– Тогда зачем тебе пистолет?
– Для безопасности, – спокойно объяснил Кирилл.
«Если есть ружье, оно непременно выстрелит…» – припомнила я старинную поговорку. Но не стала заострять на том свое внимание.
Искупавшись, Кирилл предложил разжечь костер и провести вечер у озера. Я не возражала.
Глава 27
– Почему Алиса утверждает, что вы с Мирой расстались в вечер перед убийством? – задала я давно интересующий меня вопрос.
– Не знаю, откуда такая убежденность. Мы часто расставались с Мирой, практически каждый день, но это ничего не значило.
На лицо его падали тени от костра, особо резко выделяя скулы и крутой подбородок. Густые брови тяжело нависали над потемневшими глазами – раскосыми, блестящими, внушающими необъяснимый трепет.
Черные как смоль волосы, широкие плечи и длинная смуглая шея снова напомнили мне воина-одиночку из древних азийских легенд.
Мы сидели, укутавшись в одеяла, как некогда кочевники в оленьи шкуры и, разделяемые пламенем, коротали вечер беседами.
– Алиса неравнодушна к тебе, ты ведь наверняка догадываешься.
– Нужно поскорее уезжать от сюда. – Он грустно покачал головой. – Но пока не могу. Не только из-за подписки… Память слишком свежа, чувства слишком свежи...
– У тебя ведь масса поклонниц. Как ты справляешься с ними?
– Очень просто, – ответил он безразлично. – Раздаю автографы и иду домой спать. Один.
Я улыбнулась.
– Для человека с таким призванием ты слишком любишь одиночество, разве нет?
– Одиночество почему-то принято воспринимать, как порок, как нечто негативное. Но для меня это спасательный круг, надежный способ добраться до уединенного острова собственной души. Я вырос в суете, но это не значит, что я ей подвержен.
– Извини, если мои вопросы напоминают интервью.
– Ты больше не журналист, – задумчиво ответил Кирилл. – Можешь спрашивать меня о чем угодно. Тебе же интересно, к примеру, почему я не увез ее от сюда? Ей нельзя было здесь оставаться, и я это видел.
– Что-то не пускало ее?
Он кивнул:
– Мира хотела разобраться со своей родней.
– С родней, – удивилась я. – Она искала родных?
– Говорила, что у нее объявился папаша. Реальный мен, по ее словам, едва ли не первая шишка в городе.
– О, Господи! Это может быть правдой, – ухватилась я за предположение.
– Или же продуктом богатого воображения. У Миры было много версий собственного происхождения. Незаконно рожденная дочь мэра, например. Липка – от того, что нашли ее под липой, а не потому, что такую фамилию ей дали при регистрации в детдоме. Мать то отказывалась от нее (залетная артисточка), то чаще умирала при родах. Либо родители попросту гибли в автокатастрофе. Не исключено, что она сама верила в подобные выдумки. Смотря какая Мира просыпалась в ней тогда.
– Но что, если она действительно отыскала отца?
– И он ее задушил, – холодно пошутил Кирилл. – Чтобы не обременять себя лишними заботами.
– Понимаю, звучит по-дурацки... Но Мира могла на что-то претендовать, и вообще, если он «реальный мэн», может, испугался огласки, ведь незаконные дочери не всегда вписываются в планы первых шишек города.
– И тогда, ты думаешь, он нанял убийцу? Исправить невыгодное для себя положение? Даже если на миг поверить, что она говорила правду...
Он покачал головой.
Эта версия казалась слишком надуманной, и потому не вызывала желания ее развивать.
Кирилл подбросил сухих веток в огонь. Я наблюдала за тем, как их быстро и ненасытно поглощает пасть костра, высоко и ярко вспыхивало пламя, удовлетворенно шипело и потрескивало.
Созерцание огня каким-то дивным образом оголяло и согревало душу, как если бы это был дух мудрого мага, умеющего осветить даже самые потаенные чувства, незаметно вырвать их из тени.
– Что с убийцей Егора Панина? Его нашли? – спросил вдруг Кирилл.
