Подслушивала многочасовые душевные изливания вплоть до проблесков зари, пока бушующее пламя вдруг не осело и не замахало прощально острым, бледным лоскутком, и где-то совсем поблизости одна за другой слились в хороводе громкоголосые переклички деревенских петухов.
В одно мгновение небо побелело, а воздух сделался свежим и прозрачным.
Так мы растворились в пространстве, совершенно забывшись и потерявшись во времени.
И наступил рассвет.
Явил нежную синеву росы, которой щедро выплакалась ночь, и наполнил легкие сладкими ароматами просыпающейся природы.
Мелкие поселенцы озера, чей сон мы так бестактно тревожили всю ночь, поднимались небольшими стайками для утренней трапезы, кружили в поисках лакомств и, плавно лавируя в лучах восходящего солнца, переливались чешуйкой, словно доспехами.
А еще, повинуясь сложившейся у меня привычке, утро немедленно нагнало сонливость, усыпляя буквально на ходу, едва оставив сил, чтобы подняться и добрести до дома…
Кирилл догасил костер. Держался он очень стойко, несмотря на то, что был уже порядком измучен бессонницей и ему не терпелось поскорее забыться в глубоком, умиротворяющем сновидении. Не прояви я внезапной охоты выспаться, он бы вряд ли подал вид, что сам непременно в том нуждался…
Но то утро лишило нас всяких сил.
Без лишних слов, мы просто повалились по кроватям. В этот раз молодой человек предложил мне воспользоваться его спальней, сам же занял место на кушетке в гостиной.
А я мгновенно провалилась в очередной кошмар…
Преисполненная траурной обреченности, душераздирающая картина заброшенного города, сплошь укрытого грубым слоем снега и непробиваемой, как хромированная сталь, корой льда.
Улицы слишком узки, слишком холодны, темны и безлюдны.
Где я нахожусь и как сюда попала – никакого представления. Да и некогда было об этом думать.
Беспокоило другое.
Как отсюда выбраться?
Но, похоже, я заблудилась…
И бежала со всех ног… Но ничего не получалось! Сколько бы не прилагала усилий, чтобы двигаться как можно скорее, а все не могла сдвинуться с места.
Холод…
Холод и сырость ощущались слишком явственно, пронизывали тело и, казалось, саму душу… Пот заливал лицо, глаза. А сердце стучало в опасном, болезненном ритме.
Я что-то кричала.
Толи звала на помощь, толи наоборот, стремилась кого-то предостеречь об опасности.
Но ноги только беспомощно скользили по гладкому, как стекло льду, доводя меня до отчаяния, до полной безнадежности. А падение означало полный крах, шансов подняться снова никогда уже не предвиделось.
Западня…
Стопроцентный, неотвратимый конец!
Я не могла убежать!
Убежать на другую сторону улицы.
Там что-то есть.
Может, моя последняя надежда на спасение.
Но я застряла, навеки застряла на полпути, посреди заледенелой, недвижимой дороги, трепыхаясь в ужасе и панике, словно угодила в гигантскую паутину, специально приготовленную для меня этим мертвым городом.
Как же страшно!
Холод… стал мерзким, непереносимым, возник откуда-то со спины, усилившись в сотни раз, и сковал меня по рукам и ногам…
– Анна!
…Нужно двигаться быстрее!
Еще быстрее!
Нужно вырваться!
Ну, пожалуйста…
– Аня!
… Я больше не могу, не имею сил сопротивляться. Что-то ужасное, непреодолимое явилось за мной… Ему нужна моя душа, я знаю.
Это чудовище хочет сожрать меня живьем…
– Аня! Аня!
Не могу вырваться!
Не могу!
Помогите!!!
– Ты слышишь меня? Проснись!
Свирепый окрик на какое-то мгновение привел меня в себя.
Я смогла увидеть бледное, взволнованное лицо Кирилла. Почувствовать, что он встряхивает меня со всей силы, пытаясь возвратить в реальность. Затем очень нежно обнимает и старается успокоить.
