Вечерами ты будешь приносить с собой боль, пряча её в карманах пальто и под воротничком рубашки. Будешь бесконечными минутами смывать её следы в душе и заливать бокалом красного вина, поданного к ужину; маскировать её аромат сигаретным дымом и прятаться на моей груди, заботливо укрывая нас одеялом. Ты будешь спать тревожно, а я прислушиваться к твоему прерывистому дыханию.
По утрам ты перестанешь отпускать меня на кухню варить кофе, мы разучимся находить время на прогулки, потому что с камнями боли в карманах гулять тяжело. Ты будешь бояться, заражая и меня тревогой, впуская вместе со своим дыханием в мои лёгкие, а они станут разгонять её с кровью в каждый, даже самый укромный уголок. Наши объятия станут крепче, а поцелуи – тоскливее и горше.
– Не бойся, – скажу я тебе однажды и улыбнусь, совсем как в первый раз.
Ты ничего мне не ответишь, только поднимешь уголок рта в намёке на улыбку и мягко, по-кошачьи, пожмёшь кончики пальцев. И уйдёшь, торопливо перекинув пальто через руку, унося боль, но не тревогу. И оставишь уверенность в самом главном – ты где-то рядом.
Ты знаешь
Ты будешь знать, где меня искать. А я буду знать, куда нужно идти. Город выгорит на знойном летнем солнце, потускнеет, ослепнет в июльском мареве, охладится августовскими ветрами, уронит пару жёлтых листьев и притихнет, боясь спугнуть последние дни уходящего лета.
Я буду блаженно сидеть на скамейке подле воды, устало сложив руки и прикрыв глаза. Мне захочется выпить кофе и завернуться в тёплый, немного колючий, старый бабушкин плед, чтобы спрятаться от прохлады, тянущей с воды свои мокрые осенние руки ко мне под пальто.
Возможно я не увижу, как кто-то подсядет на свободный конец скамьи, но обязательно это почувствую и ещё крепче сомкну веки. И даже задержу дыхание, чтобы услышать, как между мной и тем, кто присел на лавку, зазвенит натянутая до предела тончайшая серебряная нить, сотканная небесными паучками по велению Матери Любви.
На тебе будет такое же, как и у меня, всё ещё лёгкое пальто, небрежно накинутое на плечи. Ты подсядешь ближе, чтобы попусту не испытывать нить, и осторожно возьмешь мою холодную ладонь в свои тёплые руки.
– Это я, – скажешь ты тихо, будто бы поглаживая рукой старый бархат. И сквозь закрытые глаза я увижу, как твои губы чуть подёрнутся рябью улыбки.
Сердце забьётся быстрее, стремясь быть услышанным. Я осторожно сожму твои тонкие пальцы, совсем по-кошачьи, мягко и ласково, проверю каждый, а потом спрячусь в ладони.
– Я знаю, – отвечу одними губами и медленно приподниму веки, с радостью обнаружив, что ты всё такой же. И глубокие, бесконечные, как космическая темнота, глаза улыбнутся мне в ответ.
Ты подсядешь ближе, сгребая меня в свои руки, и мы, повернувшись к городу, будем думать о том, что этот вечер необыкновенно хорош. А маленькие небесные паучки сплетут изящную, узорчатую паутину из тончайшей нити, связывающей наши сердца.