В обед еще немного перебрасываемся политическими мемами. Между обсуждениями я упоминаю, что уложила детей на дневной сон и села за работу.
Еще одна ниточка.
Проверила Гугл Документы и почту. Действительно, 10 августа я написала и сдала очередной текст.
В самом начале первой беременности токсикоз отчетливо дал понять, что не позволит работать дальше трех метров от унитаза. Я начала искать удаленку. Смогла устроиться рерайтером в компанию, изготавливающую БАД от младенческих колик. Ничего сложного: неоригинальные тексты на сайт про выбор идеальной коляски и первых резиновых сапожек. Из новостной повестки только пособия.
Начальник, мужчина с заметной шепелявостью и намечающейся лысиной (судя по телефонным переговорам и аватарке), на вопросы о чуть более серьезных темах отвечал:
– Ну сасем фсе эти гадости, а? Фесь этот негатиф? Мы не долсны тыкать ф нос сем-то плохим, мы говорим о сясье материнства. Ты сто, не хосесь сясья? Ты хосешь только гофно? Да, Таня? Да?
– Нет, конечно. Я хочу счастья.
Кто же не хочет счастья в материнстве? Кто скажет: я хочу говна?
Муж говорит, я сама хочу страдать.
Я собиралась, швыряла в сумку пауэрбанк, кошелек и наушники, еле сдержалась, чтобы не кинуть пудреницу, – именно так разбила предыдущую.
– Ты сама все берешь на себя, а потом жалуешься, что устаешь, – сказал он.
Нет, я не устаю от чего-то. Усталость перманентна. Нет секунды, в которой я не вымотана, просто иногда даже этот, уже привычный, уровень истощения превышен. Бордово-красный столб пересекает высшую отметку стремительно и внезапно для всех, даже для меня самой. Тогда наступает время ссоры и время отъезда.
– Так если переложить дело на тебя, нужно сначала напомнить, потом подробно рассказать, как его сделать, потом проконтролировать, потом переделать, потому что все было сделано неправильно.
– То есть ты хочешь сказать, что я вообще ничего не делаю?
В то утро я ничего не сказала. Поцеловала спящих детей в сухие лбы, но без особой нежности, на мужа даже не посмотрела и уехала на Балтийский вокзал.
В Ленобласти живет моя подруга. Поездки к ней – порция сиюминутного узнавания давно прошедших событий, сплетен об одногруппниках, всей теплоты студенческих времен. Десять лет назад, в Хабаровске, я обрела мужа и будущего отца моих будущих детей, профессию и подругу. Спустя годы и тысячи километров мы снова оказались рядом, но не из-за метафор о дружбе и студенчестве, а просто по месту работы своих мужей.
Всю дорогу до вокзала напускаю на себя максимально отрешенный обыкновенный вид. На входе театр безопасности: рюкзак на ленту, телефон в лоток и через рамку. На кассе театр вежливости: ваш студенческий – ой, ну что вы, так давно это было.
Электричка набирает ход. Локомотив с трудом тянет человеческую тяжесть мимо гаражей, ангаров, где принимают лом черных и цветных металлов. Черепица, кровля, печи, котлы, дымоходы. Грязные вывески заслоняет луч солнца, но я не помню, какой это был месяц. Неужели июль? Даже если я выезжала темным ноябрем, приезжала солнечным летом. Где воздух чище, свежее, дышится лучше и вообще радостнее.
Или я все это выдумала. Даже солнце. Даже июль.
Отсюда кажется, что никакой смены времен года не существует. Одна бесконечная зеленая муть. Склизкие водоросли щекочут подмышку – мне не смешно, но уже и не противно. Осевшая тина обвивает щиколотки, а еще молодая тянется вдоль моего тела.
И вдоль путей тянется трава. Та, сухая, с пушистыми головками. На минуту солнце перекрывает проходящий мимо поезд, и от его тени становится приятно. Вновь открывшийся вид на гаражи подсвечивает бюст Ленина без постамента. Он лежит на боку и смотрит в небо пустыми белыми грубо окрашенными глазами. Щурюсь, даже сейчас, думаю не без удивления, но все же с легкой надеждой: все вожди конечны.
Ближе к окраине города по земле расползаются мусорки и кучкуются новостройки. Не поймешь, какие строятся, а какие уже готовы, и те и другие выглядят обкусанными. В электричке пожилые покупают всякую нелепицу у громких продавцов: вертолетики и вертушки для внуков, сумки хозяйственные, очки, шариковые ручки, полотенчики, носки, лампы, которые экономят 35 копеек каждый час, антинакипин, налобный фонарик, мочалочку в вакуумной упаковке производства Москва. Неужели никто из них не слышал о вреде для экологии? Но ведь раньше как-то без всего жили и нормальными выросли. Или только мы не растем нормальными, а они, раз уже выросли, – нормальные?