– Это сон, всего лишь сон, – слышу откуда-то из далека его голос, кажущийся приглушенным, нереалистичным.
– Теперь все будет хорошо, – повторяет он снова и снова.
Меня трясет в дикой лихорадке, из горла вырывается отрывистый хрип:
– Нет! Не будет! Я не знаю, кто я. Где я? Зачем я здесь? Что происходит? — Единственная информация, доступная в тот миг чувствам и сознанию.
Я ничего не соображала, кроме ужаса и отчаяния.
Ни единой мысли в голове… Будто что-то защемило.
Лишь тупая безысходность, боль.
Вопящий голый нерв!
– Аня! Ты знаешь, кто ты. Ну же, ну же, возьми себя в руки! – приказал мужчина.
На глазах пелена.
Ничего не хочу видеть!
Слух притуплен.
Не желаю слышать!
Губы шепчут в бреду:
– Меня нет! Меня не существует…
Руки мужчины впиваются в плечи, яростно встряхивают, голова откидывается, готовая оторваться.
– Прекрати!!!
Но я лишь безвольная тряпичная кукла. Без чувств, без сознания. Перед взором появляется внезапная мгла, затягивает в себя пространство вокруг… Такая же мгла в голове. Что-то смыкается надо мной. Кокон! Все поглощает мрак...
Нечто тяжелое, резкое обожгло щеку, потом снова. Лицо запылало огнем, который тут же переметнулся в голову щемящим комком боли. Но это не было банальной истерикой, поэтому пощечины не возымели на меня никакого воздействия, кроме очередной вспышки боли.
Бешенная тряска снова повторилась.
Я отупело смотрю перед собою.
Крепко обхватив мою голову руками, Кирилл заставил меня посмотреть на него.
– А теперь послушай! Ты не представляешь, на что я способен, если ты не возьмешь себя в руки! Я не позволю тебе так жалко сдаться, ясно?!!
Его зрачки угрожающе сверкнули. Вглядываясь в мои глаза, он пытался высмотреть в них суть внезапного нападка.
– Ты слышишь меня?!!
Лишь что-то слабо шевельнулось внутри…
– Что ты хочешь? – Продолжал мужчина. – Умереть? Это главная твоя забота? Хорошо!
Он вдруг отпустил мою голову, но вместо этого что-то холодное прижалось ко лбу.
– Тебе станет легче, если я убью тебя?
Я молчала.
Когда он резко сдвинул предохранитель, по комнате разнесся громкий металлический щелчек.
Я даже не дрогнула.
Вместо этого дрогнула его рука.
И дуло пистолета уверенно переместилось к его подбородку.
Кирилл долго, с выжидающей яростью смотрел во все те же, ничего не выражающие, как кристаллики льда глаза…
Никакой реакции в ответ.
Мне было плевать, кого он застрелит первым – меня или себя.
– Черт бы тебя побрал!!!
Кирилл подхватил меня на руки и быстро куда-то понес…
Глава 28
Миллиарды мелких иголок впились в тело свирепым холодом. Резким, внезапным, настоящим!
Глотка взорвалась диким воплем, я захлебнулась и ушла под воду.
При виде дна сработал инстинкт самосохранения, который дремал все это время в забытых ячейках с уникальными способностями организма. Ему стало истинно начхать на душевный припадок, едва не вогнавший мозг в анабиоз.
Все рефлексы ожили разом.
Бултыхаясь в воде, я бессильно и хаотично гребла к камню, на котором Кирилл стоял столбом, безучастно, даже не шевельнувшись, чтобы помочь мне выбраться из воды.
Долго, очень долго я карабкалась наверх, мышцы почти не двигались, тело онемело, кожа стянулась, стала похожа на фиолетовый панцирь. Живот скрутило и меня вырвало водой, которую я успела наглотаться при своем отрезвляющем купании.
Я беззвучно зарыдала…
Кирилл приблизился ко мне не сразу, внимательно изучая мои действия. Но когда я принялась бормотать что-то вроде: «У меня повредился рассудок. Это конец…», – снова одним махом подбросил меня на руки. Но уже для того, чтобы вернуться в дом.