День, когда мальчик спрятался в камышах, был воскресеньем.
За полуденной трапезой, которую семья называла ужином, мальчик, как обычно, тихо сидел среди родителей, старших братьев и сестёр. За едой мальчик много слышал о группе гостей, которая должна была прибыть ближе к вечеру. Глава группы был братом матери мальчика и был хорошо знаком мальчику, который, конечно же, приходился ему племянником. Дядя, как я буду его называть, оставался холостяком почти до сорока лет и работал на разных должностях в нескольких штатах Австралии, но недавно женился. Дядя женился на вдове, матери девятерых детей. Затем он, как говорится, поселился в солдатском поселении в лесистой местности, вдали от прибрежной фермы своего зятя. Во время упомянутой трапезы мальчик за столом узнал, что его дядя как раз направляется на прибрежную ферму и везёт с собой жену и четверых детей, которые ещё не покинули дом. Мальчик наконец узнал, что все четверо детей — дочери.
Ближе к вечеру одна из сестёр мальчика крикнула, что видит гостей, приближающихся к главным воротам. Мальчик стоял с сёстрами на веранде и наблюдал, как гости приближаются в своей повозке, запряжённой лошадью, через домашний загон. Мальчик разглядел четверых в светлых платьях и широкополых соломенных шляпах, которые недавно стали его сводными кузенами, но всё ещё не мог разглядеть их лиц, когда одна из сестёр толкнула его локтем в рёбра и сказала, что самый младший из четверых – его ровесник. Затем мальчик пошёл на кухню, наполнил чистой банкой из-под варенья воду и отправился в болотистую местность в дальнем конце фермы. Он остался
прятался в этом районе в течение оставшейся части дня и не возвращался домой до заката, спустя долгое время после того, как посетители ушли.
Читатель наверняка все еще ждет, чтобы узнать, как, казалось бы, воображаемое события, описанные в предыдущих тридцати четырех пунктах, могут быть рассмотрены часть какой-то, казалось бы, воображаемой версии того, что рассказчик был задумано.
За последние сорок с лишним лет я прочитал и забыл бесчисленное множество высказываний писателей о написании и чтении художественной литературы. Некоторые из них я всё ещё помню, хотя и не могу вспомнить, кто их первым сделал. Несколько раз, пока я писал предыдущие страницы, мне вспоминалось утверждение: «художественная литература — это искусство внушения» . Это утверждение позволяет мне предположить, что человек без воображения всё же может преуспеть в написании художественной литературы, если его читатель способен воображать.
Человек, выпустивший фазанов на остров, спустя несколько лет стал моим отцом. Спустя ещё несколько лет, когда я был ещё совсем маленьким, он в одно воскресное утро повёз меня, мою маму и моего младшего брата из нашего арендованного дощатого коттеджа в юго-восточном пригороде крупнейшего города на севере Виктории в двухэтажное здание в северо-западном пригороде этого же города. Мы дошли пешком от дома до центра города, а затем поехали на электрическом трамвае в северо-западный пригород. Мы вышли из трамвая на конечной остановке и вошли в двухэтажное здание. За исключением нескольких церквей, это было самое большое здание, которое я когда-либо посещал.
Меня впечатлили не столько размеры здания, сколько вид, который мог открываться в ясные дни человеку, занимающему ту или иную комнату за окнами, выходящими на север, на которые я смотрел, идя через палисадник к зданию. Я никогда не бывал севернее города, где жил в то время, но часто думал о районах, лежащих в том направлении. Я надеялся, что они состоят из
в основном ровные луга, а не красный песок или гравий, которые я иногда видел на фотографиях внутренних районов Австралии.
В трамвае отец рассказал мне, что двухэтажное здание – монастырь ордена монахинь, основанного специально для обслуживания сельских районов Австралии. (Учителя в моей школе были монахинями, но из ордена, основанного в Ирландии; да и дома, где они жили, я никогда не видел.) Монахиня, с которой мы собирались встретиться, почти наверняка занимала комнату на верхнем этаже. Однако для мужчины, даже такого юного, как я, было бы немыслимо выйти за пределы передней гостиной монастыря.
В этой передней гостиной, во время нашего визита в монастырь, который состоялся в какой-то жаркий полдень середины 1940-х годов, меня, моих родителей и брата встретила женщина, внешность которой я почти не помню. Коричневые одежды закрывали всё, кроме лица, которое теперь кажется мне лишь розовым пятном. Я понял, что мой отец и монахиня были знакомы ещё до моего рождения, и только сейчас мне вспомнилось, что отец представил её мне как человека, в молодости бесстрашно скакавшего на лошадях по загонам и болотам.