели были кульминацией их мудрости и надежды. С каждой завершённой моделью они приближались всё ближе и ближе к их идеалу.
И даже с астрономической ценой и ресурсами, требовавшимися для создания Евангелиона, власть имеющие разрешали постройку одного за одним, наплевав на прочие заботы. Словно больше ничего не имело значения. Вам не кажется это странным? Что даже со знанием о грядущих Ангелах на столь локализованную проблему тратили так много?
- И?
- Зачем делать девять, когда вы с такой же лёгкостью можете сделать десять? - мужчина смотрел, как расширяются глаза собеседника. - Или одиннадцать, или двенадцать, или тринадцать? Кто знает, сколько их ещё осталось. Даже я точно не знаю. К сожалению, хранение записей сейчас уже не то, как прежде, и...
- Вы говорите, что есть ещё Евы?
- Не удивляйтесь так, - сказал мужчина с беззаботной уверенностью. Он звучал почти весёлым. - Вы думаете, что люди, ответственные за серийные модели, отправили бы их всех на NERV во время атаки? Разве это слегка не... неосмотрительно? Что если бы их план провалился? Что если бы их драгоценные Евы были бы уничтожены или потеряны? Что тогда?
Он засмеялся. Из его рта этот звук казался чужим и иностранным.
- Конечно, у них был план на случай непредвиденных обстоятельств, - продолжил мужчина. - Конечно, был. Но со всей неразберихой и хаосом возвращения и реконструкции, ну... вещи могут теряться. Но также они могут и находиться.