Печально поглядел на безмолвную машинку и позвонил приятелю Выдрину:
– Лева, приезжай срочно, беда! Мудрый совет нужен.
– О чем тоска смертная? – спросил тот с порога.
– Выручай, без работы остался, – тяжко вздохнул Артем Янович. – Не ем, не пью, никто теперь мои сочинения не оценит.
–Жаль мне борзописцев, – изобразил кислую мину Выдрин. – Горючие слезы на глаза наворачиваются, ком к горлу подступает. Сколько тайных писарей не у дел оказалось. Скрипели перья, стучали машинки и вдруг шить, как на погосте На этой почве невостребованности до инфаркта, инсульта и суицида один шаг. Сердце у тебя не шалит?
– Ноет и щемит от досады и обиды.
–Да, какого удовольствия вашу братию лишили, какой богатый опыт эпистолярного творчества канет в Лету! – сыпал соль на рану Лева. – Сколько сотворили и сколько могли бы еще сотворить. Ого-го-го! Хвала анонимщику-трудяге. Писателям, журналистам столько не сочинить, даже призови они на помощь пеструю и ретивую толпу графоманов. Все равно не сдюжат, не тот размах.
– Рад, что понял меня, не оставил в трудный час, – прослезился Поклепов. – Анонимка, ведь это шедевр, крик вопиющего в пустыне. Она людей психически закаляла, бойцовских характер воспитывала, иммунитет укрепляла. Сильные духом могли десятки анонимок в разные инстанции выдержать, а хлюпики после одной-двух в дурку попадали, а совсем хилые – долго жить завещали. Польза налицо: закалка кадров, испытание на выносливость. Благодарить нас следует, а не отлучать от четко налаженного дела. А теперь народ расслабится, захиреет, заскучает без анонимок.
– Через год-другой вас в Красную книгу придется заносить, – посочувствовал Выдрин. – Редкостный, вымирающий вид. И я без работы останусь– отпадет потребность в моих консультациях. Срочно надо менять профессию.
– А ведь было время, – ударился в воспоминания Поклепов. – Сплошное вдохновение. За ночь столько сочинишь, куда там иному классику, радость сердце переполняла. Почитай, если все собрать и издать, то получится Полное собрание сочинений. До высших инстанций добирался, никому не позволял спокойно жить, почивать на лаврах. Через каждые два года литеры на машинке менял. Правда, однажды соседи, что этажом ниже свое неудовольствие выразили, что мол, всю ночь, как дятел долблю. Пришлось на время передислоцироваться в ванную. Зато потом ударил по ним куда следует дуплетом. Присмирели, зауважали меня, за десять шагов первыми здороваются. Жаль через месяц съехали, обменявшись квартирами– скатертью дорога!. Нового соседа, что этажом выше, старикана плешивого, я сразу предупредил, что притеснений и претензий по поводу стука машинки не потерплю. Знаю, где его собес находится и намекнул, что пенсия у него подозрительно большая, не по средствам живет. Понятливый старик оказался, молчит, как рыба.
– Ты, Артем Янович, чтобы все шито-крыто было купи компьютер, – посоветовал Выдрин. – А еще лучше открой в Интернете свой сайт и сливай туда разные жалобы и компромат на соседей, депутатов и чиновников, которые их покрывают. Будь в авангарде прогресса, широко пользуйся достижениями информационных технологий.
– Меня же тогда, Лева, «вычислят» и затаскают по судам и инстанциям, – вздохнул Поклепов. – Еще под горячую руку заведут дело, арестуют или оштрафуют.
– Кто не рискует, тот не пьет шампанское, – напомнил консультант.
– Ох, как же теперь без работы? Авторитет потеряю, перестанут кланяться и уступать дорогу, – посетовал сочинитель. – Может на другие объекты переключиться? Там траншея не зарыта, в другом месте скамья сломана, детвора на стенах и в подъездах сложные уравнения решает с иксами и игреками. Кошмар, безобразия! Надо срочно сигнализировать, поднимать общественность.
– Лучше организуй субботник, возьми лопату и зарой траншею, почини скамью, с подростками побеседуй, чтобы не сквернословили, почитали старших, – вдруг прозрел Выдрин. – Больше будет прока, чем от анонимок.
– Что ты, что ты?! Я – личность творческая, – замахал руками Поклепов. – Придется, наверное, профиль менять. С жалобами лучше не высовываться, как бы чего не вышло. Решено, буду сочинять благодарности, оды и серенады. Вот только прежние труды жаль, кто оценит мою эрудицию и интеллект?
ДУНДУК
Чабан Ерофей в козле души не чаял. Кличку ему звучную, как удар хлыста придумал – Дундук. Бывало, выгонит отару из кошары в присивашскую, покрытую красноватым солончаком, степь с белыми от соли проплешинами. Обопрется о герлыгу, вглядываясь в белесую даль, где блистал серебром Сиваш, а Дундук тем временем сам управляется с отарой овец. Куда козел пойдет, туда и овцы курчавой волной перекатываются. Поднимая головы, щиплют розоватыми губами жесткий, словно проволока, медно-красный солончак. Так и течет от рассвета до заката время, словно песок в стеклянных часах.