«Я переспала с Эшем Кервелом. Обкурилась, напилась и трахалась с ним». Сглатываю, беру мочалку и наливаю гель, начиная тереть тело.
Шлюха.
Я чувствую себя грязной.
Грязной и отвратительной.
И ненавижу себя.
Я так тру кожу, что становится больно, а на ней появляются красные пятна.
— Вот черт… — сползаю по стене и упираюсь головой о плитку кафеля. Слезы смешиваются с водой. Начинаю задыхаться и закрываю рот ладонью, осознавая, что я наделала.
Все это время я была только с Крисом, и теперь кажется, что предала его. Перечеркнула то, что между нами возникло: связь, чувства…. надежду набольшее. Я все испортила. Меня душит и, кажется, что я сейчас задохнусь. Горло сжимают тиски, а из груди вырываются болезненные стоны. Внутри так паршиво, что хочется кричать. Я опускаю голову на колени и всхлипываю.
«Дура. Какая же дура».
Вода продолжает течь по телу и смывать то, что сделала ночью. Хотя, я уже никогда не смою это клеймо.
Выключаю ее и выхожу из ванной. Эш спит, что к лучшему: не представляю, что бы говорила и как объяснялась. Быстро натягиваю разбросанное белье, платье и выхожу. Захожу в свой номер и хаотично начинаю кидать вещи в чемодан, судорожно бегая по комнате.
— Вот черт…
Я переодеваюсь, натягивая джинсы и свитер, сушу волосы и вылетаю из отеля, ловя сразу же такси.
— В аэропорт.
*песня, которую поет Меган Веве — Cocaine
Глава 14
Нью-Йорк, США
Всякий раз, когда мы сворачиваем доллар трубочкой, мы душим президента.
Мэрилин Мэнсон
Я влетаю в свою квартиру и хлопаю дверью так, что, кажется, по стенам трещины разойдутся. Кидаю чемодан и падаю на кровать, прижимая подушку к гудящей голове. Таксист так странно смотрел, будто я наркоманка и у меня ломка последней стадии; а в самолете я съела две порции лазаньи и салата, причем на калории было совсем плевать, как и на ведьму Микаэллу, которая может убить за пару лишних грамм — голод оказался зверским.
Вздыхаю и поворачиваюсь на спину.
— Вот черт…
Кажется, это слово я повторила сегодня раз сто, а то и двести, не меньше. В голове четко вспыхивает лицо Криса и ночь на пляже. Но почему, почему сейчас, когда уже все произошло и ничего вернуть нельзя? Почему у меня нет заветной лампы и Джинна, исполняющего три желания? Почему я в тот момент не подумала своей глупой головой? Сейчас бы не грызла совесть так, что хотелось кричать от безысходности.
— Черт…
Повторяю это снова и снова — слово дня. Укрываюсь одеялом с головой и тяжело вздыхаю.
Эш Кервел не входил в планы, и секс с ним — тем более. Но самое отвратительное то, что мы делалиэтораза три… или, может, четыре? Я переворачиваюсь с боку на бок, отчаянно вспоминая события ночи-ошибки. У него оказалось только три презерватива (Аллилуйя!), и после третьего раза мы оба отрубились (Аллилуйя в кубе!!!). Закрываю лицо рукой и разочарованно стону. Почему я такая дура? Ну почему? И почему нельзя отмотать время назад хоть разочек? Никогда прежде ненавидела себя, как сейчас: в голове зудит голос Марии Бринк* и песня «Whore»*, которая подходит в этой ситуации более чем кстати. Сколько раз такое происходило раньше, но я ни разу не мучилась угрызениями совести, а сейчас — сама себе противна. Трава, мартини и даже Эш Кервел (УБЛЮДОК) тут ни при чем. Я сама должна была остановиться и не переходить черту, но не сделала этого. Мой телефон звонит, в который раз за последние несколько часов — и снова неизвестный номер. Наверное, это Эш. Отключаю звук, прибавляю громкости на айподе и засыпаю под орущую Марию Бринк.
***
На следующий день с утра пораньше приходит Энди. В последнее время мы с ней не так часто видимся. Она входит и встревоженно оглядывает меня, стягивая пальто и шапку.
— Что с тобой? Ты такая бледная. Заболела что ли?
Энди отдает картонную подставку с кофе из Старбакса, и мы идем на кухню.
— Ты вчера прилетела? — спрашивает подруга и присаживается на стул.
— Да.
— И почему не позвонила?
— Я проспала почти весь день, — отвечаю и беру в руки стакан с кофе. Он еще горячий.
