– Он ручной работы?– спросила блондинка, ощупывая ткань изящными длинными, как у пианистки, пальцами.
–Конечно ручной, бельгийского производства,– с жаром заверил я и отвернул край ковра. – Вот видите клеймо мастера. Мы халтуру на продаем. Для нас клиент дороже золота.
Она внимательно всматривалась в размытый штамп, но так ничего и не поняла.
–А его моль не трахнет? – допытывалась блондинка.
–Что вы такое говорите? – обиделся я.– Он обработан специальным средством, будь моль размером в горного орла, после такой еды у нее все зубы выпадут. Этот ковер и прочный и мягкий, станет вашей семейной реликвией. Из поколения в поколение будет его передавать. Сынок вон подрастает, ни свадьбу молодоженам подарите. На нем хорошо будет трахаться, без травм и ссадин.
По блеску ее глаз я понял, что ковер на нее произвел магическое действо. Появившемуся с бутылкой лимонада Генриху Давидовичу, еще давеча намеревавшемуся свернуть ковер и отбыть восвояси, после моей талантливой гипнотической обработке покупательницы, осталось только договориться о цене.
–Каков размер? – спросила она.
–Три на четыре метра.
–Сколько?
Генрих Давидович вопрошающе посмотрел, то на Вольдемара (он по части ценовой политики, пусть только не обижается, дилетант), а затем на меня, но не понял моих жестов. Ему бы со мной посоветоваться, а он поторопился избавиться от коврового шедевра и скромно произнес:
–Четыреста гривен.
А ведь мог бы запросить и пятьсот. Я уверен, что блондинка бы не устояла перед соблазном. Но, увы, он на радостях уступил ей еще десять гривен на такси. Свернул ковер, по его на спину подростку, получил деньги и гора с плеч. Пожелал покупательнице здоровья. Удачной сделкой был растроган до слез, разве что не полез к благодетельнице с поцелуями, хотя первую скрипку сыграл я. Не появись в нужное время в нужном: месте, то сих пор Генрих торчал бы с ковром на мосту под нещадными лучами майского о солнца. И в конечном итоге сбыл бы за триста гривен в убыток себе. Конечно в том, что сделка состоялась есть заслуга Вольдемара с его уникальной интуицией. Видимо, физическая немощь с лихвой компенсируется интеллектуальной– своеобразной субстанцией энергии.
–Это дело надо обмыть, иначе в следующий раз потерпишь фиаско,– напомни я Генриху, поспешно спрятавшему крупные купюры в портмоне.
–Хорошо ребята, что-нибудь сообразим, – пообещал он без особого энтузиазма. И пока шли через дорогу, направлял свои стопы в магазин “Альбина”, он вдруг ни к селу, ни к городу вспомнил яркое высказывание дамы сердца.
–Пусть лопнут от зависти те, кому мы не достались и пусть сдохнут те, кто нами пренебрег,– с пафосом изрек он.
–К чему здесь женщины? – удивился я.
–А к тому, – рассмеялся он, – что баб я вам не обещаю, а вот водкой или вином угощу. Так что будем пить?
–И то и другое, хорошую закусь, чтобы сразу не захмелеть,– заметил Вольдемар. Мы с ним раскатали губу, рассчитывал, что Генрих выставится рублей на 50 и поэтому в бодром настроении вошли в столь любезную нашему сердцу “Альбину”.
Но каково было наше разочарование, когда Генрих Давидович, совершенно проигнорировав витрину с фирменными напитками “Союз-Виктан”, “Немиров”, “Массандра” и другие, купил бутылку самого дешевого портвейна за четыре гривны. Им даже бомжи брезгуют, предпочитая “Красную шапочку”. “Может на закусь не поскупиться? Купит балычок,”– рассчитывал я, но он принес небольшой кулечек орешек в шоколаде, очень напоминавшие свежие экскременты на пыльной степной дороге.
Мы скромно, едва выдавив и себя скупую мужскую слезу, выпил за удачную сделку, закусили «овечками» и обладатель сотенных купюр, сославшись на напряженный график работы, умчался на рандеву, оставив нас, злых и голодных, в глубоких раздумьях. И когда мы, допив остатки, которые не всегда бывают сладки, собирались на выход, появился старый знакомый со своим приятели Васько Тунец. Хитрый Вольдемар, трезво оценив ситуацию, пустил слезу, поведав ему о с бедственном положении, о колоссальных затратах на лекарства и микстуры. Тунец сочувствующе кивал головой, сообщив, что и сам пережил инфаркт миокарда. После этого вальяжно расстегнул портмоне, вынул пятидесяти гривневую купюру и призадумался. Мы с приятелем затаили дыхание, Тунец спрятал 50 и подал Вольдемару 2 гривны. И на том спасибо. Раздавили бутылку водки в “Айсберге”.