Я и не заметила, как начала плакать. Горячие слезы градом катились по щекам, а его слова до сих пор звенели в ушах. Он прав. Конечно, он прав, черт возьми! Я сама не знаю, чего хочу и загоняю себя в угол; все время убегаю от него и от чувств, которые испытываю. Это я все рушу. Рушу то, чего даже не было. Трусиха. Он мог бы быть только моим, но я постоянно все порчу. Во всем виновата я одна.
Захожу в свою квартирку, разуваюсь и устало плетусь в комнату. Из зеркала на меня смотрит что-то страшное и мало похожее на идеальную модель Меган Миллер. Горько смеюсь и упираюсь руками о трельяж. Не удивительно, почему водитель косо смотрел всю дорогу: тушь размазалась и потекла, щеки с темными подтеками, волосы спутанные — красотка, ничего не скажешь. Стягиваю с себя платье и устало падаю на кровать, закутываясь в одеяло. Как мне плохо, и морально, и физически. Но моральную боль ни с чем не сравнишь. Внутри как будто огромная дыра в груди, после слов Криса, и она затянется не скоро.
***
Лондон, Англия
На свой день рождения я лечу в Лондон — это единственная новость, которая радует за последнее время. С того дня, как я напилась в клубе и приехала утром к Крису, прошел месяц. Гребаный дерьмовый месяц. Я превратилась в какого-то робота, который делает все на автопилоте. Надо на вечеринку? Я еду на вечеринку. Сняться в ролике? Я снимаюсь в ролике. Фото-сессия? Я лечу туда, куда скажут. После рекламы для компании Берфорта, предложения так и посыпались одно за другим. Вроде бы надо радоваться, но я ничего подобного не чувствовала. Я вообще не испытывала никаких эмоций; я пустой треснутый сосуд, и мне было все равно.
И вот я лечу в Лондон и увижу, наконец, маму. От этого становилось легче на душе и спокойнее, тем более с ней мы виделись редко. А так можно сочетать приятное с полезным: съемки для журнала и отдых.
Такси несет меня на северо-запад Лондона в Киллбёрн, один из спокойных спальных районов. Сегодня мне исполняется двадцать один.
Я смотрю на улочки, мелькающие в окне автомобиля: людей почти нет, так как сейчас раннее утро. В основном это собачники и жители, которые любят утренние пробежки, либо компании, гуляющие всю ночь напролет.
Машина останавливается возле небольшого двухэтажного домика с зеленым газоном. Мама уже открывает дверь, и на моих губах играет счастливая улыбка от уха до уха. Обнимаю ее и чувствую, как на душе становится сразу же уютно — вот я и дома.
— С днем рождения, дорогая, — шепчет мама и крепче прижимает к себе.
— Спасибо. Ты сегодня работаешь?
— Нет, поменялась на пару дней, — говорит она, и мы проходим в гостиную. Я сажусь на диван и выдыхаю, оглядываясь вокруг: тут ничего не изменилось — все та же мебель светло-кремового оттенка, телевизор, журнальный столик, легкий тюль, ковер с абстрактным орнаментом и комод с фотографиями.
— Как перелет? — мама садится рядом и берет меня за руку.
— Все хорошо. Ты же знаешь, я частый гость авиалиний, — шучу и криво улыбаюсь.
Мама делает то же самое в ответ и снова обнимает меня.
— Хочешь перекусить? Мне кажется, ты еще больше похудела. Такая бледная…
— Тебе только кажется, ма, — успокаиваю ее и целую в щеку. — Пожалуй, я схожу в душ и переоденусь.
— Ладно, я на кухне. Все-таки сегодня у моей малышки день рождения.
Малышка, то есть я, беру чемодан и поднимаюсь по лестнице на второй этаж в свою комнату. Она выглядит как и прежде: одна стена оформлена в виде фото-обоев цветущей сакуры с летящими розовыми лепестками (всегда мечтала побывать в Японии), на другой стене возле кровати постеры разных звезд, в углу плетеный шкаф, стол с компьютером, полка с игрушками и книгами… Сажусь на кровать, и внутри все сжимается от переполняющих чувств — не верится, что уже прошло пять лет, как я здесь не живу. Все мои одноклассники заканчивают колледжи, а я уже со школы работаю. Как быстро летит время…
С мамой мы целый день проводим на кухне за разговорами и готовкой, но я больше мешаю, чем помогаю. Готовлю я так себе, хотя… кому я вру — я вообще не умею готовить, поэтому выступаю в роли «принеси-подай». Мама рассказывает последние новости о школе, наших соседях и одноклассниках. Да, в этом году ровно пять лет, как я окончила школу.