— Ладно. Рассказывай, что с тобой. Я же вижу, что-то случилось.
Кладу руки и голову на стол.
— Я переспала с Эшем Кервелом, — произношу убитым голосом.
— Что-о-о?! — кричит Энди и даже подпрыгивает на стуле, чуть не расплескав кофе, но потом берет себя в руки и спокойно уже говорит: — И-и-и… ты с ним переспала… но тебе не понравилось? Он плох в постели или что?
Да уж. Как это рассказать Энди, я не знаю. Может вообще не стоит ничего говорить?
— Просто этого не было в планах, — объясняю ей и смотрю в одну точку на стене. Я же сказала правду? Да.
— Но планы изменились. И что он сказал утром?
— Ничего.
— Как это? — непонимающе бормочет Энди.
Я вздыхаю, поднимаю голову и тру переносицу.
— Я ушла, когда он спал. Собрала вещи и улетела.
У подруги глаза становятся, как блюдца.
— Не понимаю тебя. И он не звонил?
— Я не знаю его номера, Энди, да и все равно, даже, если звонил, — беру в руки стакан и делаю пару глотков. — Я же говорю, вообще не думала, что так получится.
— Да уж, — она чешет нос и подпирает щеку рукой. — А что с Берфортом? Ты почти ничего не рассказала про Испанию.
— Ничего, — равнодушно кидаю и отворачиваюсь.
Энди недоверчиво косится на меня — в ней проснулся Шерлок.
— Ничего?
— Да, ничего, — жму плечами и смотрю на стакан с кофе.
— Ладно, — она убирает выбившиеся рыжие пряди за ухо. — А что будешь делать с Кервелом?
— А что мне с ним делать? — вопросительно поглядываю на нее.
— Даже не поговоришь с ним?
— Нет, зачем? Это была ошибка, не о чем говорить.
— А если вы встретитесь? — спрашивает подруга и подносит стакан с кофе к губам.
— Если встретимся, тогда будет видно.
Я об этом даже не хочу думать. Ни о Кервеле, ни о том, что произошло.
— У нас внеплановая фотосессия. Точнее, у тебя, — переводит тему Энди, чему я рада.
— Что за фотосессия?
— Для журнала L'Officiel Италия.
— Когда?
— Завтра надо лететь в Милан.
— Ладно.
— И еще перед кастингом на Нью-Йоркскую Неделю моды, тебе надо будет зайти к Микаэлле.
Я ухмыляюсь.
— Плохие новости в конце.
— Просто, чтобы ты была в курсе, — она жмет плечами и ставит пустой стакан на стол.
Мой желудок недовольно урчит, а в холодильнике ни черта нет — это я знаю наверняка, потому что редко что-то покупаю из-за своей работы.
— Может, закажем пиццу?
— Что? — удивленно таращится Энди.
— Что? Я хочу есть.
— Тебе же нельзя поправляться.
Закатываю глаза и смотрю на потрясенную подругу. У нее такое забавное лицо сейчас.
— Я не поправлюсь. Пицца и фильмы, как тебе? Или на сегодня какие-то планы?
Она мотает головой.
— Никаких планов.
Я широко улыбаюсь и беру телефон.
— Тогда решено.
***
Съемки в Милане и затем во Франции — я летаю из города в город практически каждую неделю, на отдых времени нет. Вечеринки, важные мероприятия, благотворительные вечера — за всем этим постепенно забывается и ночь в Чикаго с Эшем Кервелом, и Крис Берфорт. Хотя насчет последнего не уверена: как бы не гнала мысли о нем, все равно вспоминаю насыщенные карие глаза и наши душевные разговоры. Он перестал мне звонить, что к лучшему, потому что каждый раз, видя его номер, безумно хотелось услышать бархатный и успокаивающий голос. Но вовремя останавливалась: я не могу его любить, и не должна. Надо затушить эти дурацкие чувства и эмоции еще в зародыше.
Время летит так быстро, что я не замечаю, как уже наступает февраль. День Святого Валентина проходит дома с лэптопом, разными запрещенными вкусняшками, мартини и душещипательными фильмами: «Дневник памяти», «Спеши любить», «Вечное сияние чистого разума»… Лежу на кровати, уминаю пончики из «Бальтазара» и реву — все это напоминает, какую-то тупую рекламу по ТВ: «Тебе плохо? Бросил парень? Неразделенная любовь? Включи грустные фильмы о любви на День Святого Валентина и добей себя сама». Жестоко, но так и есть.