- Эммм... - замычал Монако. - Ну, в принципе... Есть за что... Но не нужно ведь плакать.
Он тут же обнял ее.
- У тебя есть другая? - сквозь слезы спросила жена.
Монако не знал что сказать. Он ехал туда в полном желании покончить со всем. Он был готов к самому страшному и безвозвратному. Он ожидал всего. Но только не этого! Его сильная и принципиальная жена сидела и плакала, просив у него прощения! Первый раз за много лет, проявив слабость!
- Нет. С чего ты взяла? - тут же машинально воспользовавшись первым принципом любого мужика "Ни за что не признавайся!", ответил он.
- Тебя видел муж моей подружки на пляже с девушкой. Вы гуляли по пирсу. Длинноногая блондинка.
Монако попытался вспомнить длинноногих блондинок. Конечно же, нет. Он гулял с Ней. Они приехали на Золотой Берег и гуляли по пирсу. Но Она не была блондинкой.
- Ну, возможно, я был на пирсе. Я не помню точно... Я мог просто приехать подышать воздухом на море и встретить знакомую. Почему, вдруг, мы сразу же с ней должны быть в отношениях?
- Ты приехал с ней и уехал тоже.
Тут сложно уже было подобрать контраргумент. Оставалось только играть в удивительное сиюминутное всплытие в памяти факта встречи знакомой и приятельской поездки к морю.
Но как бы там ни было, и что бы они там друг другу не рассказывали, они оба играли в одну игру. Где жена капитулировала и готова была выслушать любой его довод, вплоть до похищения его инопланетянами или вселения в его тело существа из параллельной реальности, лишь бы сделать вид, что она ему верит. А он, подобно, братьям Гримм, сочинял сказки на ходу.
Железобетонно было лишь одно. Он любил другую, к которой уже через считанные дни, наконец, из рейса возвращался парень. А Она... Не было понятно, кого Она, все-таки, предпочтёт. Многообещающего юношу со всеми необходимыми любой девушке атрибутами, или его - видного парня без кола и двора. Каким бы романтичным не был Монако, он все-таки, где-то в глубине понимал, что, даже, если они и попытаются обрести с Ней рай в шалаше, то этот рай продлится совсем недолго. Он видел, как, спустя время, Она снова возвращается к своему парню, а он, остается один.
Тем утром он так и не рискнул признаться, оставив все, как есть. Он отвез жену домой и, обняв, высадил из машины и поехал работать.
Не успел он приехать на первое занятие, как получил от жены первое смс.
- Я тебя люблю, - про себя прочитал он. - Прости меня еще раз...
Парню стало немного не по себе. Его ученик что-то говорил ему по-английски. Он вроде кивал головой, вроде слышал. Но не мог слушать. Черт! Как это?! Зачем?! Почему она возвращается?! Его, та, любимая девушка... Зачем она делает это?! Ведь ему было так легко! Еще утром он ехал и знал, чего он хотел. А теперь?
Он как будто уплывал на лодке, гребя веслом по черной ледяной воде Атлантического океана... В тишине окружавших его трупов замерзших людей, одетых в яркие спасательные жилеты и монотонно качавшихся на небольших волнах в воде. Он едва различал в темноте их тусклые бело-серые лица. Огонь свечи в лампе за стеклом, на носу лодки, казалось, двигался в такт волнам. Он плыл туда, где его ждало спасение. Подальше от того места, где еще каких-то несколько часов назад на Титанике играла музыка, и танцевали люди. Подальше от того места, куда его совсем недавно чуть не утянуло под черную ледяную воду, ушедшим на дно гигантским кораблем. Он был рад, что выжил. Он был рад слышать пение своей Сирены. Она пела ему... Где-то за горизонтом. Он отчетливо слышал каждое Ее слово. Он уже начал Ей подпевать, как услышал глубокий вздох и крик своей Пенелопы. Она была там. В воде! В его прошлом. Среди трупов, которые он оставил позади! Но она была жива! Она дышала! Молила о помощи... Она хотела жить!
- Are you Okey? - сквозь свои мысли услышал голос ученика Монако.
- Sorry, - пришел в себя преподаватель. - Soliloquizing...
Жена писала ему на протяжении всего дня. Спрашивала как дела. Что он хотел на ужин. На первое. Второе. Она специально несколько раз выходила в магазин и ждала его домой, словно у него был день рождения или они прощались навсегда. Он насчитал пятнадцать смс. В этот день она написала ему столько, сколько в сумме писала за год, два.
Он ехал от своей любимой Сирены домой, бил рукой по рулю и матерился.
- Твою мать! Зачем ты делаешь это?! - кричал он.
Мог ли он развернуть лодку? С другой стороны, как он мог этого не сделать?! Ведь его любимый человек звал его! Тот самый человек. Та самая любимая его одногруппница. Его жена.
Когда он позвонил в дверь, она почти моментально открылась. Она ждала его на кухне. Возможно, сидела и прислушивалась к каждому шороху в подъезде, к каждому хлопку двери. Возможно, уже приоткрывала дверь и смотрела в темноту, где, поймав одеждой фотоны от небольшой лампочки над входом, должен был появиться он.