Большую часть времени, пока я писал то, что впоследствии стало моей первой опубликованной книгой, я представлял себе некий пыльный задний двор в каком-то отдаленном городке в штате Виктория. В глубине этого двора стоял забор из металлической сетки. За сеткой находился двор за домом.
Где жил человек, которого соседи иногда называли «сумасшедшим старым холостяком». Этот человек разводил редкую породу домашней птицы – бурых леггорнов. Птиц держали в загонах и клетках, а задний двор использовался для выращивания травы и зерна для корма птиц. Вдоль упомянутой выше сетки располагалось то, что владелец птиц называл своим ячменным полем. Если бы я сам когда-нибудь сделал запись в дневнике, подобную упомянутой выше, я бы написал, что жители тамарисков хотели бы исследовать внутреннюю часть ячменного поля.
В течение шестнадцати лет, когда я был преподавателем художественной литературы, я прочитал много книг и статей писателей или о писателях, и я собрал много сотен высказываний, которые, как я думал, могли бы быть полезны моим студентам. Некоторые из высказываний я с трудом понимал; с другими я не соглашался; но большинство высказываний я предлагал своим студентам, чтобы они могли узнать больше, чем мои собственные взгляды. Одно высказывание, которое я год за годом хранил среди своих заметок, но редко читал студентам, рассказывало, как русский писатель Иван Тургенев утверждал, что открыл многих из персонажей, о которых он писал. Согласно высказыванию, Тургенев впервые встретился со многими персонажами во сне. Некоторые персонажи, казалось, являлись писателю во сне. Персонажи, казалось, донимали его; они, казалось, умоляли его написать о них; они, казалось, жаждали стать персонажами в его произведениях.
В течение большей части лет, предшествовавших моему прекращению писать, я не слишком радовался любому персонажу, который во сне умолял меня позволить ему или ей войти в мою литературу. Я пытался объяснить персонажу, что он или она всё равно останется всего лишь персонажем, даже если я буду сообщать о его или её существовании в своей литературной деятельности. Я пытался объяснить, что ни один персонаж не может существовать в моей литературной деятельности; что любой, упомянутый в моей литературной деятельности, не может быть чем-то большим, чем вымышленным персонажем, даже если он или она может показаться похожим на кого-то другого, живущего в месте, часто называемом реальным миром, или на какое-то другое…
другой персонаж, упомянутый в каком-то художественном произведении. Однако, справедливости ради, я мог бы попытаться объяснить, что условия существования персонажей в моей прозе отнюдь не были жалкими; что многие из таких персонажей появлялись на фоне преимущественно ровной, поросшей травой сельской местности; и что многие персонажи были предметом моего постоянного любопытства, так что я жаждал быть с ними на дружеской ноге, даже если единственным средством для этого был нелепый проект стать персонажем собственной прозы.
Однажды, когда я пытался написать художественное произведение, которое никогда не закончу, и пока я спутанно думал о вымышленных персонажах и персонажах, о декорациях, где, как сообщалось, происходили вымышленные события, и о декорациях, которые могли лежать вне поля зрения за этими декорациями, – мне пришла в голову мысль, что писатель Иван Тургенев неверно истолковал то, что он, как ему казалось, видел во сне. Говорили, что он видел персонажей, умоляющих о том, чтобы их впустили в его художественные произведения, но я задавался вопросом, не ошибочно ли писатель истолковал вздохи, стоны и жесты персонажей. Я предположил, что Иван Тургенев был не менее тщеславен, чем большинство писателей-беллетристов. Я предположил, что он считал, что персонажи его произведений наслаждаются более удовлетворительным существованием, чем те заблудившиеся путники, которые появились неизвестно откуда, чтобы нарушить его сон. Затем я предположил далее, что заблудившиеся вовсе не были потеряны; что они стояли на самой дальней границе своей родной территории и умоляли писателя не пытаться писать о них, а отложить свои сочинения и присоединиться к ним: стать жителем их далеких стран или континентов.
Независимо от того, верно ли я истолковал опыт Ивана Тургенева или нет, мои размышления меня очень воодушевили. Теперь, наконец, я мог с уверенностью ответить на многие вопросы, которые давно меня мучили.