— Я редко, кого вижу, но знаю, что Милли Дайкут уже вышла замуж, а Робин Хейк беременна, — говорит мама, размешивая салат из курицы.
Я закатываю глаза. Наша «королева школы» и капитан команды болельщиц уже вышла замуж. Жизнь меняет людей.
— И за кого она вышла?
— Какой-то юрист, он старше ее. Я точно не знаю, — жмет плечами мама и открывает шкафчик, доставая какие-то специи.
— Точно. Про тебя спрашивала Холли.
Холли Пейдж — единственная девочка, с которой я общалась в школе. Из-за яркой выделяющейся внешности меня почти все ненавидели. Многие мальчики признавались в любви и предлагали даже встречаться, но на тот момент я была занята работой, съемками для журналов и показах мод. Поэтому ни о какой школьной любви не могло быть и речи.
— И как она? — спрашиваю маму, жуя шоколадное печенье.
С Холли мы перестали общаться после окончания школы. Я улетела в Нью-Йорк строить карьеру модели, а она осталась здесь — наши пути разошлись.
— Работает официанткой в «R H» и заканчивает колледж.
Может, стоит увидеться с ней? Наверное, глупая идея. О чем мы будем говорить? Лучшими подругами с Холли я не была, а школа для меня уже пройденный и давно забытый этап жизни. Да и времени нет на встречи, завтра ехать на съемки.
Вечером мы накрываем с мамой стол в гостиной.
— Не стоило столько готовить, — говорю, глядя на вкусно пахнущие блюда.
— Мы не так часто видимся, поэтому мне не для кого готовить. Работа не в счет, — говорит мама и наливает нам в бокалы красное вино. — Что ж, за тебя, детка. Я тобой очень горжусь. Горжусь тем, что ты сильная и целеустремленная. Чаще улыбайся. Я тебя люблю.
Ну вот, я сейчас расплачусь. Обнимаю ее и целую.
— Я тебя тоже очень люблю, мамочка, спасибо.
Чуть позже, поужинав и убрав со стола, мы присаживаемся на диван и смотрим телевизор. Это наша давняя традиция — какао и тв вечером. Сейчас я себя не чувствую разбитой, как это было в Нью-Йорке, наверное, помогает атмосфера дома и мама рядом.
— Ты снова задумалась, — слышу ее голос и встречаюсь с темно-зелеными глазами.
— Что?
— Ты целый день отрешенная, хоть и улыбаешься, но я вижу, тебя что-то беспокоит.
Смотрю в телевизор, особо не вникая в происходящее на экране. Идет какая-то развлекательная передача. Мы с мамой никогда не обсуждали парней, но сейчас хочется хоть с кем-то поделиться, а ближе нее у меня никого нет.
— Наверное… — вздыхаю и собираюсь с мыслями. — Не знаю, как сказать. Есть человек, который мне нравится… я думаю.
— Ты влюбилась, — мама улыбается.
— Не знаю. Я не знаю, что чувствую к нему, у нас довольно своеобразные отношения, — мне сложно говорить, особенно потому, что я ни с кем не делилась таким раньше — это очень личное.
— Знаешь, мы с тобой никогда не обсуждали мальчиков, да? В школе ты ими не интересовалась, и в какой-то степени я даже радовалась, что ты не наделаешь глупостей. Потом ты улетела в Нью-Йорк и не особо любила эту тему. Но сейчас я вижу, что тебе хочется с кем-то поделиться. Не держи все в себе, детка, я всегда готова помочь и выслушать, ты же знаешь.
Я обхватываю коленки руками и вздыхаю. Конечно, мама всегда на моей стороне…
— Он очень властный и уверенный в себе человек, но в то же время душевный и нежный. Иногда мне кажется, что в нем живут две личности. У него свой бизнес, хотя ему только двадцать семь, но он уже добился высот и успеха. И он очень красивый, — перед глазами вспыхивает образ спящего Берфорта, а губы изгибаются в грустную улыбку. — Мы познакомились в Париже еще осенью, но у нас… не было отношений. То есть, я не знаю, как это назвать. Нас тянет друг к другу, так сказать правильнее, но мы не были парой.
Мама понимающе смотрела на меня и не перебивала, давая выговориться.