Часто это заканчивалось трагически.
Каждый, буквально каждый, кто находился под защитой Королевского купола и находился в столице Фиора, должен быть чистой крови. В его родословной должны быть только представители знати, пусть и часто это приводило к отношениям с дальними родственниками. Никаких ведьм, никаких нимф, сирен, простых крестьянок, что находились за стенами столицы. Наказание за нарушение этого обязательства было действительно ужасным. Ребёнка, в чьей крови смешались два разных класса, убивали прямо на глазах у матери, не терпя отговорок или клятв хранить молчание об этом.
Были исключения. Очень редкие, дорогостоящие исключения, которые очень долго обговаривались с заместителями королевы и придворными. Даже некоторой знати, что проживала близь замка, не было по карману это исключение. Но это был лучший исход для всех. Ребёнок оставался живым, но навсегда будет отобран у родителей. На протяжении месяца ему подготавливаются все важные документы и подыскиваются родители, которые живут далеко-далеко отсюда, навязывая не своего ребёнка в семью (им действительно всё равно, если в семье уже есть несколько детей) и, приказывая до конца жизни притворяться, что любят подкидыша.
Иногда лучше убить невинное дитё, дать ему родится там, где его ждут, нежели отдавать в настоящий Ад, из которого никогда никому не выбраться.
Я мог бы быть одним из них. Моя жизнь могла бы также легко оборваться, даже не начавшись толком. Если бы не моя мать, я бы не смог познать пусть и маленькую часть красот этого мира. Она была великой ведьмой, сердцеедкой, если верить словам отца, которая на всю жизнь вскружила голову Игнилу. Мои воспоминания о ней почти стёрлись под давлением психологов, пытающихся выбить её из моих мыслей, но я до сих пор отчётливо помню ощущение её мягких рук на моих волосах, запах лесной мяты, веточку которой она всегда носила на шее от злой магии. Я помню, как мы с ней часто гуляли по лесу, заглядывали в её домик, помню, как радостно носился с ней на пляже магического озера.
Я её любил. Всем еством любил бы, если не одно «но». Одна важная деталь, которую она оставила мне в память о себе после своей смерти. Огонь. Внутри меня вместе с кровью «великих» Драгнилов растекается настоящий огонь. Необузданный, сжигающий всё на своём пути, если перестать его контролировать. И с каждым годом это всё сложнее и сложнее. Огонь сжирает меня изнутри, пытается пробраться сквозь мой рассудок и захватить контроль надо мной.
В тот день я впервые не смог сдержать тебя. Всё было как в тумане, я не различал силуэтов ни детей, ни взрослых, которые мигом сбежались на крик. Я смотрел только на неё, буквально прожигая в ней новую дыру. В тот день огонь напевал мне сладкую песню, убаюкивая и успокаивая, будто это было нормой. Лишь на задворках сознания, где-то в маленьком уголке, я понимал, что это, чёрт возьми, не нормально. А огонь развлекался моим телом, лаская наши самолюбия.
В тот день, на мой седьмой день рождения, мои руки окропились кровью.
Девочка не выжила. Просто не смогла бы выжить из-за тех ожогов, что я огонь нанёс ей. Страшнее то, что никто тогда не знал мой секрет. Никто, кроме матушки, что в миг же подхватила меня и унесла глубоко-глубоко в лес, пока её нежные ступни не сбились в кровь, а огонь на время отстал от меня. Она ещё долго просила у меня прощение за это проклятие, за мою будущую жизнь, что разлетелась, словно карточный домик. А я не понимал её, смотря на свои обожжённые руки и бесконечно спрашивая, почему моя кофточка в крови.
Потом мы жили в лесу, в небольшой деревушке под каким-то странным куполом, за пределом которого не было видно этих милых домиков. Мама говорила, что это её родной дом и что на некоторое время мы останемся здесь. Я и не был против, ведь моих сверстников здесь оказалось достаточно, чтобы я вновь почувствовал себя не лишним и не особенным. Только... я был там единственным мальчиком. Мне приходилось подолгу сидеть на краю поселения и, всматриваясь в мигающие разными цветами знаки на границе «щита», размышлять, что здесь делают с мальчиками? Может, съедают? Или делают из них девочек?
Ещё с первых дней меня здесь полюбили. И не только старшие женщины, которые вечно были намерены меня покормить или поговорить. Мама шутила, что я идеально смешал в себе обаятельность и миловидность своих родителей, которые также легко могли завоевать внимание противоположного пола. Я не осознанно смог привлечь самую вредную девчонку, которая приходилась дочерью Королевы; девочка вечно пыталась меня подколоть, задеть, ставя подножки или подсыпая песок мне в рубашку, за что и получала от меня ответы. Ох, как же мы «развлекались» вместе, доводя до ручки своих матерей.