Петербуржцы редко игнорируют солнце. Каждый темный полдень ноября будешь припоминать свет, что упустил. Потому в такие дни в городе всегда людно: стоят-болтают, сидят по лавкам, прогуливаются.
В маленькой железнодорожной станции признать Петербург можно разве что по погоде: никаких колонн, исторических зданий и водных каналов. Мне больше напоминает Воронеж. Бабули тянут тканевые тележки, подростки ходят с usb-колонками на полную громкость.
У Голубки тоже музыка – в наушниках. Что она слушает? Может, You Should Be Sad Холзи? Раньше мне под нее всегда шлось бодрее. А в такой день точно хотелось идти быстро, в такт музыке, смотреть, как пружинят надувные колеса коляски от еще теплой земли, щуриться на солнце, на секунду будто теряя зрение. Улыбаться последней капле золота с неба перед месяцами гнетущей темноты.
Вряд ли те, кого позже назовут очевидцамитрагедии, кричали, но они уверены, что хотя бы окликали женщину. Они показывали пальцем на красный сигнал светофора железнодорожного перехода. А она все равно шла дальше. Видимо, это были хорошие наушники, с шумоподавлением. Сапсан, рукотворный сокол, такой же молние носный и хищный, за долю секунды снес только-только коснувшуюся настила вдоль рельс коляску. Женщину отбросило потоком воздуха. Ее одиннадцатимесячная дочь, быстро синея, покатилась в канаву.
День начинается с секунды, в которой я обтираю руки кухонным полотенцем, на столе тарелки, а на плите жареная картошка: скоро ужин. Подвывая, входит Алиса с вываленным бледным языком, с капающей слюной. Уже без способности произносить слова.
Что было до этого момента, я не помню, и это странно. Вообще-то все материнские будни начинаются и заканчиваются одинаково. Попросите мать описать один свой день, и вы узнаете, как проходят все ее дни, за исключением чрезвычайных обстоятельств.
Может, я не помню начало этого дня именно из-за чрезвычайности и именно из-за обстоятельств? Могу ли я в таком случае предположить, каким был мой день, опираясь на все остальные самые обычные дни? Остались ли от того дня хоть какие-то зацепки, детали и хлебные крошки, что помогут мне все понять сейчас, раз не вышло тогда?
Если бы мы были героями новостной заметки, мне бы хотелось, чтобы за стандартными формулировками следовало объяснение: в какой именно момент и почему я оставила дочь без присмотра. Но на память опираться не получается. Была это психологическая защита или какая-то иная форма сохранения рассудка, но я не могла вспомнить события утра и дня даже тем же вечером, оправдываясь перед мужем, бригадой скорой помощи, врачами и полицейскими. Я все повторяла:
я не знаю как это произошло
я не знаю как это произошло
я не знаю как это произошло.
Передо мной лежит листок со штампом Детской городской клинической больницы № 5 имени Н. Ф. Филатова. Он гласит, что пациентка в возрасте 2 лет и 2 месяцев поступила с подозрением на ожог ротоглотки и пищевода. Что 10.08.2020 года приблизительно в 16:00 она съела (дальше одно слово неразборчиво, кажется «прожевала») лист диффенбахии.
В 16:00? Я накрывала стол к ужину!
Усомнившись в правдивости документа, открываю переписку с мужем в Телеграме. В то время он работал в офисе, и мы писали друг другу буквально обо всем: где находимся и куда собираемся пойти, сиюминутные мысли и новости, которые нужно обсудить вечером, списки покупок и дел. Не знаю, нормально ли это, но сейчас такая дотошность оказалась полезна.
Ранним утром, пока Максим едет на работу, а дети спят, я делаю заказ в онлайн-магазине.
Мемы, обсуждение списка продуктов на неделю.
Около 11 утра мы коротко проходимся по политической повестке: за день до этого, 9 августа, в Беларуси начались протесты.
В 11:39 я с детьми на прогулке: присылаю ту самую ромашку, и несколько сообщений мы обсуждаем отличие режима съемки «48М» от стандартного «Фото».
Через 27 минут присылаю голосовое на 1 минуту 22 секунды, в котором рассказываю о падении Алисы с детской игровой установки. Она успела выставить перед собой руки, но все же испугалась и заплакала. Рассказываю подробно, со всеми деталями. Слушать свой голос всегда сложно, а такой подавленный даже как-то жутко:
«Обработала царапинки на руках, их буквально две штучки, и прям крошечные. Приклеила пластырь тот, детский, помнишь, для прогулочной аптечки покупали? Хорошо, что я ее не забыла. Алисе нравится Микки-Маус на пластыре. Дала конфетку».