– Нам сказали, что действовал профессионал. Когда стали проверять деловых партнеров Егора, все оказались чистыми, как святые… Разве можно просто взять – и отобрать у другого жизнь? Из-за денег? Неужели проклятые бумажки того стоят? Я никогда не смогу понять этого. Что может оправдывать убийство?
– Самозащита, случайность, война, – заметил Кирилл с расстановкой.
– Самооборона – природный инстинкт, согласна. Случайности не противостоишь. Но когда речь идет об умысле…
– Может, сводили счета?
– Сомневаюсь, что Егор имел врагов. Все знали его, как человека чести.
– И тем не менее… Учитывая то, что заказное убийство само по себе – недешево и рискованно, редко кто берется за такое забавы ради, – заключил он логично. – Может кто-то имел основания не допустить вашей свадьбы. Убить могут из банальной зависти, ревности, неразделенных чувств?
– О, поверь, я знала всех, кому Егор был симпатичен. Но так далеко никто бы не пошел.
– А с твоей стороны? – Кирилл странно взглянул на меня.
Я покачала головой:
– Тем более. До знакомства с ним у меня никого не было.
– Даже врагов? – Уточнил он многозначительно.
– Если ты клонишь к тому, что Егора убили, чтобы заставить меня страдать… В моей жизни нет таких людей. Хотя удар, без сомнения, оказался бы точным.
– Но киллеры не ошибаются… Скажи мне, – спросил он вкрадчиво, внимательно изучая меня сквозь танцующее пламя костра. – Тебе же хочется найти заказчика? Ведь он и есть убийца. Что бы ты с ним сделала?
Я вздрогнула, будто ко мне под плед неожиданно ворвался ураган.
– Хотелось бы разодрать его на куски, – продолжал Кирилл, – поддать нечеловеческим пыткам? Убивать.. и воскрешать, чтобы снова потом убить!
– Мне хотелось бы правосудия…
– Какого именно, – настаивал он.
Я ничего не сказала и он предположил за меня:
– Ведь не того, что до сих пор не нашло виновного?
– А ты что хочешь, – спросила я дрожащим голосом. – Наказать убийцу его же методом? Занять его место? Создать нескончаемую кровавую цепочку? Потом убьют тебя, твои родные снова будут мстить… Любовь, проливающая реки крови? Так, по-твоему, человек становится сильнее, боль проходит, наступает бесконечное счастье и покой?
Но Кирилл оставался непреклонен.
– Тогда представь, что душегуб Егора стоит перед тобой! Прокурор разводит руками. Недостаточно улик, еще что-то. Что бы ты сделала?
Лихорадочное дыхание мешало сосредоточиться, сердце заныло и забилось так громко, что я почти не слышала собственный голос.
– Я не знаю! Правосудие – понятие не только земное. Я верю в возмездие! Никто не останется безнаказанным. Если я узнаю имя убийцы безоговорочно, но не смогу доказать его вину перед судьей… кровь Егора не исчезнет с его грязных рук, с его грязной души! Наказание так или иначе придет за ним по пятам, по запаху этой крови… И не важно, что именно осуществит возмездие: случай или мои собственные руки! Он получит свое! Как и тот, кто убил Миру. Разве ты в это не веришь?
Я долго, настойчиво вглядывалась в посуровевшее лицо Кирилла. В глазах молодого человека снова возник пугающий стальной блеск, словно резко обнажилось лезвие меча, губы сжались и на челюстях опасно задвигались жевалки.
– Мне больше не во что верить, кроме этого…
Перед тем, как начать новый разговор, мы несколько минут хранили молчание, преодолевая внутреннее смятение.
Вокруг стояла тишина, лишь скромно ветер шелестел травой, да заводили свои вечерние арии сверчки, состязаясь в мастерстве…
И незаметно вечер преобразился в ночь.
Ночь, затаившись, грустно взирала со дна озера, из глубины сада, с высоты бескрайнего неба; робко, осторожно, почти недвижимо, боясь спугнуть своим призрачным дыханием нашу длинную откровенную беседу у пылающего в полную мощь костра.